Аддолората и Нэнси впервые после гибели Калоджеро остались вдвоем, они много разговаривали и радовались тому пониманию, которое возникло между ними. Рассказы Аддолораты, ее воспоминания были полны благодарности и любви к Калоджеро Пертиначе, ее доброму и мудрому мужу, которого она не ценила по достоинству при жизни. А он так любил семью и был таким заботливым отцом. Иногда Аддолората принималась плакать безутешно, как ребенок, а дочь обнимала и утешала ее. В такие минуты в сердце и в мыслях Нэнси разгоралась жажда мести. Она не знала, где, когда и как это случится, но знала, что непременно, рано или поздно, она отомстит за отца.


Нэнси торопилась домой, взволнованная и недоумевающая. Ее одолевали вопросы, сердце учащенно билось. На улице в эти дневные часы было немноголюдно: дети — в школе, мужчины — на работе, женщины — в магазинах за покупками. Ей хотелось, чтобы мама оказалась дома. Нэнси торопливо поднялась по четырем пролетам лестницы и, задыхаясь, остановилась перед дверью. Собралась было позвонить, но заметила, что дверь не захлопнута, толкнула ее и вошла в квартиру. Из полутемной прихожей она увидела, что на кухне матери нет. В гостиной царил необычный беспорядок. Туфли Аддолораты валялись у двери в спальню, оттуда слышались приглушенные стоны.

Нэнси вздрогнула, от страшного предчувствия мурашки пошли у нее по коже. Она оглянулась на входную дверь, словно намереваясь убежать. И все же она справилась со страхом и мужественно открыла дверь в спальню. Нэнси окаменела от того, что увидела, ужас парализовал ее, словно змеиный укус. На двуспальной кровати, где еще недавно рядом с матерью было место ее отца, лежала мать в разорванной рубашке, и ее насиловал, зажав рот, чтобы заглушить крики, какой-то мерзавец. Приглушенные стоны матери заглушались тяжелым шумным дыханием и бессвязными словами насильника, забывшего всякую осторожность в своей звериной ненасытности.

Немедленно любой ценой Нэнси должна остановить бесстыдное движение этого мерзкого обнаженного тела! Возле кровати разбросаны в беспорядке вещи этого подонка, а на спинке стула висит светлая кожаная кобура, из которой торчит револьвер. Нэнси, не раздумывая, метнулась к стулу, выхватила оружие, оно оказалось тяжелым для ее маленькой руки, Нэнси подхватила револьвер обеими руками и направила дуло в затылок насильника. Она заставила себя не думать ни о чем, не колебаться и, понимая, что это единственный способ спасти мать, выстрелила с непреклонной решимостью человека, совершающего возмездие без колебаний и сомнений. Руки мужчины разжались, тело стало оседать. Аддолората рванулась в сторону и приподнялась на кровати. Лицо ее исказилось от ужаса. Тело мужчины тяжело рухнуло на пол — и в ту же секунду Нэнси узнала в убитом Тони Кроче.

Нэнси посмотрела на мать, забрызганную кровью крестного, и встретила застывший от ужаса взгляд матери. Казалось, Аддолората не верила собственным глазам, ее руки инстинктивно пытались натянуть на голое тело разорванную рубашку, чтобы скрыть от дочери постыдную наготу.

— Господи, прости нас, — губы женщины дрожали, на лице застыла маска ужаса. Аддолората поднялась с кровати, руки ее были обагрены теплой и липкой кровью Тони.

И только в этот момент Нэнси снова ощутила острую боль внизу живота, к горлу подступила тошнота. Ее вырвало. Аддолората накинула халат и попыталась помочь дочери, но девочка уже овладела собой. Она попыталась собрать вместе разбегающиеся мысли, но тщетно… Она ничего не понимала, ничего не чувствовала. И тут спасительный образ всплыл перед ее глазами. Она вспомнила лицо африканского идола, его низкий голос и огромную фигуру, излучавшую силу и покой. Она вспомнила и слова Хосе Висенте: «В трудный момент можешь рассчитывать на меня». Думала ли она, что эта минута наступит так скоро!

Нэнси нашла телефонную книгу, перелистала ее, набрала нужный номер и, когда убедилась, что с ней говорит именно Хосе Висенте Доминичи, твердо и медленно произнесла:

— Говорит Нэнси Пертиначе. Мне нужна ваша помощь. Немедленно.

15

Хосе Висенте сидел на диване в гостиной на том самом месте, которое он занимал в тот первый раз, придя в дом Пертиначе. Нэнси стояла у окна и смотрела на игравших на улице детей. Машина, в которую двое мужчин погрузили тело Тони Кроче, скрылась за углом переулка.

Все было сделано четко и быстро. Аддолората сидела на краешке кресла, словно робкая посетительница. Она замыла следы крови, сменила белье на постели, расставила мебель, потом присела в гостиной. Она казалась символом горя, хотя хранила каменное молчание — не причитала и не плакала. Она думала о муже и о любовнике, мужа по ошибке убил киллер, любовника — дочь в момент, когда он насиловал мать. Господи, за какие грехи ее преследует жестокая, кровавая судьба?!

— Все кончилось, — пришел ей на помощь Хосе. — Забудьте об этом. — Аддолората не шелохнулась, Нэнси вздрогнула. Она снова увидела обнаженное, неистовое тело крестного, нависшее над матерью, услышала звук выстрела, вспомнила, как голову крестного взорвала пуля и он замер в смертельной неподвижности. Нэнси прижала руку к груди. Под голубой кофточкой она нащупала золотую цепочку с изображением Девы Марии, подаренную крестным в день ее первого причастия, и вытащила ее наружу.

Хосе поднялся и, казалось, заполнил всю комнату своим мощным телом. Он подошел к Нэнси и положил руку ей на плечо. Он почувствовал, как девочка дрожит, и его охватило странное трепетное чувство — нежность к этому на первый взгляд хрупкому, но такому волевому существу. Какая необыкновенная сила характера у этой девочки! Какая выдержка!

— Я его убила. Я буду молиться за него, — сказала Нэнси. — Я не знаю, что еще я могу сделать.

— Правильно, — поддержал Хосе. — Молитва — это хорошо, но лучше — постарайся забыть. Смерть записана в книге судеб и не зависит от нас.


Фрэнк Лателла сидел в большом вращающемся кресле, обитом темной кожей, за огромным столом из красного дерева. На столе — портреты в серебряных рамках, настольные часы, — одни из них шли по итальянскому времени, другие — по-американскому, — лампа с зеленым абажуром, золотая копия статуи Мадонны с мыса Сан-Вито, разложенные бумаги, ведомости, рекламные каталоги, несколько коробок с сигарами «Давыдофф». Облицованные темным деревом стены увешаны эстампами, изображающими старинный монастырь бенедиктинцев в Монреале, храм в Селинунте и вид Кастелламаре дель Гольфо с прямоугольными пересечениями дорог.

За спиной Лателлы висел портрет чистокровного жеребца по кличке Красный дьявол, лучшего из выращенных им, победителя знаменитых скачек.

Перед Лателлой сидел красивый улыбчивый юноша с ироническим взглядом. Хосе сразу узнал его, хотя и не ожидал встретить его сегодня в главной ставке. Это был Шон Мак-Лири — мускулистое тело и умная голова, — так считал Хосе. Шон поднялся и протянул Хосе руку, Доминичи пожал ее, Хосе был гораздо выше юноши и, конечно, сильнее, но этот элегантный средний вес в любом случае лучше иметь в союзниках, чем во врагах.

— Ирландец с сегодняшнего дня работает на нас, — пояснил Лателла. Шон все рассказал ему о себе, включая покушение перед «Плазой», которое стоило жизни шоферу босса и Калоджеро Пертиначе. Лателла оценил искренность признания.

— Добро пожаловать на борт. Приглашаю тебя, парень, с чистым сердцем, — заверил Хосе. Он понимал, что при теперешних обстоятельствах Шон будет очень полезен. Сейчас нужны решительные люди, чтобы отбивать удары семьи Кинничи после гибели, как считали все, Альберта.

— Все в порядке? — поинтересовался Фрэнк, когда они остались вдвоем.

— Не все, — признался Хосе.

Оба они знали, что Тонни теперь не разыщет никто. Никогда. И никто не возьмется выяснять, куда он исчез. Семья оплачивала сотни полицейских и судей, надежную сеть сообщников, благодаря этому организация выживала и при необходимости прятала в воду концы своих темных и опасных дел. Причиной смерти Альберта Кинничи был официально объявлен инсульт, что по существу соответствовало действительности, хотя произошло отнюдь не по естественным причинам. Сейчас труп босса, тщательно подреставрированный специалистом, лежал в роскошном, оббитом белым атласом гробу с серебряными ручками. Только самые близкие знали истинную причину его смерти. Лейтенант Арт Бухман, свидетель, уже рассказал все Фрэнку Лателле и теперь со своей женой Софьей летел прямым рейсом Нью-Йорк — Равенсбург. Впереди у него был длительный отпуск.

— Что же не ладится? — спросил Фрэнк, поглаживая статуэтку Мадонны с мыса Сан-Вито.

— Меня беспокоит девочка.

— Боишься, что заговорит?

— Никогда, — заверил Хосе. — Поэтому-то я и озабочен.

— Ты печешься о ней, словно о дочери.

Хосе покраснел, вынул сигару из коробки, понюхал ее и положил обратно.

— На ее глазах застрелили отца. Четыре дня спустя она убила крестного, насиловавшего мать. Этого мало? — с укором сказал он.

— Если ей дадут вырасти, можно представить, какой женщиной она станет.

— Что ты предлагаешь?

— Надо увезти ее из Нью-Йорка, а может быть, и вообще из Штатов.

— Предложение, на мой взгляд, разумное и мудрое. Можно это сделать, даже более того — нужно. Отправим семейство Пертиначе в Кастелламаре дель Гольфо под покровительство надежного друга. Там Нэнси Пертиначе сможет жить спокойно. И забудет прошлое.

— А если мать и бабушка не захотят уехать? — забеспокоился великан.

— А это не твоя забота, — отрезал Лателла.

Тема была закрыта.

— Машина ждет, — предупредил Хосе.

— Ты позаботился о венке?

— Заказал самый роскошный.

— Какая надпись на ленте?

— Как ты хотел — «Незабвенному другу».

— Золотыми буквами?

— Разумеется.