— Да, это можно. — Неожиданно он щелкнул пальцами. — Когда все уляжется и успокоится и будут похоронены политические устремления юного Чарли, мы можем устроить настоящий тарарам. — Он начал быстро набрасывать список:

— Чарльз Эверетт, Уиллоби Джонсон, Стоддард Лафтон, Даниель Рамсфельд, Бенжамин Гейтс — местные и региональные заправилы республиканской партии, столпы общества.

— Что ты придумал своей чертовски находчивой башкой? — спросил Рис, пробегая глазами список.

Меньон тихо зашептал ему на ухо, оглядывая салун, стараясь, чтобы никто не услышал о его небольшом «сюрпризе».

Рис загоготал и шлепнул себя по ляжкам.

— Это именно то, что мне нужно, чтобы отвлечься… ну, неважно, это как раз то, что мне нужно. Я даже выделю для этого скот.


Хотя было всего лишь четыре часа дня, празднество в честь сенатора Бенсона в салуне «Голая правда» уже началось. С наступлением зимы дни стали короче, и все хотели попасть на праздник, хотя почетный гость ожидался только через час.

В парикмахерских, харчевнях, магазинах появились вывески «Закрыто». Все отмечали выборы нового сенатора. Толпа высыпала из дверей на улицу, несмотря на обжигающий холод, но, словно в честь праздника, светило яркое солнце. Люди, закутанные в шерстяные пальто, тащились по улицам, возницы сидели, согнувшись, на своих телегах, погоняя кнутами лошадей или мулов. Разодетые дамы, пышные наряды которых были скрыты под зимними пальто, присоединились к празднеству, здороваясь со знакомыми на шумных тротуарах. Все на главной улице, казалось, направлялись туда, где рекой текло виски и раздавалась музыка. Среди них было немало голосовавших за республиканцев. В диких районах Колорадо партийная принадлежность значила меньше, чем удовольствия.

Майк и Рис стояли у дверей «Голой правды».

— Послали приглашение его превосходительству мэру и другу Чарли? — спросил Майк, его карие глаза сверкали от возбуждения.

Рис ухмыльнулся и ответил:

— Мой новый секретарь был несколько удивлен, когда я попросил его отправить приглашения видным гражданам Старлайта, под каждым приглашением стояла подпись кого-нибудь из этих же граждан. — Он взглянул на другую сторону улицы, — а вот и мэр.

— Он ищет в толпе Чарльза. Вон он, выехал из-за угла в своей элегантной коляске. — Лишь бы эти идиоты, погонщики скота, не слишком нагрузились и не ошиблись со временем, — добавил он с беспокойством.

Как бы в ответ на его слова с дальнего конца улицы донесся грохот, который постепенно нарастал, заглушая хриплый гомон празднества.

— По улице несется очумевшее стадо! Проклятые мулы! — завопил дородный шахтер.

Шлюхи в испуге завизжали и бросились спасаться в своих салунах. Возчики быстро отогнали свои телеги к краю широкой, грязной улицы. Скотоводы, шахтеры, горожане вскочили на деревянные тротуары, когда несколько дюжих мулов неожиданно влетели в толпу. Как бешеные они лягались копытами, скрипели и клацали желтыми зубами, противно ревели, протестуя против сборища, которое препятствовало их бегу по улице Мэйн.

Скоро свист и смех заглушили ослиную серенаду.

— Посмотрите на их зады!

— Видите, чьи там написаны фамилии!

— На мой взгляд, очень подходит!

— Сукин сын — вот Эверетт — тот сосунок с квадратной мордой. — Тот, что изображает Джонсона, еще безобразнее. А эта тощая кляча — старый сенатор Гейтс!

Рис и Майк стояли на тротуаре с бесстрастными лицами, окруженные улюлюкающими мужчинами и женщинами, помиравшими со смеху, читая надписи, намазанные ярко-красной краской на выбритых задах мулов. Чарльз и все его политические сторонники приобрели своих тезок.

Группа мужчин окружила коляску Эверетта и хохотала, читая фамилии, к ужасу потерпевшего поражение кандидата. Мэр Джонсон, свирепо смотревший на каждого, кто бросил на него хотя бы один взгляд, протолкался к переулку и скрылся. Кое-где верные друзья видных граждан города, подвергшихся осмеянию, выражали свое негодование по поводу столь вульгарной выходки, но их голоса тонули в шуме насмешников.

Рис увидел, что Чарльз показывает обвиняющим перстом на него и на Меньона. Злополучный адвокат повернул свою коляску и умчался подальше от шумного веселья.

— Он знает, что это наша проделка, — произнес с мрачной улыбкой Рис.

— Для него я — отпетый человек. Что же касается вас, то думаю, вы виноваты тем, что с ними связаны, — весело произнес Майк. Потом стал серьезнее. — Как, вы думаете, отнесется Тори к тому, что мы выставили дураками Эверетта и его сторонников?

— Дураков мы из них не делали. Они сами это сделали. Ваша вчерашняя статья опровергла раз и навсегда абсурдные домыслы Чарльза о махинациях во время выборов, — он помолчал, думая о том, как прореагирует его жена. — Наверное, мне стоит поехать домой и посмотреть, есть ли у Тори чувство юмора, на что я надеялся.

— А, вот показался и почетный гость, — Майк хлопнул Риса по спине и уговорил его углубиться в толпу навстречу вновь избранному сенатору Бенсону.

Рис переговорил с Сэмом в своем кабинете над салуном, потом потолкался в шумном сборище на первом этаже и, наконец, собрался домой. Было почти одиннадцать часов вечера, и Тори, несомненно, уже слышала о проделке с мулами.

Во всяком случае, разговор с новым сенатором прошел гладко, утешал он себя, останавливая Блэк-джека перед Логовом дракона. Он бросил поводья ожидавшему молодому конюху и устало поднялся по широкой каменной лестнице. В прихожей было тихо, он снял шляпу и пальто и передал их дворецкому Фуллеру.

— Миссис Дэвис удалилась на отдых, сэр, — сообщил седеющий низкорослый дворецкий бесстрастным тоном.

Тори наняла Фуллера по рекомендации Хедды. Рис подумал, что слуга — словно аршин проглотил. Он кивнул дворецкому и начал по витой лестнице подниматься в спальню.

Тори отнюдь не удалилась на отдых. Возможно, более подходящим выражением было бы просто «удалилась». Она не знала, как вести себя с мужем, который, она была в этом уверена, был главным заводилой послеобеденной заварушки. Она долго лежала в ванне, чтобы успокоить нервы, и теперь сидела у туалетного столика, расчесывая волосы. Внутренне она не могла решить: не притвориться ли спящей, когда вернется Рис. Подумав, она поняла, что притворяться бесполезно. Ее уловка тут же обнаружится, как только он прикоснется к ней и вынудит ее учащенно дышать. Конечно, пройдет еще несколько часов, прежде чем он покинет пьяное сборище. Возможно, Рис, перебрав, рухнет на огромную кровать — или вообще не приедет домой. Он может остаться в «Голой правде» с Джинджер Вогель. Такая возможность беспокоила ее больше, чем если бы он прохрапел дома до утра. Щетка на мгновение застыла в ее волосах, потом медленно возобновила движение. Тори задумалась.

Рис стоял в дверях, молчаливо наблюдая за ее туалетом перед сном. Грудь его напряглась, когда он подумал, как сильно ее любит. «Ты глупец, Дэвис». Вслух он произнес другое:

— Я не ожидал, что ты еще не спишь, любовь моя.

Тори чуть не выронила гребенку, когда услышала этот знакомый, с придыханием, голос.

— Я не могла уснуть, — натянуто отозвалась она.

— Думаю, что ты слышала о празднествах в городе? — спросил он, когда она начала раздеваться, оставаясь более безразличной, чем он ожидал.

— Удивлена, что ты так быстро покинул это шумное веселье, — отозвалась она, наконец собравшись с духом, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Он сбросил башмаки, закатал рукава рубашки, сняв запонки. Он знал, что это возбуждает ее.

— Я побеседовал с сенатором. Мне незачем оставаться с выпивохами. Дома мне приятнее, — весело продолжал он, босиком направляясь к шкафу у камина. Он достал бутылку отличного выдержанного бренди и налил в большой пузатый бокал.

Тори любовалась игрой мышц на его широкой спине, когда он нагнулся у шкафчика. Ее возмутили пробудившиеся в ней чувства, и она сердито отвернулась.

— К нам сегодня заглянула Лаура, — сообщила Тори. — Она получила большое удовольствие от проделки Майка.

— Неужели? Так себе выдумка, — отозвался он, выпрямившись и отпив глоток бренди.

— Смелая затея. Рис! Ты тоже принял в ней участие, правда? Ты всегда ревновал к Чарльзу и презрительно относился к моему отцу… особо выделял их среди видных граждан города.

Казалось, что какое-то время он смотрел на нее оценивающим взглядом.

— Что же именно сообщила тебе Лаура?

— Она очень ярко описала это нелепое зрелище, вплоть до надписей, красной краской на их… э, задах. — Она вздрогнула, — Почему же нелепое. Тори? Их крупы были выбриты, и на них нанесены мастерские надписи.

— Подсказанные тобой? — обвиняюще спросила она. Он ухмыльнулся, не чувствуя раскаяния. «Какого черта»! — Подсказанные Манком; Я только прислал мулов.

— И список фамилий? — Она стала нервно топать ножкой, когда он подошел поближе.

— Не я, полагаю, что это дело рук хитрого ирландца. Сенатору Гейтсу и мэру Джонсону будет очень трудно забыть такое.

— Так же как и моему отцу, и многим другим жителям этого города, — мрачно произнесла она, потом не удержалась, чтобы не спросить. — Это ты послал приглашения Чарльзу и мэру?

— Виноват, — он поднял руки, притворно сдаваясь. — Тебе бы стоило там присутствовать. Тори. Старик Джонсон сильнее взбесился, чем ошпаренный скунс, а Чарльз никак не мог пробиться сквозь толпу почитателей в своей элегантной коляске. Ему бы действительно не стоило выдвигать в «Вестнике» обвинений в подтасовках во время выборов, — добавил он поясняюще.

— Думаю, что действительно не стоило бы. — Она боролась с заразительным веселым настроением, исходившим от него. В ее памяти запечатлелось описание Лаурой этого возмутительного шабаша. Она живо представляла себе, как Чарльз пытается управиться со своим выездом в гуще улюлюкающих, свистящих шахтеров. Она противилась желанию улыбнуться… безуспешно.

— Чарльз, может быть, заслужил то, что получил, но этого нельзя сказать о других, особенно о моем отце.