Тори проснулась от веселого лая. Грязнуля промчалась по спальне и облизала ей лицо, влажным языком. Собачонка прыгала возле ее головы, продолжая резко и громко лаять. Она села и тут же опять упала навзничь, ударившись головой о пол. Ее голова! Она, наверное, распухла от ужасной головной боли. Тори приложила руки к ушам, чтобы приглушить лай Грязнули и чтобы ее хрупкий череп не раскололся. Лохматый щенок продолжал носиться колесом возле нее, она оттолкнула его.

— Пошел прочь! Ох, я заболела! Пощади!

Рис стоял в дверях, глядя на свою взлохмаченную, обнаженную жену. Даже неубранная, она была великолепна! Стеганое одеяло, которое он набросил на нее ранним утром, эта чертова собачонка постепенно с нее стягивала. Щенок схватил своими острыми зубками угол одеяла и потащил его, обнажив восхитительные груди.

Поежившись от прохладного воздуха, который охватил ее согретое сном тело, Тори села и завернулась в одеяло, глядя со все возрастающим ужасом на комнату. Вокруг валялась одежда ее и Риса — его ботинки, ее туфли, нижнее белье, платье, его шелковая рубашка и брюки. Одежда была разбросана повсюду — на полу, на стульях, на спинке кровати, а сама она лежала голая возле камина, уцепившись за одеяло, чувствуя себя жестоко избитой.

— Вот это может снять твою головную боль, любовь моя, — произнес Рис, подходя к ее скорчившейся фигуре, очень маленькой и несчастной. Она взглянула на его понимающую ухмылку. Вакханалия минувшей ночи всплыла в ее сознании! Ее щеки зарделись, она зажмурилась, потом с ужасом и праведным гневом раскрыла их.

— Это ты все наделал, — выпалила она и закашлялась.

Грязнуля не оставляла своих попыток стащить одеяло. Какая великолепная новая игра! Тори повернулась к собачонке, не в силах смотреть на самодовольную ухмылку Риса, который сел рядом с ней и поставил на пол поднос с кофе и горячими булочками. Она подхватила прыгающего щенка и крепко прижала его к себе просто для того, чтобы он перестал тявкать и не усиливал еще больше ее головную боль. Рис налил , кофе из большого фарфорового кофейника в изысканную чашечку и подал ей так, как будто они сидели в ресторане гостиницы «Джорджтаун», — Выпей это и почувствуешь себя лучше.

— Я уже никогда не почувствую себя лучше, — прошептала она, уткнувшись лицом в густую шерсть Грязнули.

— Сиди смирно, паршивая собачонка, а не то сдеру с тебя кожу и сделаю перчатки.

— 0-о-ох! — Даже говорить было больно. Ее язык пересох, как будто она целыми пригоршнями жевала собачью шерсть. В желудке тоже было не лучше, а Грязнуля извивалась и дергалась, пытаясь еще раз лизнуть ее и поздравить с добрым утром.

Рис поставил на поднос чашку, терпеливо взял у нее комок крутящейся шерсти, потом снова протянул ей кофе. — Я подержу ее, пока ты придешь в себя. Все еще не глядя ему в глаза. Тори взяла чашку и стала отпивать из нее. Небесная прелесть! Она подула на горячую жидкость, от которой шел пар, и, почти не отрываясь выпила всю чашку несколькими большими глотками. Когда она протянула руку, чтобы налить себе вторую чашку, одеяло соскользнуло с нее до талии. От досады она прикусила себе губу, а Рис улыбнулся, наблюдая, как она опять старается прикрыть грудь.

— Не смей надо мной смеяться, — яростно прошептала она, злясь на свой жгучий румянец. — Вчера ты напоил меня. Это… все это… — жестом она обвела комнату с разбросанной одеждой, — все это натворил ты.

— Я не смеюсь над тем, что произошло вчера ночью, любовь моя. Все было прекрасно… во всяком случае, то, что происходило здесь. — Он взирал на разбросанную одежду с нежными воспоминаниями. — Я сожалею, что выехал с тобой в метель. Своим неразумным решением подверг тебя опасности. Я допустил ужасную ошибку.

— Вообще все было ужасной ошибкой, — прошептала она, вспомнив бесстыжую развязность, с которой она раздевала его.

А еще хуже, гораздо хуже было то, что он делал с ней потом, прямо здесь на полу. И она позволила ему это сделать… не только позволила, но и сама притягивала его к себе, побуждая его свершить… неестественный акт! Тори еще сильнее зажмурила глаза, которые наполнились горючими слезами. Ее охватил жгучий стыд.

Рис подхватил песика и быстро вынес его в коридор, дав ему для утешения булочку. Он прикрыл дверь и возвратился к изящной фигурке, съежившейся на ковре. Встав на колени рядом с ней, взял ее под руки, когда она попыталась подняться, прижимая к себе одеяло. Тори хотела оттолкнуть его, но не могла тягаться с ним в силе и безвольно склонилась, упав в его объятия. — То, что между нами было… то что я делал вчера ночью. Тори, совсем не ужасно. У нас была интимная близость и я доставил тебе наслаждение. Именно так и должны поступать мужья со своими женами.

— И я думаю, что… поступая таким образом, ты. тоже получил наслаждение? — она замолкла.

— Между прочим, получил, и очень большое, — спокойно ответил Рис. Она вся застыла.

— Тебе доставляет удовольствие унижать мое достоинство, играть со мной так, будто я шлюха из салуна!

— Это не правда. Тори! Ты сама обманываешь себя. Твои сдерживающие начала были ослаблены с помощью бренди, но все, что мы делали, тебе так же понравилось, как и мне.

— Ты напоил меня, иначе бы я никогда… я бы никогда не позволила тебе… — она всхлипнула, но разозлилась, что проявила слабость. В отчаянии она начала молотить кулачками по его груди. — Я не твоя шлюха. Не хочу, чтобы со мной обращались, как с Джинджер Вогель.

Он резко приподнял ее подбородок, так что ее заплаканные глаза встретились с его глазами.

— Ты действительно наивный человек. Тори, если думаешь, что мужчина может и со шлюхой делать то же, что мы вчера.

Она замотала головой и закрыла уши руками.

— Мне наплевать! Не хочу слышать о тебе и твоих женщинах!

Рис вздохнул. Наверное, ему не следовало торопиться использовать с ней такой прием. Но, черт подери, она же его жена!

— Ты моя женщина, Виктория… единственная моя женщина.

Тори шмыгнула носом, ненавидя себя за то, что ведет себя недостойным дамы образом.

— Действительно, твоя женщина! Твоя «деловая партнерша» унизила меня вчера вечером в общественном месте перед родителями! — если бы только в ее голове перестало стучать и она могла бы обдумать то, что срывается с ее уст.

— Так, значит, мы опять вернулись к Джинджер? Ты ревнуешь. Тори, хочешь ты признаться в этом или нет. Джинджер пришла в ресторан с другим мужчиной. Мои отношения с ней чисто деловые.

— Мы все знаем, в чем заключается ее бизнес, верно? — холодно спросила она. — Моя голова разламывается, все тело ноет, я хочу поскорее принять ванну. Будь любезен, отложи эту дискуссию. Сейчас я нахожусь явно в невыгодном положении. — Она оттолкнула его, и на этот раз Рис отпустил ее.

Рис позволил ей опять укутаться в одеяло, сохраняя остатки уязвленной гордости. Он наблюдал, как она пошла к гардеробной за халатом.

— Я велю горничной подготовить горячую ванну и поеду в город, — сказал он деловым тоном. Направляясь к двери, он переступил через разбросанное белье и задел один из своих башмаков.

Не удержавшись, он добавил:

— Пока ты будешь ждать ее прихода, можешь подобрать некоторые вещественные доказательства.

Тори смущенно вздохнула. Именно эта мысль пришла на ум и ей.


Рис наблюдал, как Руфус очищает широкую дорожку от пушистого белого снега, поднимая большую лопату со снегом с такой же легкостью, как если бы он орудовал метелочкой для пыли. Утро выдалось солнечным и чистым. Ветер затих, воздух стал сухим и прозрачным. Он терпеливо ждал у дверей конюшни, пока Ли седлал Блэкджека, и наконец подвел к нему жеребца.

— Ниже по дороге много нанесло снега. Вы уверены, что все будет в порядке, мистер Дэвис? — с беспокойством спросил паренек.

Занятый своими мыслями. Рис кивнул.

— Блэкджек пройдет. Я вернусь до наступления темноты. Поосторожнее, не заблудись сам в снежных заносах, — предостерег он невысокого круглолицего китайчонка и уехал.

Жеребец привык к глубокому снегу и с легкостью пробивался через него, позволив хозяину обдумывать свои проблемы.

— Вчера с Тори я слишком поторопился сломать преграды. Поступил дьявольски глупо, особенно после неожиданной встречи с Джинджер в ресторане, — бормотал он себе и лошади.

Когда он проезжал мимо глубоких сугробов, где они застряли вчера. Рис выругал себя за свою глупость. Людям пришлось откапывать коляску. Им с Тори повезло, что снег прекратился, иначе они могли бы замерзнуть в полумиле от своего дома.

Он подъехал к повороту, где дорога огибала острые скалы, жеребец захрапел и пугливо отпрянул.

— Спокойно, малыш, спокойно. Рис пригнулся к гриве, чтобы успокоить животное, и в этот момент над ним, лишь в нескольких дюймах от его головы, просвистела пуля. Когда неизвестный, спрятавшийся среди скал, послал в него вторую пулю. Рис скатился со спины лошади в сугроб на краю дороги. Он выхватил ружье, притороченное к седлу, и теперь крепко сжимал его в руках, увернувшись от еще нескольких выстрелов. Он Прополз по снегу и нашел для себя укрытие за валуном, пригнулся, держа ружье наизготовку, осматривая скалы, откуда раздавались выстрелы.

На его счастье, яркое утреннее солнце светило ему в спину. Нападавшему пришлось прятаться, выглядывать украдкой, его слепила белая пелена снега, расстилавшаяся вокруг Риса. Если этот человек покажется, то Рис легко заметит его. Но преступник, наверное, спускался по боковой стороне скалы, чтобы улизнуть.

Рис подождал некоторое время и услышал шорох посыпавшихся камней. Преследуемый стал преследователем. Рис прыгнул и побежал через снег глубиной в фут. Он держал путь к торчавшей каменной гряде и взобрался на нее в то время, когда его противник спускался вниз по противоположной стороне. Рики Барлоу услышал, как винчестер лег на камень над ним. Он почти добежал до лошади, но поскользнулся и свалился. Он знал, что Дэвис убьет его! Рики повернулся и несколько раз выстрелил в силуэт, который расплывчато виднелся на вершине гряды. Солнце ослепило его, и он промахнулся.