Вода была обжигающе холодной, но для Лока это было как раз то, что надо — туман в голове рассеялся. Держа Дайлана за воротник, он перевернул его на спину, чтобы он не захлебнулся. Дайлан застонал! Жив! Лок чуть не задохнулся от счастья. Держать брата на плаву и не утонуть самому — эта задача была, пожалуй, потяжелее, чем та, в Скаи, когда он спасал Констанс. Дайлан был потяжелее, а сил у Лока меньше. Все чаще он стал захлебываться грязной, пахнущей дегтем водой. Неужели они выскочили из огня, только чтобы погибнуть в пучине?

— Держись, парень! Мы сейчас!

Вот Дайлана уже вытащили. Силы оставили Лока, и он начал погружаться в глубину. Кто-то успел схватить его за полу сюртука — и вот он тоже на дне спасательной шлюпки.

Когда они причалили к пирсу, Лок уже успел встать на колени — они мелко дрожали, как и голова, и тревожно всматривался в мелово-белое лицо Дайлана. Сердце сжалось от жалости и страха. Спасатели положили Дайлана на брезент, подняли, передали в руки тех, кто ждал их на берегу. Несколько рук протянулись к Локу, но он сумел подняться наверх сам. Там над Дайланом уже склонились две женские фигуры — Элспет и Констанс.

— Черт! Я же тебе сказал, чтобы не вылезала из коляски! — прохрипел он.

— Когда это я тебя слушалась? — отрезала Констанс, потом бросилась ему на шею. — Слава Богу! — шепнула она, прижавшись к нему. — Я так боялась!

Она отстранилась, чтобы осмотреть его как следует:

— Плохо? Господи, глаз! А руки! Ох, Лок!

— Да со мной все нормально. — Он слегка оттолкнул ее, упал на колени рядом с Дайланом.

Элспет уже раздобыла подходящий кусок доски, чтобы положить руку Дайлана в шину — тут все более или менее, — хуже с раной на голове. На булыжной мостовой уже растекалась лужа крови. Она достала платок — нет, не подойдет, слишком мал.

— Черт! — Констанс вскочила и, не обращая внимания на зевак, столпившихся вокруг, задрала юбку, оторвала кусок хлопчатобумажной сорочки и прижала мягкую, отороченную кружевами ткань к ране. При всей неподходящести ситуации Лок чуть не расхохотался — «ну и лихая у него женушка». От всего, что произошло, ему хотелось расплакаться, но такая роскошь не для Железного Мака.

— Как он? — Лок едва сам услышал себя.

— Неважно, — сказала Элспет тревожно. Завязав последний узел на шине, она поднялась и быстро приказала окружающим: носилки, экипаж, добровольцев для переноски…

Констанс подняла Дайлану веко на одном глазу, потом на другом — никакой реакции, дыхание тяжелое, неглубокое.

— Врача бы побыстрее. — Констанс озабоченно покачала головой. — Ох, Лок, это опасно. Этот несчастный случай…

— Это не несчастный случай. — В его голосе было опять обычное каменное спокойствие. — Если Дайлан умрет, то это убийство.

— Что? — Глаза Констанс в ужасе расширились. Лок с трудом поднялся на ноги, ненависть в его душе горела сильнее, чем пузыри на обожженных руках.

— Это был поджог. Огонь начался в переднем трюме, а там вообще ничего горючего не было! К тому же кто-то подпилил фок-мачту, иначе она бы ни за что так не упала.

— Откуда ты это знаешь? — прошептала она.

— Я же сам строил «Винд-Уэст»! Я знаю свой корабль! И знаю, кто это сделал! — Он хищно оскалился. — Латэмы! Ну, они за это заплатят, клянусь жизнью!

— Лок, но у тебя же нет доказательств!

Он с искаженным яростью лицом повернулся и заорал:

— Слышите, вы! Какой-то подонок подстроил это! Десять тысяч тому, кто укажет преступника и представит доказательства!

Раздался возбужденный шум. Элспет занялась устройством раненого на подъехавшую тележку. Констанс же так и стояла как вкопанная.

— Не надо, Лок! Эта охота за ведьмами не доведет до добра!

— Поздно! Я долго терпел. Они хотят войны — они ее получат!

Он улыбнулся. О, какая жуткая была эта улыбка! Один глаз у Лока совсем заплыл, зато другой пылал мрачной, кровожадной решимостью.

— Смеется тот, кто смеется последним, — проговорил он. — А я не только посмеюсь — я вырву у них их черные сердца голыми руками!


Девятого июля 1850 года умер президент Захария Тейлор, и вице-президент Миллард Филмор стал тринадцатым президентом США. Вечером того же дня у Дайлана Мак-Кина начался кризис.

Констанс сидела у его изголовья — это было ужасно видеть, как жизнь капля за каплей уходит из такого молодого красивого тела. Прошло уже пять дней — врачи единодушно решили, что ничем помочь не могут, — оставалось только ждать и надеяться. Она, Мэгги и Элспет сменяли друг друга, неся круглосуточную вахту у его постели в доме Девоншир-стрит. Они пытались влить ему в рот то ложечку бульона, то ложечку чая, делали ему охлаждающие компрессы, только бы спала эта его страшная опухоль на голове, только бы он пришел в себя, но, увы. Вот и сегодня — жар опять усилился, приходится то и дело менять лед. Сперва он метался, что-то бормотал, а сейчас затих, едва дышит…

Констанс устало поднялась, обмакнув в воду очередное полотенце, откинула тонкую простыню, которой он был укрыт. Сейчас не до приличий. Низко наклонившись, она протерла мокрым полотенцем его стройные худые ноги, широкие плечи, стерла капельки пота с измученного лица. В какой-то миг ей почудилось, что она уже делала это когда-то в прошлом, нет, это, наверное, от усталости.

Мягкий ночной бриз шевелил занавески, и пламя масляной лампы тоже колебалось от ветерка. Нет, он все равно горячий, и лоб — как огонь. Констанс выпрямилась, потерла ноющую поясницу. Придется еще послать Лока за льдом…

Она подумала о нем. Ему достается больше всех. Он похудел и выглядит не лучше Дайлана, и тоже пытается дежурить у постели, подменять ее — это когда на верфи хлопот полон рот! «Винд-Уэст» выгорел до самой ватерлинии и затонул, весь груз пропал, и компания «Верфи братьев Мак-Кин» попала в еще худшую финансовую дыру, чем раньше.

Но больше всего пугала Констанс та безумная ярость, которая охватывала Лока каждый раз, когда речь заходила о Латэмах. Она боялась, что если Дайлан умрет, то Лок сделает что-нибудь такое, о чем и подумать страшно. Господи, будь проклята эта фамильная вражда, эта вендетта, эта смесь чувств ненависти, любви, ревности, которые разрушили судьбы обоих семейств. Элизы и Энока не вернешь, и никакой надежды на то, что их сыновья простят Алекса. Если бы можно было как-то разорвать этот порочный круг?..

Констанс снова накрыла ноги Дайлана простыней, аккуратно взбила подушку, протянула руку к ложке и кастрюльке с бульоном.

— Ну, давай-ка, Дайлан! — шепнула она, поднеся ложку к его потрескавшимся губам. — Надо постараться!

Большая часть жидкости вытекла из уголка его рта, растворившись в густой щетине, но какой-то слабый глоток он все-таки сделал. Ободренная успехом, Констанс решила повторить — то же самое, но вот он больше не глотает. Она пыталась снова и снова — вся наволочка уже промокла. Усталость, отчаяние и страх — все смешалось в ее раздраженном вскрике:

— Ну и ладно, помирай! — Слезы подступили к горлу, она швырнула ложку на пол: — Мне плевать, плевать, плевать!

Что-то страшно знакомое закружилось в ее мозгу. Какое-то воспоминание… Маленькая девочка в юбке из талы. В руках у нее скорлупа кокоса с какой-то жидкостью, и она подносит его к губам больного мужчины. «Ну и пей, папа! Мне плевать!»

Да нет, он не больной — только сейчас Констанс это поняла, — просто пьяный! Тогда она этого не знала, знала только, что этот бородатый человек, который так неподвижно и жалко лежит на циновке в их хижине, нуждается в ее помощи.

— Ой, папа! — прошептала Констанс, страшась вздохнуть, мигнуть. — Только бы не спугнуть это видение! В какой-то момент картина была такая ясная, четкая, но вдруг она опять скрылась за этой туманной стеной в ее мозгу, и она громко зарыдала об утрате. Но отныне она знала наверняка, что человек, которого она видела, — это был ее отец, и имя его было Джеймс Латэм.

Она не могла это доказать, но это уже не важно. Она вспомнила, вспомнила! Пусть на какую-то секунду. Теперь она опять знала, кто такая, что бы там ни говорил Сайрус Тейт. Даже как-то не задалась вопросом — почему этот мерзавец так ее ненавидит, что даже решил лишить ее имени. Главное, что она опять обрела себя, пусть даже только одна может этому радоваться. Значит, она все-таки Латэм, и как странно, что узнала об этом как раз тогда, когда ненависть Лока к Латэмам достигла апогея.

Образ отца медленно мерк в ее глазах, сменяясь образом живого лица перед ней на подушке, впрочем, нет, не сменяясь. Глаза ее расширились, она сделала глубокий вдох:

— Боже милостивый!

Констанс выхватила из-под передника серебряный медальон, дрожащими пальцами раскрыла его.

Тот же овал лица, те же кустистые брови. Чувственно-полная нижняя губа. Теперь, когда щетина скрыла линию подбородка — материнскую, такую же, как у Лока, — черты его внешности обнаруживали просто разительное сходство с чертами Джеймса Латэма.

— Боже милостивый! — повторила она. — Как же я раньше не заметила! Значит, Дайлан Мак-Кин — сын Джеймса Латэма! Выходит, слухи-то были вовсе не такими уж необоснованными.

— Ох, папочка, что же ты натворил! — пробормотала Констанс, нежно взяв руку Дайлана в свою.

Вопросы, вопросы, на которые, конечно же, не было ответа, проносились у нее в голове. Из-за чего Алекс выгнал Джеймса, да из-за того, что он узнал о его связи с Элизой? Заподозрил ли Энок свою жену в измене? Знал ли Джеймс, что у него будет ребенок от Элизы, когда отправлялся в свое путешествие-ссылку? А бедная Элиза! Любила ли она Джеймса? Может быть, он умолял ее уехать с ним, а она не могла оставить своего первенца? Может быть, поэтому то немногое, что Констанс помнит о своем отце, — это образ печального и несчастного человека?

Один просвет в этой гнетущей картине — сам Дайлан. У нее есть брат, брат! Ведь не зря они всегда относились друг к другу как брат и сестра! Но неужели Господь так жесток, что, дав ей брата тут же отнимет его у нее.