Глаза Куина опасно сузились, и Ноэль увидела, как напряглись его мышцы. Позже она гадала, чем бы закончилась вся эта история, не объявись в тот момент шериф с несколькими мужчинами с верфи.

После того как они прогнали Бейкера, Куин повернулся к ней.

— Ты в порядке?

Она кивнула.

— Бейкер — это тот человек, которого я видела возле коптильни.

Куин спешился и поднял ее хлыст с дороги.

— Я подозревал, что это он, но не был уверен. До сегодняшнего дня никто его не видел. А потом, сразу после того как ты выехала со двора, один из мужчин сказал мне, что кто-то заметил его у ворот. — Он положил руку на ее седло и протянул ей кнут. — Тебе следовало дождаться слугу, а потом ехать назад, Ноэль. Я же сказал тебе, что не хочу, чтобы ты ездила здесь в одиночестве.

— Не пытайся набросить на меня поводок, Куин Коупленд, — вспыхнула она. — Я в состоянии позаботиться о себе сама. У меня в сапоге был нож, и я лишь ждала момента, чтобы пустить его в ход. Не дожидаясь ответа, она пришпорила Каштановую Леди и поскакала галопом по дороге.

Глава 32

На следующий день по приглашению пришла жена Джулиана Лестера, Эмили. С виду она была похожа на своего мужа. Те же каштановые волосы и карие глаза. Когда Ноэль провела ее по всем отделанным комнатам, то почувствовала к ней расположение так же быстро, как и к Джулиану.

— Вы столько всего здесь сделали, — сказала удивленно Эмили, когда они вернулись в гостиную. — Телевея стала еще прекраснее, чем тогда, когда я была еще ребенком.

— Я и не знала, Эмили, что вы так давно здесь живете.

— Подумать только, конечно. В Дарси Холле, ни милей дальше. Боже правый, я прожила здесь почти столько же, сколько и в Телевее. Конечно, все мы там жили. Да нас тянуло туда, как медвежат на мед.

— Почему? — спросила Ноэль, пытаясь представить этот дом полным детей.

— Из-за Аманды. Мы все любили ее.

Хотя Ноэль никогда не слышала этого имени прежде, она догадалась, что Эмили говорит про мать Куина.

— Расскажите мне о ней. Куин так мало рассказывает о своем детстве.

— Ах, Ноэль, она была нечто, право слово. Мы все грешили потаенными мечтами об исчезновении наших родителей. Не о смерти, вы не подумайте. — Рассмеялась Эмили. — Мы были слишком хорошо воспитаны для этого. Просто о таинственном исчезновении на какое-то время, чтобы мы могли пожить в Телевее.

— Наши матери называли ее «Бедная Аманда», потому что ее служанки пользовались тем, что она не могла следить за домом. Они давали ей советы о том, как отполировать мебель, вывести грязные следы с ковра на лестнице. А она, знай, смеялась и все твердила им, что слишком занята игрой с сыном и поддержанием своего мужа в добром расположении духа, чтобы заниматься такими глупостями. Как они ее оплакивали. Да и любили они ее сильно.

— Как она выглядела?

— Тут где-то должен быть ее портрет. Наверное, Саймон унес его вниз после ее смерти. Красавицей она не была, не то, что вы. Но она была поразительна. Выразительные черты. Заплетенные темные волосы она всегда носила как корону. Подумать только, клянусь, не было другой такой женщины, которой было бы так наплевать на свою одежду. Представляете, она могла пойти с нами в лес в новом платье, и до то того как вы успевали это заметить, уже испачкать подол в грязи на берегу реки, показывая нам как ловить рыбу без удочек. Саймон иногда жаловался, что на те деньги, что тратятся на замену ее испорченной одежды за год, можно было бы построить корабль. Он всегда посмеивался, когда говорил это, а мы знали, что на самом деле он не против.

Эмили улыбалась с отсутствующим взглядом.

— Мы все так сильно завидовали Куину. С ним обращались не так как наши родители с нами. Я помню, как они всегда касались его. Всякий раз, как он проходил мимо, один из них обязательно взъерошивал его волосы или обнимал или просто гладил по руке. Помню, как однажды Саймон поцеловал его в макушку прямо на глазах у других мальчиков. Как они его дразнили! А он только смеялся и говорил, что если бы они не были против, он сказал бы Саймону, чтобы тот поцеловал и их тоже.

Эмили вздохнула.

— Конечно, после ее смерти все изменилось.

— Как это случилось?

— Малярия. Тем летом была ужасная эпидемия. Какое же грустное это было время. Хотя, конечно, нет ничего вечного.

Она издала смущенный смешок.

— Бог мой, Ноэль, я тут со своими воспоминаниями распричиталась как Корнелия, тетушка Джулиана. Он говорит, что я стала странно вести себя с тех пор, как обнаружилось, что нахожусь в интересном положении.

В ее голосе звучала гордость, когда она рассказывала о том, что у них с Джулианом, после семилетнего брака, летом наконец-то появится ребенок.

— Надеюсь, у вас с Куином это не затянется так надолго. Было бы неплохо, если бы наши дети дружили.

Ноэль уклончиво улыбнулась, втайне радуясь тому, что не показала Эмили верхний этаж. Как бы то ни было, она сомневалась, что ее новая подруга смогла бы понять, почему они с Куином спят в разных спальнях.

После того как Эмили ушла, Ноэль налила себе чашку чая и принялась рассеянно бродить по гостиной. Эхом отдавались ее шаги по голому полу. Она неторопливо подошла к переднему окну и задумчиво посмотрела в него. Она не видела больше ни забора, отодвинутого от тропинки, ни вымощеной булыжником дороги, которая изящно исчезала за поворотом фасада дома, и не было больше сорняков, растущих между трещинами. А все, что она видела, была Аманда Коупленд.

Каким же ярким было описание Эмили. Может оттого она казалась такой близкой? Знала ли она, лежа в могиле, каким черствым и одержимым стал ее сын, ненавидящий собственного отца, которого он когда-то любил, а теперь чувствует себя счастливым лишь со своими кораблями. А может это была попытка связаться с Ноэль? Попросить ее о помощи своему сыну?

Внезапно Ноэль поставила чашку и направилась, словно движимая инстинктом, в комнату, где была лишь однажды. Она догадалась, что, до того как стать комнатой для занятий, это была детская. Среди пыльных сундуков и старых чемоданов она нашла вещи, которые принадлежали ее мужу в детстве: учебники для детей младшего возраста с детскими картинками и ошибками на полях. Деревянный ковчег, батальон оловянных солдатиков с их некогда яркой униформой красного цвета, которая теперь облупилась и выцвела. Здесь же была пустая колыбель с веретенообразными перильцами, а за всем этим, будто она знала это заранее, портрет Аманды Коупленд, тщательно завернутый в несколько слоев предохраняющей его ткани.

Это был портрет в полный рост, на котором была изображена женщина в красном платье с белым платком, задрапированным поверх него. На шее висел маленький серебряный диск, тот самый, который теперь носил Куин. Эмили описала ее очень точно: черные волосы, волевой нос, темные глаза, отстоявшие друг от друга немного дальше, чем диктовала мода.

Ноэль сидела какое-то время, изучая портрет и размышляя о том, что за женщина была эта Аманда Коупленд. В конце концов, она вернула ткань на место и ушла.

Куин отдал указания конюхам, что Ноэль разрешено бывать лишь в южной и восточной части от дома, но никак не в лесистой местности, с которой граничила задняя часть поместья. Это ограничение начало раздражать ее еще до инцидента с Люком Бейкером. Теперь, когда его благополучно упрятали за решетку, она решила, что больше нет никакой необходимости в соблюдении подобных мер предосторожности. И по этой причине, на следующий день после визита Эмили, Ноэль под влиянием порыва отправилась в лес, не обращая внимания на конюха, который окликнул ее из ворот конюшни. Копыта Каштановой Леди беззвучно топтали молодую поросль, неразумно искавшую убежища на узкой тропинке. Она не планировала отправиться куда-то определенно, просто чтобы успокоить свое негодование.

Она немного побродила по полянке вокруг развалин старой хижины, напевая что-то себе под нос, прежде чем поняла, что не одна. Ее первая мысль была о Бейкере. По мере того как ледяной, колючий холодок от надвигающейся опасности бежал по спине, она все отчетливее осознавала насколько плотной была растительность, застившая свет послеполуденного солнца, и как далеко она ушла от того места, где была привязана лошадь.

Продолжая тихо напевать, она наклонилась и поправила свой сапог, как если бы было что-то не в порядке с каблуком, в то же время медленно доставая нож из другого сапога. Опустив его в карман, она неторопливо начала движение по направлению к своей лошади.


Ей еще оставалось пройти какое-то расстояние, когда рядом зловеще хрустнула ветка. Она бросилась бежать, огибая кусты можжевельника, быстро меняя направление, пытаясь сбить со следа своего преследователя. Она петляла сквозь деревья так ловко, как если бы бежала по запутанным улочкам Лондона. Но она была уроженкой города и не подумала о небольших корнях, растущих свободно на поверхности песчаного суглинка. Хотя корни были тонкими, но они также были сильными, готовыми зацепиться за кожаный носок сапог для верховой езды.

Бедро первым приняло на себя удар. Незадолго до того, как все ее тело ударилось оземь, Ноэль почувствовала, как ее волосы зацепились за зазубренную кору раздвоенного ствола дерева. Она обернулась, чтобы освободиться, у нее перехватило дыхание. Там, рядом с ней, на земле твердо стояла пара мокасин.

Ее сердце загрохотало, взгляд потянулся вверх, сначала заметив узкие брюки из оленьей кожи, а затем винтовку, перекинутую спереди через домотканую рубашку, похожую на тунику, прежде чем ее глаза достигли его лица. Как только она увидела татуировку в виде концентрических кругов на его щеке и серебряные диски, висящие в его ушах, она тут же вспомнила все рассказы Куина об индейцах, перенявших образ жизни белого человека. Он удивленно смотрел на нож, который она направила в его сторону.