Еще хуже стало, когда Алекс поручил Роджеру свести ее с молодежью. Ее сверстницы чуть ли не отворачивались от нее. За спиной она слышала шепоток, что эта темнокожая туземка вообще незаконнорожденная. Молодые люди, правда, охотно приглашали ее потанцевать, но в глазах у них явно читалась одна мысль: как бы побыстрее остаться с ней наедине и узнать, как эти островитянки занимаются любовью, — предполагалось, что ничем другим они вообще не занимаются.

Констанс была так зла, что все премудрости, которые она постигла на уроках танцев, вылетели у нее из головы. Унижение было полным. Это было, как там, на Лахайне, когда ее дразнили придурковатой Лили. Они боялась, что она сорвется.

Констанс получила несколько минут передышки, когда смогла как-то убедить своего кавалера прервать исследования в вырезе ее платья и принести ей лимонад. Прижавшись к стоявшей в горшке пальме, она безуспешно высматривала Алекса или Роджера с намерением объявить им, что она плохо себя чувствует и должна уйти, но тут перед ней возникла пышнотелая, средних лет дама, за которой с обреченным видом тащился ее партнёр. Дама остановилась перед Констанс.

— Какая неожиданность! — ахнула Элспет Филпот, сперва прижав руку к своему объемистому бюсту, и потом протянув ее Констанс. — Как приятно встретиться снова с вами, мисс Латэм! Эти ассамблеи — неплохая штука, а?

— Здравствуйте, мисс Филпот! — радостно откликнулась Констанс. Теплая улыбка этой толстушки была таким приятным контрастом всему этому надменному жеманству.

— Я хочу тебе представить мистера Тинкермана, дорогая, он врач, — поправляя съехавший ей на ухо шиньон, проговорила Элспет. Джентльмен, тоже довольно округлых форм, церемонно приложился к ручке Констанс. Элспет между тем продолжала щебетать:

— У меня чудесная новость, дорогая! Следующий вторник на заседании моего литературного клуба выступит мистер Готорн! Обещай мне, что придешь?

— С удовольствием, мисс Филпот!

— Ой, зови меня просто Элспет. Возможно, и сам мистер Гаррисон, Уильям Ллойд Гаррисон, придет. Он — редактор «Либерейтора», который против рабства негров. Будет интересная дискуссия, правда, Тодд?

— Несомненно, Элспет, — ответил тот, запыхавшийся и покрасневший от физических усилий, которые потребовались от него, пока он танцевал, пробирался за Элспет через толпу танцующих, а затем склонялся к руке Констанс.

— Как с твоей живописью? Начала опять заниматься? — спросила Элспет.

— Да, спасибо! — Лицо Констанс просветлело.

— В последние дни она сумела выкроить время для нескольких сеансов на натуре — она делала наброски «Одиссея». На помощь пришло счастливое совпадение: у Мэгги был парень, и он работал на верфи, так что было совсем нетрудно организовать совместные тайные вылазки в Южный Бостон. Это были ее самые приятные и спокойные часы. Верная своему слову, Констанс старалась не, попадаться на глаза Локу, обнаружив укромный уголок, где она могла поставить свой мольберт! Было холодно, краски порой не слушались ее. Кроме этого она еще завела себе альбом, в котором по памяти делала наброски сцен из жизни своего островка. Об этом последнем своем занятии она и упомянула Элспет.

— Ой, как здорово! Принеси его с собой, когда придешь! — чуть не взмолилась собеседница. — Мы бы с удовольствием посмотрели твои работы.

— Конечно, конечно! — пообещала Констанс, начиная немножко раскрепощаться впервые за этот вечер. Но, увы — доктор Тинкерман увлек Элспет на очередную польку, зато появился последний из ее кавалеров с бокалом пунша.

— Якшаетесь с этой аболиционистской шайкой? — осведомился он, передавая ей бокал. — Эксцентричная дамочка, да? Мне таких жалко, ну прямо до слез.

— Ну, вот этого не надо, — сказала Констанс, несколько напряженно, возобновляя отчаянный поиск деда — теперь уже через стекло бокала.

Взгляд ее наткнулся, однако, на другую личность. Это был Лок Мак-Кин. Холодно-элегантный в своем вечернем костюме, склонив голову, он говорил что-то серьезное своей партнерше по танцу — довольно-таки неприятной девице с тонкими, поджатыми губами, одной из тех, которые проходились насчет цвета ее кожи.

— Знаете, кто это? — спросил Констанс ее ухажер, наклоняясь к ней слишком близко — явно в противоречии с тем, что было написано в учебнике этикета миссис Фаррар.

— Откуда?

— Выскочка из Южного Бостона, некий Мак-Кин, — фыркнул он. — Отнюдь не из числа друзей вашего дедушки. Да и мой отец предпочитает не иметь с ним дела.

— Почему? — Констанс вся напряглась.

— Риск большой. Отец его умер банкротом. — Он явно перебрал, и от него несло как из бочки. — Покончил самоубийством. А сумасшествие, говорят, передается по наследству.

Его слова, какие-то липко-наглые, как и он сам, взбесили Констанс. Ведь и ее считали ненормальной. Она залпом выпила бокал.

— Этот паршивый городишко кого угодно сведет сума!

— Простите?

— Сведет с ума от скуки. «К черту их всех», — подумала она. Они не хотят принимать ее как благопристойную леди — пусть получат то, что хотят и заслуживают.

С достаточно откровенной улыбкой она пробежала пальчиками сверху вниз по пуговицам его жилета — бедная миссис Фаррар с ее учебником!

— Давайте-ка потанцуем хулу.

— Что, что?

— Туземный танец. Запрещен под страхом смерти. — Она опустила ресницы. — Очень страстный…

Ее кавалер сглотнул слюну, предложил ей руку — и что тут началось! Почтенные мамаши долго не могли прийтив себя от негодования: эта молодая Латэм выделывала такое — причем не с одним, а подряд с целой группой! Прижималась, хохотала, смотрела им прямо в глаза, — какой позор! И так продолжалось, пока из круга поклонников ее не вытащил Роджер, весь мертвенно бледный от злости.

— Ты что, свихнулась? — прошипел он, вводя ее в медленный пируэт полонеза. Он церемонно держал ее на расстоянии вытянутой руки, между своей ладонью и ее спиной он аккуратно проложил накрахмаленный белый платок — как предписывалось правилами хорошего тона.

— Как это мило, что ты пришел ко мне на выручку, кузен Роджер! — Констанс состроила невинную улыбку. — Ты, конечно, заметил, как неудобно я себя чувствовала в центре всеобщего внимания.

— Я знал, что тебе нельзя доверять. Ты устроила дикий спектакль, дядя Алекс себе места не находит теперь от всего этого унижения. Ну, может, это и к лучшему — прислушается, наконец, к голосу разума…

— Значит, ты не одобряешь моего поведения?

— Ты просто авантюристка, и в тебе нет ни капли искренности, Констанс! — тявкнул он, направляясь к столу с закусками. — Вот ты кто!

Она вызывающе вздернула подбородок:

— Алекс, по-моему, не разделяет твоего мнения.

— Зато я все знаю! Почему ты не помнишь дня рождения Джеймса? И на каком корабле он плыл?

— Я же была ребенком, когда он умер, — холодно ответила Констанс. — Возможно, мне говорили, но дети не запоминают такие вещи.

— Не думай, что я не понимаю, куда ты метишь! — мрачно предупредил он ее. В глазах Роджера появился какой-то хищный блеск, поразивший Констанс: наверное, она зря отнеслась к Роджеру как к придворному шуту Алекса. Он может быть опасен.

— Ну и куда же? — спросила она.

— Ты хочешь втереться в доверие Алексу и использовать свое влияние против меня.

Эта идея так поразила ее, что она неожиданно остановилась. Перед ними был большой чан с пуншем.

— Роджер, это неправда!

— Последние пять лет я был фактическим главой «Латэм и К0». Пыхтел, потел и лизал задницу старику с утра до вечера. — Лицо Роджера стало как каменная маска. — Компания по праву моя. Я не потерплю какого-нибудь вмешательства с твоей стороны, понятно это тебе?

— Ты что мне угрожаешь, кузенчик? — Она сделала шаг в его сторону; сама мягкость ее вопроса должна была стать предупреждением ему, но он никак не прореагировал.

— Чем раньше ты отправишься в Париж, тем лучше, я думаю, после сегодняшнего дядя не будет возражать.

Констанс слегка опустила ресницы, приняв сонный вид львицы, приготовившейся к прыжку. Мягко улыбаясь, она сделала еще шаг, и Роджеру пришлось отступить назад.

— Вообще-то дедушка настаивает, чтобы я продлила свое пребывание здесь. После того, как меня так тепло здесь сегодня приняли, я просто не знаю, как я смогу вынести разлуку…

Кровь бросилась Роджеру в лицо.

— Ты, маленькая…

Она с силой наступила каблучком ему на ногу. От неожиданности Роджер вскрикнул, дернулся, потерял равновесие и… плюхнулся прямо в чан с пуншем. Стоявших неподалеку матрон окатило с ног до головы как приливной волной, и Роджер забарахтался посредине как гигантская макрель. Раздались возмущенные вопли, громкие соболезнования Роджеру — и, увы! — раскаты смеха. Констанс испуганно поднесла руку ко рту и отвернулась от сцены катастрофы, а также от осуждающих взглядов — вот и еще одно преступление на ее совести! Роджер что-то квохтал и обирался как курица у забора, стараясь сохранить какое-то достоинство. А Констанс поймала взгляд Лока Мак-Кина, стоявшего по другую сторону стола. Он широко улыбался.

Лихорадочно сглотнув, она сделала то единственное, что сделала бы при данных обстоятельствах любая разумная девушка. Она опрометью бросилась вон из зала.

4

Холодный ветер, продувавший насквозь Тремонт-стрит, не мог охладить горящих щек Констанс. Слава Богу, было темно, и никто не видел ее позора. Она выбежала из зала, даже не накинув пальто, и теперь от влажного февральского холода на ее голых руках и плечах выступили пупырышки гусиной кожи. Не очень-то умно было с ее стороны рассчитывать, что она не замерзнет, пока доберется до дома Алекса на Бикон-стрит. Хотя она вряд ли была способна тогда что-то толком соображать. Вот за это она и расплачивается. Впрочем, физические муки были ничто в сравнении с душевными.

— Вот дуреха! И зачем только тебе это понадобилось? — ругала она себя.

Констанс перебежала улицу, увертываясь от проезжавших экипажей. Стук лошадиных копыт молотом отдавался в голове. Вот она пронеслась мимо надгробий Центрального кладбища, вот углубилась в темень заснеженного парка.