Терпение Симоны было на пределе. Когда же наконец Люсинда покинет постоялый двор и сядет в свою карету? Эта женщина наверняка уже обнаружила, что пленницы сбежали, и ее плану грозит провал.

Неожиданно Симона с ужасом подумала о том, что Люсинда вполне могла обойтись без сложной мизансцены и попросту застрелить Тристана, как только…

Впрочем, тогда ее наверняка заподозрят в убийстве и получение страховки окажется под угрозой, не говоря уже о наследстве. Люсинда же хочет получить все, без осложнений и хлопот: именно это и есть причина всех убийств. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что эта женщина сдастся, убежит и спрячется.

Но какие ресурсы у нее остались? Кучер, слуга постоялого двора, пьяный посетитель? Люсинда не может не ощущать дефицит времени, раз они с Сарой уже направляются к Тристану, чтобы предупредить его. Если только…

С отчаянно забившимся сердцем Симона теснее прижалась к стене, прячась глубже в тень и наблюдая, за тем, как двое мужчин выносят из постоялого двора свернутый в рулон половик. Третий мужчина, выйдя следом, что-то сказал им вслед и снова ушел в дом, а двое продолжили свой путь.

Край грязно-белой ткани свисал вниз, выбившись из передней части свертка. «Простыня? – предположила Симона, наблюдая за их движением. – Простыня внутри ковра?» Этот постоялый двор явно не относился к тем местам, где обращали внимание на уборку и украшение помещений. Черт подери, тут вряд ли выносили половики на улицу, чтобы хорошенько выбить. Тем более зачем им могла понадобиться простыня?

Мужчины свернули за угол здания и направились к фургону. Теперь Симона смогла ясно разглядеть длинный сверток и убедиться, что простыня не единственное, что находится внутри него. Неровный сверток имел именно такую форму, как если бы в половик завернули тело.

Мужчины остановились у фургона, перехватили сверток и затем бесцеремонно сбросили его на пол фургона. Туча пыли поднялась вверх, когда сверток ударился о деревянный настил с глухим стуком.

Пыль еще продолжала клубиться, а один из мужчин уже забрался на козлы и взял в руки вожжи. Второй подошел к наемной карете, остановился у дверцы и сказал что-то тому, кто сидел внутри, а потом хлопнул по дверце, чтобы разбудить извозчика. После этого он направился к карете Таунсендов и забрался за козлы.

Тем временем возчик фургона уже отъехал от тротуара, и наемная карета пристроилась сразу за ним.

Симона выбежала из своего укрытия и бросилась к выходу из проулка; сердце ее отчаянно колотилось. На долю секунды свет больно ударил ей в глаза, но она успела увидеть, как наемный экипаж сворачивает за угол. Когда он исчез из вида, карета Таунсендов также отъехала от постоялого двора.

Симона смотрела, как карета, двигаясь вдоль улицы, следует не за извозчиком, а за фургоном и его мрачным грузом. «Кто мертв? – гадала она. – Кучер Таунсендов?» Ее сердце сжалось при мысли об иной возможности.

Крепко зажмурившись, Симона постаралась не обращать внимания на отчаянное биение сердца, восстанавливая в памяти образ свернутого половика. Нет, слава Богу, нет. Тристан не успел бы приехать за то время, которое ей понадобилось для того, чтобы пробраться обратно к постоялому двору, а кучер Таунсендов был слишком велик. Сверток же казался маленьким, размером примерно с…

Эмми!

Симона подавила волну тошноты, открыла глаза и огромным усилием воли заставила свои мысли течь в другом направлении. В наемном экипаже должна была сидеть Люсинда, но куда она поехала и почему не села в карету?

Впрочем, какое теперь это имело значение? Важно было только то, что вопреки всякой вероятности Люсинда отказалась от своих планов и сбежала. Опасность миновала. Возможно, она возникнет снова, возможно, нет, а пока…

Симона проглотила ком, вставший у нее в горле, и заставила себя дышать ровнее. День еще не закончился, и ей предстояло сделать несколько сложных вещей. Сара не могла далеко уйти, так что, если поспешить…

Шагнув на мостовую, Симона огляделась. Наемный экипаж остановился в начале квартала для высадки пассажиров, и Симона побежала к нему, намереваясь добраться до него раньше, чем его успеет нанять кто-то другой.

Она оказалась рядом с экипажем как раз в тот момент, когда сидевший в нем мужчина вышел на тротуар. Собираясь сесть в карету, она кивнула в ответ на его приветствие и едва сдержала улыбку. На мужчине был котелок из дешевого тонкого фетра, зато новехонький, а костюм его являлся форменной одеждой респектабельных клерков по всему миру. Она должна была отдать незнакомцу должное: он пытался следовать моде. Жаль, конечно, что его портной украл у какой-то несчастной лошади клетчатую попону, чтобы осуществить эту попытку.

Когда незнакомец повернулся и протянул руку в карету, Симона с трудом сдержала досадливый стон. «Шевелись, мадам Клерк, – мысленно негодовала она, – двигай свою турнюр. Я спешу!»

Сначала из темных глубин экипажа показалась нога, затем туфельки на высоком каблуке. Вот как? В полдень в Уайтчепеле без чулок? Юбка из кружева на основе из тонкого полотна… Ну что ж: совсем неплохо.

Симона стиснула зубы, борясь с острым желанием поторопить парочку. «Время – деньги, мадам, – мысленно напомнила она пассажирке, которая выползала из экипажа со скоростью улитки. – А вы его тратите даром».

Как только между женщиной и экипажем появился достаточный зазор, Симона вспрыгнула на ступеньку и посмотрела на извозчика.

– В тот же час на следующей неделе, Роджер?

Симона замерла: этот голос ей уже случалось слышать.

Она стремительно обернулась:

– Диана? Диана Данли?

Глаза, устремленные на нее, оказались густо накрашены и обведены черной линией.

– Надо же, какая неожиданная встреча! – сухо проговорила Симона. – Жаль, что у меня нет времени поболтать, но… – Она пожала плечами. – Передайте мои приветы вашей матушке и скажите ей, что, поскольку моя сестра уже родила, мы могли бы встретиться за ленчем, скажем, на следующей неделе.

Диана не ответила, и Симона, снова посмотрев на извозчика, сообщила ему адрес городского особняка Тристана, пообещав двойную плату за скорость. Между тем Диана продолжала неподвижно стоять рядом со своим клиентом, который не спеша листал карманную записную книжку.

Забравшись в карету, Симона закрыла дверцу и ударила ногой в стенку. Экипаж тронулся, увозя ее из мира, который, по ее разумению, был слишком уродливым и непредсказуемым.

Она провела руками по лицу, а потом откинулась на спинку сиденья и стала глядеть в потолок. Похищение и убийство, крысы, бордели, шлюхи. Обычный, ничем не примечательный день в мире лондонских районов бедноты. Как далеко она отошла от этого всего за шесть лет! Если Бог есть… Нет, даже если Бога нет, она больше никогда в жизни сюда не вернется!


– Извините, что помешал, ваша светлость.

Тристан стремительно обернулся и обнаружил, что дворецкий, стоя в дверях кабинета, держит в затянутой в перчатку руке какую-то бумагу.

– Это только что доставили.

С забившимся сердцем Тристан шагнул к двери и взял записку.

– Посыльный принес письмо к дверям кухни и сказал, что в нем содержится что-то очень важное.

Тристан развернул сложенный листок и обнаружил на нем адрес, нацарапанный незнакомым почерком. Больше там ничего не оказалось: ни инструкций, ни угроз, ни обещаний; впрочем, в этом не было необходимости.

Быстро подойдя к столу, Тристан вручил записку герцогу.

– Френч, – обернулся тот к дворецкому, – пожалуйста, скажи Джону, что я скоро отправлюсь.

Когда дворецкий с поклоном удалился, герцог негромко заметил:

– Это где-то в Уайтчепеле.

– Вы можете узнать здание?

– Ну, сам я там не бывал…

– Не важно, – отозвался Тристан и, вынув револьвер из ящика стола, проверил барабан. – Я это место найду. Если вы отнесете эту-записку лорду Ноуланду в Скотленд-Ярд и попросите, чтобы он встретился со мной там, я буду вам очень благодарен.

Герцог не спеша сложил записку.

– Пусть туда сбегает кто-нибудь из ваших слуг, а я отправлюсь с вами.

Тристан прекрасно понимал, каковы соображения Райленда: на месте герцога он тоже не согласился бы играть роль посыльного. Однако существует огромная разница между участием в спасении и участием в мести.

Закрепив револьвер на поясе, Тристан взял со спинки стула сюртук.

– Когда все это закончится, моя мачеха скорее всего будет трупом, – объявил он будничным тоном, просовывая руки в рукава. – Если окажется, что вы при этом присутствовали, вас сочтут пособником – и это еще в лучшем случае, а в худшем вы окажетесь сообщником. Что до скандала, то он гарантирован даже с большей вероятностью, чем судебный процесс.

– Скандалы забываются и проходят, а что до вопросов законности… Данные под клятвой показания герцога имеют немалый вес. Если суд и состоится, то он окажется очень коротким.

Дольше сопротивляться не имело смысла. Кивнув в знак согласия, Тристан забрал у герцога записку и направился к двери.


Поспешно спрятавшись за стволом старого дуба, Симона осторожно выглянула из-за него. Обрывки и фрагменты разговоров, мимолетные взгляды и жесты стремительно вставали в ее памяти, сдвигая кусочки мрачной, уродливой мозаики на неоспоримо верные места.

Гневные слезы навернулись ей на глаза, но она поспешно смахнула их и, наклонившись, достала кинжал. Держа рукоять так, чтобы клинок прилегал к внутренней стороне предплечья, она начала пробираться вдоль стены дома, выискивая открытое окно, чтобы сделать то, что сделать необходимо. А сожалеть можно будет и потом.


Парадная дверь резко распахнулась. Секунду Тристан изумленно думал о том, какого черта дворецкого понесло на улицу, и вдруг его сердце захлестнула волна облегчения.

– Эм! – воскликнул он, распахивая объятия. – Слава Богу!

Лицо Эммалины резко сморщилось, и она с тихим плачем бросилась в его объятия, а потом спрятала лицо у него на груди.