Он прошел мимо к другому седлу, лежащему на земле.

— Мы поговорим об этом позже, Ноэль. После того как вернемся в Телевею.

Даже если бы Куин ударил ее, он не смог бы выразить свои чувства яснее. Ком в горле увеличивался и грозил задушить ее.

Тихонько всхлипнув, Ноэль отвернулась и бросилась к деревьям, несясь без разбору, ошеломленная болью и чувством утраты. Она не слышала шагов, преследующих ее, и еле ощутила на плечах его руки, притягивающие к твердому телу, шероховатость его куртки возле щеки.

— Высочество, не плачь. Пожалуйста, не плачь, — хрипло шептал он. — Не позволяй мне обижать тебе еще больше, чем уже обидел.

Она сжала кулаки и уперлась в его грудь.

— Почему ты не отослал меня прочь давным-давно, вместо того, чтобы мучить? — рыдала она. — Это твоя месть? Заставить меня влюбиться, а затем отшвырнуть прочь? На это тебя толкнула ненависть ко мне?

— Ненависть? — он отстранил ее и встряхнул. — Боже милостивый, ты — самое замечательное, что когда-либо случалось со мной. Я люблю тебя больше жизни!

— Тогда почему ты бросил меня? — вопила она, не веря признанию, о котором так долго мечтала.

— Ради Бога, что я мог сказать тебе? — его губы скривились, и последующие слова были полны издевки. — Моя дорогая жена, хоть я приласкал тебя хлыстом и изнасиловал на конюшне, ты не можешь не понять, что я действительно люблю тебя?!

— Да, — закричала она. — Именно так ты и должен был сказать!

Он убрал руки с ее плеч и с проклятием отвернулся.

— Неужели ты не понимаешь? Даже если ты сможешь простить меня, сам себя я никогда не прощу.

Слезы струились по ее щекам.

— Тогда почему ты вернулся в Телевею?

Довольно долго он молчал. Когда же заговорил, голос звучал спокойно и безучастно.

— Я вернулся, потому что хотел увидеть тебя в последний раз и убедиться, что с тобой все в порядке, — он вглядывался куда-то вдаль. — Выходи замуж за Вольфа Брандта. Когда он говорит, что обожает тебя, это чистая правда.

Ноэль оцепенела. Была какая-то неестественная покорность в Куине, в его понурых плечах. Внезапно Ноэль поняла: это не он отомстил, а она. Она наконец исполнила то, что поклялась сделать давным-давно. Победила мужа. Сколько раз она молилась о том, чтобы увидеть его унижение. Теперь это произошло, но Ноэль могла думать лишь о том, как это ужасно, и как сильно она его любит. Ничего другого — ни удовлетворения, ни торжества, только неодолимое желание упразднить эту отвратительную покорность.

— Я не собираюсь и дальше выслушивать, как смехотворно ты себя жалеешь! — воскликнула она, решительно вытирая рукой заплаканные щеки. — Ты ужасно обходился со мной. Мы оба ужасно поступали. Но сейчас это все в прошлом. А впереди вся оставшаяся жизнь. И если ты надеешься, что я выйду замуж за Вольфа Брайдта, то глубоко ошибаешься. Я не какое-то имущество, чтобы передавать меня от одного владельца другому. Ты мой муж, Куин Коупленд. Ты принадлежишь мне!

Он медленно обернулся. Ноэль шагнула к нему навстречу и, бессознательно, он потянулся к ней. Но тут же опустил руку.

— Все не так просто.

— Как бы не так, — она преодолела оставшееся расстояние между ними и погладила упрямца по щеке. — Только одно по-настоящему важно, Куин. Любишь ли ты меня?

Он повернул голову и прижался губами к ладони, ласкавшей его.

— Ты же знаешь, что люблю, но…

— Шшш… — прошептала она, ее глаза сияли любовью к этому великолепному, желанному строптивцу. — Довольно, любовь моя, — у нее перехватило дыхание, когда она заметила, как отчаяние и неуверенность исчезают с его лица.

— А вдруг я снова подведу тебя? — спросил Куин.

— Возможно, случится и такое. И я могу тебя подвести. Мы оба — несовершенные создания с непомерной гордыней. Нам придется учиться доверять друг другу. Это будет нелегко.

Когда он заговорил, его голос дрожал от волнения.

— Ты — дьявольская женщина.

И Ноэль тут же оказалась у него в руках, в его крепких объятиях, любовь захлестнула супругов, и все остальное для них исчезло.

Они остались одни в новосотворенном мире, двое влюбленных, так много преодолевших.

Вдвоем, они забрались в убежище из сосновых ветвей, там сбросили одежду и сложили вместо одеял. Не торопясь, сначала руками, а потом и ртами они выискивали гладкие выпуклости и влажные впадинки, твердость и мягкость.

Холодное январское утро перестало для них существовать, когда они все разделили друг с другом — тела, мысли, дыхание.

Поднимаясь все выше… на гребне вздымающейся страсти…они парили… соединяясь… сливаясь… становясь единым целым.

Глава 38

Их ребенок родился к следующему октябрю. Был он зачат в насилии или в золотые моменты их медленного возвращения в Телевею, никто из них не знал. Но оба подозревали, что яростная ночь в конюшне, которая изменила для них все, также поспособствовала появлению их сына. По настоянию Ноэль, они назвали его Кристофером Саймоном, комбинируя второе имя Куина с именем его отца. У Кристофера были темные волосы и высокие скулы Куина, а также глаза его матери цвета топаза. Он был живым, искрящимся ребенком, и они упивались им.


Куин поехал в Вашингтон с Вазиданом защищать интересы чероки, но все было бесполезно. Переселение индейцев на запад проходило, как и запланировано, и четыре тысячи, почти четверть племени, умерло менее чем за год. Болезни, голод, гонения и горе убили их. Среди Чероки их переселение из родного дома в новые земли Оклахомы получило название nunna-da-ul-tsun-yi, или Дорога слёз.

Куин горевал о своих людях, и жена утешала его. Их взаимная любовь была целебной. Постепенно одиночество и чувство отчужденности, которые занимали значительное место в их жизни, начали исчезать. Только разговоры о Саймоне стояли между ними — Ноэль заставляла Куина помириться с отцом, а Куин твердо отказывался.

К следующему лету, после рождения Кристофера, Американский клипер Куина наконец стоял на стапеле. Его киль был сооружен, структура просматривалась; даже при том, что наружные балки еще не были прикреплены, новая смелая модель, разработанная Куином, была очевидна.

Этим летом они часто ходили к водоему в лесах за Телевеей, иногда вдвоем, иногда брали с собой девятимесячного Кристофера, и плескались с ним в прохладной, чистой воде.

— Пошевеливайся, Высочество. Забирайся сюда прежде, чем я тебя затащу.

Если они были вдвоем, то она ступала в воду обнаженная, подплывала к нему, словно вспышка серебра в мирном пруду. Но когда с ними был Кристофер, она довольствовалась тем, что сбрасывала обувь и чулки, задирала юбки и входила в воду. Ее пальцы погружались в ил на берегу пруда и она неизменно мысленно возвращалась в те давно минувшие дни, когда, будучи оборванкой, зарывалась ногами в берега Темзы в поисках угля. Как же далеко она пошла.

Когда Кристофер был с ними, она любила сидеть на берегу и смотреть, как он и Куин играют голыми в воде. Кристофер, полный храбрости и визжащий от радости, бешено плескался пухленькими ручками и ножками, уверенный, что если вода подберется близко к его носу, то сильные руки подхватят его и крепко сожмут в объятиях. Если игра продолжалась достаточно долго, он начинал отталкиваться от блестящей, загорелой отцовской груди, и тянулся рукой к тихому уюту берега.

— Хорошо, мой друг, — довольно посмеивался Куин, выходя из воды и передавая Кристофера его матери. — Я знаю, чего ты хочешь, и не могу осуждать тебя.

В то время, как она прикладывала Кристофера к груди, он одевал брюки и растягивался возле нее. С босыми ногами, загорелой на солнце кожей, влажными, распущенными волосами, они больше походили на семью цыган, нежели на Коуплендов из Кейп Кросс.

Однажды пополудни в июле они возвращались с пруда с Кристофером, спящим на плече у отца. — Это был чудесный день, правда, любимый? — сказала Ноэль, посылая Куину сокрушительную улыбку, заставлявшую его раньше завидовать всем, кому она доставалась. Потом она поцеловала его. Кристофер проснулся и начал протестовать. Усадив его поиграться на траве, они продолжили свое приятное времяпровождение, и не услышали приближение экипажа, пока он не подъехал почти вплотную к дому. Ноэль неохотно оторвалась от своего мужа и зашагала навстречу прибывшим. — Кто это может быть?

Экипаж остановился и грум спрыгнул на землю, чтобы открыть дверцу. Ноэль увидела, как появилась маленькая, расшитая туфелька, затем кайма розового платья и следом сама Констанс Пейл Коупленд. Ее подпрыгивающие золотисто-каштановые локоны были такими же густыми и блестящими как всегда, а изумрудно-зеленые глаза сверкали.

— Моя дорогая, дорогая девочка! — Порхнув в объятия Ноэль, она принесла за собой знакомый аромат фиалок.

— Констанс! — обнимая ее, Ноэль заметила, как из экипажа выбрался Саймон. Констанс, сжала ее еще раз, и переместилась к Куину, болтая без умолку.

Ноэль заглянула в голубые глаза Саймона. Он не изменился за прошедшие два с половиной года. Даже наоборот, выглядел помолодевшим.

— Здравствуй, Ноэль.

Она почувствовала его сдержанность и вспомнила напряжение, возникшее между ними в последние месяцы в Лондоне. Сейчас все это казалось таким глупым. Если бы не этот человек, у нее бы ничего не было. Он был единственным отцом, которого она когда-либо знала, и она любила его.

Она протянула к нему руки. — О, Саймон, я так рада видеть тебя!

Он сгреб ее в охапку, оторвав от земли и сжимая в объятиях, пока она не начала задыхаться. В конечном счете, он поставил ее на ноги с поцелуем и прошел поприветствовать своего сына.

Куин стоял, отвернувшись от нее, поэтому Ноэль не могла видеть выражение его лица, но, судя по напряженной спине, ничего не изменилось.

Их приветствие было недолгим, потому что Саймон обратил внимание на сидящего в траве Кристофера, зажавшего одуванчик в своем грязном кулачке.