* * *

В семь часов утра меня разбудил телефонный звонок. Это была Аннабель. Она звонила от администратора нашего отеля.

— Я возвращаюсь в Париж, — сказала она.

— Предупреждаю, что «Астория» — не аэропорт.

— Нужно, чтобы кто-то из вас полетел со мной. Я не могу лететь одна. Я плохо себя чувствую.

— Мы улетаем завтра утром.

— Если ты не можешь, попроси Софи. Ты или она, мне все равно. Мне нужен кто-нибудь. Чтобы помочь. Я прошу о помощи, Жиль. Молю о помощи.

— Поднимайся.

— У меня нет времени. Мой самолет улетает через час. Одевайся и спускайся вниз. Или Софи. Кто-нибудь. Быстрее.

— Ты поссорилась с Фабьеном?

— Я все тебе объясню. Или он объяснит. Поторопитесь.

Она положила трубку. Проснулась Софи. Я объяснил ей, что Аннабель возвращается в Париж и просит, чтобы кто-то из пас ее сопровождал, она слишком плохо себя чувствует и не может лететь одна. Я добавил, что никогда не видел ее в таком состоянии. Казалось, что на этот раз разрыв с моим братом был окончательным и непоправимым.

— Что ты об этом думаешь?

— Будет лучше, если с ней поедешь ты, но это испортит тебе выходные, за которые ты заплатила.

— Это неважно.

Когда мы затрагиваем проблемы, связанные с деньгами, все люди говорят, что это для них неважно, тогда как именно это является самым важным для них. Как и для нас.

— С другой стороны, — сказал я, — если ты останешься в Будапеште, ты сможешь заняться моим братом. Я знаю, что ты ему нравишься.

— Он видел меня один раз и даже не разговаривал со мной.

— Выбирай. Это твои выходные.

— Нет. Это наши выходные.

— Это была твоя инициатива.

— Но ты предложил ехать в Будапешт.

— Я предложил, но решили мы вместе. Вспомни, что, поразмыслив, я уже не хотел лететь в Будапешт. А ты настояла.

— Я не знала, что мы совершим посадку на минное поле. Ты должен был меня предупредить.

Этот упрек дал мне понять, что Софи хотела остаться в Будапеште, так как перспектива видеть моего брата, звезду почти международного масштаба, с глазу на глаз была намного приятнее, чем провести воскресенье со мной на улице Аббата Гру. Улица Аббата Гру такая унылая по воскресеньям, особенно в своей нижней части, где у торговки сырами была квартира.

Аннабель перезвонила:

— Что вы делаете?

— Мы спорим.

— Я опоздаю на самолет с вашими глупостями.

— Иду.

Я положил трубку и сказал Софи, что это будет лучшим решением. Я знал Аннабель лучше, чем она, и мог с ней управиться.

— Это же моя невестка.

— Была твоя невестка.

— Ты права.

Я принял душ, а за это время Софи собрала мои вещи и сложила их в сумку. Мы поцеловались перед дверью. Я сказал:

— Без глупостей с моим братом, хорошо?

— Не стоило бы оставлять меня наедине с таким хорошеньким парнем, как твой брат, в городе, где во все блюда кладут паприку.

Снова зазвонил телефон. Софи сняла трубку. Это был Фабьен. Она сказала, что я полечу с Аннабель в Париж.

— Твой брат благодарит тебя от всего сердца, — сообщила торговка сырами.

Голос Фабьена сильно взволновал ее, ей даже стоять трудно было, и она присела на кровать. Я послал ей воздушный поцелуй, в ответ она улыбнулась. Зазвонил мой мобильный. Это была Аннабель. Она не могла дозвониться на телефон отеля, занятый тем, кого отныне мне хотелось считать ее бывшим.

— Я уже в лифте, — сказал я.

— Это Фабьен вам звонит?

— Да. Он беседует с Софи.

— Значит, едешь ты?

— Ты хотела ехать с Софи?

— Я же сказала, что мне все равно. Поторопись. Следующий самолет на Париж в полдень, я боюсь даже представить себя в зале ожидания в этом дрянном аэропорте, и у меня нет никакого желания сидеть там четыре часа.

— К тому же ты там будешь одна, потому что с моим билетом я не имею права.

— У тебя эконом-класс?

— Нет, но и не бизнес-класс.

— Воспользуешься своими тысячами, чтобы повысить класс.

Двери лифта открылись. На Аннабель были те же белые штаны, которые она надела на премьеру фильма Фабьена, но, приблизившись к ней, я увидел, что это был не тот белый цвет, а значит, и не те штаны. У меня возник вопрос, сколько штанов в шкафах Аннабель на улице Батиньоль? И уже тогда я не сомневался, что у меня будет достаточно времени их пересчитать, потому что я буду жить там в течение трех следующих недель. Под козырьком кепки лицо Аннабель сияло мальчишеской красотой.

— Нескоро ты, — сказала она.

— У тебя нет багажа?

— Я оставила чемодан в такси.

— Это такси Сити?

— Нет.

— Значит, шофер уже уехал.

— Ты дурак.

Слова, которых я ждал со вчерашнего вечера. Отныне, когда я их слышал, это значило, что я с Аннабель, а значит, я — счастлив.

Еще она сказала:

— Тебе так хорошо, небритым. Можно подумать, что ты актер.

Я подумал, в какой момент я попытаюсь ее поцеловать. При взлете? При посадке? И главное, когда мы будем заниматься любовью. Этим вечером? Завтра утром? О людях, находящихся в эйфории, говорят, что они витают в облаках. У меня было ощущение, что я нахожусь внутри облака. И это чувство усилится, когда в «Аэробусе» мы с Аннабель взлетим в венгерское небо.

* * *

Она сказала:

— Я не знаю почему, но с тех пор, как я с тобой познакомилось, мне очень хорошо с тобой.

Несмотря на раннее время, у нас в руках были бокалы с шампанским. Аннабель отпила глоток. Она пила алкоголь только в свой день рождения (14 августа) и на Новый год. Все остальные дни в году она пила только кока-колу и минеральную воду. Еще она любила молоко, горячее или холодное. Ни чай, ни кофе: они мешали ей заснуть. И как говорила ее мать, от них желтели зубы. Какал у нее мать? Она мне никогда не рассказывала о ней. Фабьен ее знает?

— Она его обожает. У нее есть все его фильмы на DVD. Как только она видит о нем заметку в журналах, она ее вырезает. Они любят совместные прогулки верхом в имении.

— В каком имении?

— У моих родителей есть замок в Гатинэ. Я хорошая партия, Жиль.

Она попросила у стюардессы еще один бокал. Я посчитал должным сделать то же самое. Но посоветовал девушке притормозить с алкоголем.

— Знаешь, сколько бокалов с шампанским выпивает Фабьен на вечеринках? Мне там так скучно, что я их считаю. Не менее десяти. Пятнадцать, двадцать. Если бы ты знал, в каком состоянии он возвращается домой. Один раз из двух я ухожу раньше него. Это печальное зрелище.

— Тогда не показывай его мне.

— Это мой второй бокал!

— Сейчас утро, и ты не позавтракала.

— Какой брюзга! Надо было попросить Софи лететь со мной. Она бы не ломалась, а напилась вместе со мной. Меня только что бросила звезда кино!

Преимущество пьяных людей в том, что им не надо задавать вопросов, они говорят сами. Я не понимаю, почему полицейские на допросах не поят подозреваемых: тогда они куда больше узнали бы об их преступлениях, чем отколотив их. Меня удивляет, что в Гуантанамо американцы не подумали об этом веселом методе получения признаний. Намного легче напоить мусульманских узников, потому что, как и Аннабель, они не привыкли пить.

— Я даже должна была вернуть ему ключи от квартиры на улице Ангьен. Ему повезло, что я их взяла с собой. Он также попросил ключи от квартиры в Нейи, но они остались на Батиньоль. Их я должна отправить ему завтра. Заказным письмом, потому что он боится, что они потеряются. Как будто мне больше делать нечего, как торчать на почте.

— Я сам займусь почтой.

— Там есть одна в двухстах метрах от меня, на улице Марьот. Ты ведь переночуешь у меня дома? Ты не оставишь меня одну?

— Нет, моя любовь.

— Я сказала «переночуешь», а не переспишь со мной.

— Я не сплю с девушками, которые пьют. Это слишком дорого.

— Ты дурак.

На этих словах мы поцеловались. Это был наш третий поцелуй со времени нашего знакомства. С запахом шампанского. Которое пахнет не очень приятно.

— Почему ты закрываешь глаза, когда целуешь меня? — спросила Аннабель.

— Чтобы тебя видеть.

— Красиво.

Она сказала это таким тоном, которым только что обозвала меня дураком, и это означало одно и то же.

После того как она дала мне поцеловать свои драгоценные губы, я не мог отказать ей в третьем бокале шампанского. Я сам воспользовался этим и взял себе второй бокал. Что могло быть лучше, чем пить вместе с ней? Но так не думала стюардесса, которая начала искоса поглядывать на нас, решив, что я режиссер порнофильмов, пытающийся споить одну из своих будущих актрис.

— Вчера я заказала столик в Сирано, — рассказывала или признавалась Аннабель. — Он очень изысканный. Мы ходили туда в первый вечер с режиссером и директрисой фильма. Ты знаешь, что мне па это сказал Фабьен? Что он устал, что он хочет остаться в номере и заказать что-нибудь у обслуги. Когда он должен выходить со мной, он всегда уставший. Как только он ужинает с кем-то другим — он в отличной форме. Я ему сказала, что мне все это осточертело. А он мне заявил, что это кстати и что ему тоже все осточертело. Мы все высказали друг другу. Ты знаешь, что твой брат подлец?

— Ты должна была позвонить нам: мы с Софи ужинали в ресторане традиционной кухни. Ты когда-нибудь пробовала суп из речной рыбы?

Когда Аннабель успела заказать четвертый бокал, который сейчас поблескивал в ее скрещенных руках, а она то и дело подносила золотистую жидкость к своим губам? Я ничего не видел, ничего не слышал. Должно быть, я тоже начал пьянеть.

— Он мне сказал, что ему не нравится, как я трахаюсь. В моей среде это не обсуждается. Как они вульгарны, эти киношники!