— Я думала над тем, как вы собираетесь ловить ящериц, — объяснила она.

— Принцесса Зеленоглазка проголодалась?

Сьюзен редко терялась, но тут она не нашлась что ответить и молча смотрела на него. Он выглядел уже немного лучше: щеки приобрели здоровый розовый оттенок, синие глаза были яркими и чистыми, как безоблачное небо, а ноги его уже стояли на земле твердо — словом, он излучал необычайную силу, такую, что Сьюзен затаила дыхание. Да, он был бесконечно хорош собой. Особенно когда улыбался.

Сьюзен почувствовала себя неловко: ей стало стыдно за свой неопрятный вид, за космы волос, которые она не успела еще толком расчесать. В последнее время она почти перестала следить за собой, считая, что сейчас не время об этом думать, но теперь решила, что поступала неосмотрительно.

Раздосадованная собственной неаккуратностью, Сьюзен взяла гребень и вылезла по камням наружу. Причесываться в присутствии Чейза ей было почему-то неприятно. Наверное, смущал хитрый взгляд его ярко-синих глаз.

Чейз, однако, последовал за ней и сел рядышком на тот же большой камень. Ему нравилось вот так сидеть с ней рядом и как бы невзначай прикасаться то локтем, то коленом. Щенок жалобно заскулил, Сьюзен подхватила его и усадила к себе на колени, где он, успокоившись, заснул.

— Значит, я был прав, — сказал Чейз с усмешкой.

— Сама мысль о том, чтобы есть ящериц, внушает мне отвращение.

— Мне очень жаль, Сьюзен, но вам придется это сделать.

Его близость, его прикосновения, его запах смущали и поражали Сьюзен. Подняв голову, она посмотрела ему в лицо, и взгляд ее как будто нечаянно скользнул по его губам. Она тотчас вспомнила тот день, когда забралась к нему под одеяло и он поцеловал ее. Сьюзен до сих пор чувствовала вкус его страстного и жадного поцелуя на своих губах — поцелуя, вселившего томящий жар в ее душу.

Сьюзен с трудом сдерживалась, чтобы не броситься к нему в объятия, не потереться щекой о его щеку, не провести ладонью по его загорелой груди. Ее охладили лишь его насмешливые слова:

— Не рассчитывайте, что мясо ящерицы будет похоже хоть на одно из тех кушаний, которые вы готовили в Бостоне.

Кровь ударила Сьюзен в голову, наваждение исчезло.

— Не упоминайте больше при мне название этого города, мистер Маккейн! Я очень прошу вас забыть обо всем, что я вам рассказала, — выкрикнула она.

Чейз поднял от удивления брови: как быстро, однако, меняется ее настроение! Всего минуту назад он готов был поклясться, что Сьюзен хочет его поцеловать.

— Но почему? Ведь это же ваш родной город, место, где вы родились!

Сьюзен отвернулась:

— Потому что я хочу забыть обо всем, что связано с этим городом, — о тех отвратительных людях, которые меня там окружали!

— Даже о ваших матери и отце? — спросил Чейз как можно ласковее.

— Их я и так практически не помню.

— Но вы могли бы стараться больше думать о них, вместо того, чтобы зацикливаться на…

— Послушайте! — вспылила Сьюзен, ее зеленые глаза горели возмущением. — А какое ваше дело, о чем я думаю?

Она попыталась было отодвинуться от него, но на камне не было больше места. Его горячее дыхание слишком сильно обжигало ей лицо, а его близость смущала ее. Сьюзен почувствовала, что у нее кружится голова.

Чейз же смотрел на нее полунасмешливо, глаза его сияли хитрой искоркой. Но он сдвинул шляпу на затылок и отвел взгляд в сторону — туда, где заходило солнце:

— Видите ли, Зеленоглазка, мне кажется, сейчас, когда мы попали в эту переделку, нас очень даже должны волновать мысли и чувства друг друга.

— Ну, хорошо, допустим. И что же вы прикажете мне вспоминать? — фыркнула Сьюзен.

Ей хотелось встать и уйти, но какая-то неведомая сила приковала ее к этому месту. Кроме того, бродить одной в сумерках было опасно.

— Ну, во-первых, вам будет значительно легче, если вы станете вспоминать о приятном. Хорошие мысли делают человека лучше, чище, добрее, приятнее в общении… А будете думать о плохом — превратитесь в настоящую мегеру.

Сьюзен буквально вспыхнула от злобы и, не помня себя от ярости, ударила Чейза что было сил — наотмашь, по щеке. Но тут же пожалела о содеянном. Рука ее беспомощно повисла в воздухе.

Лучше бы она встала и ушла. Сьюзен растерялась. Чейз усмехнулся. Но чем больше он ухмылялся, тем сильнее злилась Сьюзен. Ей снова захотелось ударить его, но она почему-то испугалась.

Испугалась, что во второй раз ей это с рук уже не сойдет.

Какое-то шестое чувство подсказало Сьюзен, что Чейз никогда ей этого не простит.

20

Чейз понимал, что раздражает Сьюзен своей дурацкой улыбкой, но не улыбаться не мог. Она была так очаровательна в своем гневе: глаза цвета моря в плохую погоду и щеки, пылающие ярким румянцем!

Но внезапно Чейз устыдился своего поведения и поднялся. О, дьявол! Как он посмел! Эта совсем юная девушка столько перенесла в своей жизни, а он еще над ней издевается!

Как хотелось бы Чейзу прижать сейчас Сьюзен к себе, чтобы она поплакала у него на груди. Но он сдержался. Он не был уверен, что ей понравится его сочувствие. Она еще, чего доброго, опять разозлится. И походка, и каждое движение Сьюзен — выдавали в ней женщину гордую, не привыкшую жаловаться. В любом случае, Сьюзен не готова к тому, чтобы ее начали жалеть. Слишком много зла она держала на этот мир, а в особенности на мужчин.

Пройдет еще много времени, прежде чем она оттает… Но Чейзу казалось почему-то, что именно он мог бы помочь ей в этом. «Я докажу тебе, что заслуживаю твоего доверия, раньше, чем мы дойдем до Золотых Холмов», — решил он про себя. Но тут же сам себе возразил: «Да о чем это я? Какое мне дело до того, как она ко мне относится? Вокруг полно женщин, готовых по первому зову броситься мне на шею, и с гораздо более мягким нравом, нежели у этой недотроги. Кроме того, почему я должен обуздывать ее для кого-то другого? Ведь мы расстанемся с ней тотчас, как доберемся до Золотых Холмов, и, скорее всего, никогда больше не увидимся».

Впрочем, последняя мысль доставила Чейзу боль. Эта маленькая женщина успела уже так привязать его к себе, образ ее так глубоко засел в его душу, что…

Чейз взглянул на нее. Прекрасные зеленые глаза смотрели не отрываясь на падающее за горизонт раскаленное солнце, и Чейз вновь испытал непреодолимое желание сжать ее в своих объятиях и поцеловать. Он хотел доказать ей, что не все мужчины такие, как Эндрю. Что в мире существует настоящая любовь…

Но что это с ним? Пусть все это доказывает ей Ливермор.

Честно говоря, Чейз был почти признателен Ливермору за то, что он не встретил свою невесту. Ведь иначе судьба не свела бы их.

Сьюзен взглянула на Чейза и прочла в его взгляде новое выражение, истолковать которое можно было одним лишь образом. Она не раз видела подобное выражение в глазах других мужчин и очень хорошо знала, как это чувство называется. Похоть было ему имя.

Вот и сейчас Чейз вновь опустился рядом с ней на камень и, медленно окинув взглядом, уставился в глаза. Как будто нечаянно придвинулся к ней плечом. Сьюзен охватила невольная дрожь. Смутившись и взволновавшись, она прошептала:

— Вы… вы выглядите намного лучше…

Так оно и было. Синие глаза горели, лицо приобрело естественный цвет, и даже небритость шла ему, придавая еще большую мужественность. Словом, Чейз Маккейн был чрезвычайно хорош собой.

— Я очень волновалась, что сегодняшний переход может плохо повлиять на ваше состояние, — пояснила Сьюзен.

Его губы растянулись в знакомой улыбке, в глазах зажглась хитрая искорка, но заговорил он вежливо и даже как будто нараспев ласково:

— Мне уже намного лучше, Зеленоглазка. Все это исключительно благодаря вашим стараниям. — И подарил ей самый что ни на есть завораживающий взгляд.

Сьюзен вздрогнула и неосторожно вытерла губы. Чейз не преминул изучающе взглянуть на них.

— Вы… — начал он хрипло, но затем откашлялся: — Вы не могли бы пришить мне штанину? Она еле держится.

— Штанину? — пролепетана Сьюзен едва слышно, этот мужчина так околдовал ее взглядом, что она не сразу поняла, о чем идет речь. — А… конечно. Я. не слишком хорошо шью, правда, но думаю, сумею.

Он кивнул и в мгновение ока расстегнул пряжку ремня и снял штаны. Теперь он стоял перед нею в одной только рубашке и нижнем белье и усмехался, заметив, как смутилась Сьюзен.

О, Господи!

Сгорая от стыда, Сьюзен быстро взяла у него брюки и отвернулась. Поспешно забралась в пещеру и нарочито долго укладывала щенка спать в уголок. Чейз же стоял за ее спиной.

Она искоса посмотрела на его сильные мускулистые ноги и не смогла оторвать взгляд.

Видимо, нисколько не стесняясь своей наготы, Чейз сказал ей:

— А я думал, вы хорошо шьете. Вам же, наверное, пришлось перешивать для себя вещи вашей кузины?

Сьюзен нервно облизала губы и сделала вид, что всецело поглощена шитьем.

— Да, мне много приходилось шить, — проговорила наконец девушка, — но по-настоящему у меня не хватало на это ни времени, ни терпения. У меня никогда не получались маленькие аккуратные стежочки.

Руки у нее дрожали. О, если бы в пещере не было так тесно и жарко!

— Я буду рад любым стежкам, лишь бы вы починили мне брюки, — сказал ей Чейз.

Брюки хранили на себе его тепло, и, как ни старалась Сьюзен, она не могла об этом не думать. Забившись в уголок, она мечтала только об одном: чтобы Чейз к ней не приближался. Иначе стежки пойдут совсем уж косые-кривые!

Сьюзен шила, стараясь не смотреть в сторону Чейза, но дело, которым он сейчас занимался, не могло ее не заинтересовать.

Привязав к палке веревку, он сделал на ней скользящую петлю, вылез на солнышко и положил ее на землю. Долго ждать не пришлось. Откуда ни возьмись, появилась большая ящерица и принялась делать гимнастику прямо возле петли. Чейз осторожно приподнял палку, чтобы закинуть петлю ящерице на шею, но ее уже прыг — и след простыл.