— Останься, — прошептала она, коснувшись его щеки.

— Амелия, — прерывисто произнес Томас, взмолившись, чтобы она услышала в этом единственном слове все его мысли. Вряд ли Он сможет произнести их вслух.

— Дело сделано, — мягко сказала она. Но ее глаза яростно сверкнули. — И я никогда не пожалею об этом.

Томас попытался что-то сказать. Но у него ничего не вышло, кроме звука, который шел из глубины его существа, где не было слов.

— Ш-ш-ш. — Она коснулась пальцами его губ. — Дело сделано, — снова сказала она. А затем ее лицо осветилось улыбкой, в которой отразился весь вековой женский опыт. — Надо довести его до конца. — Ее рука скользнула вниз, обхватив пальцами его естество.

Томас ахнул.

Она сжала пальцы.

— Сделай так, чтобы это было незабываемым.

И он сделал. Если первая часть их занятия любовью была бурной и бездумной, то теперь все его действия были подчинены одной цели. Каждый поцелуй был чистым искусством, каждое прикосновение было направлено на то, чтобы привести ее к вершинам наслаждения. Если что-нибудь вызывало у нее возгласы удовольствия, он делал это опять.

Он снова и снова повторял ее имя, осыпая поцелуями ее лицо и тело. Он сделает все, чтобы ей было хорошо. Он не успокоится, пока не приведет ее к вершинам экстаза, пока она не содрогнется в его объятиях.

Впервые за несколько недель его мысли не были сосредоточены на нем. Он не думал, кто он и как его зовут. Он думал только о том, как доставить ей наслаждение.

Она была центром его мира. Возможно, так будет всегда, до конца его дней.

И наверное, ему это понравится.

Томас посмотрел на нее, и у него перехватило дыхание, когда ее губы приоткрылись в томном вздохе. Никогда в жизни он не видел ничего прекраснее. Ничто не шло в сравнение, даже самый сверкающий из бриллиантов, даже самый живописный закат. Ничто не могло сравниться с ее лицом в это мгновение.

И тут его озарило.

Он любит ее.

Эта девушка — нет, эта женщина, — которую он вежливо игнорировал годами, проникла в его душу и похитила его сердце.

Теперь Томас не понимал, как он мог даже подумать о том, чтобы позволить ей выйти замуж за Джека.

Он не представлял, как будет жить в разлуке с ней. Он не смог бы прожить и дня, не будучи уверен, что она станет его женой, что она будет вынашивать его детей и стареть вместе с ним.

— Томас?

Ее шепот вернул его к реальности, и он осознал, что перестал двигаться. Она смотрела на него со смесью любопытства, желания, и в выражении ее глаз было нечто такое… что делало его счастливым.

Недовольным, не удовлетворенным, а счастливым.

И влюбленным, с шампанским в крови и желанием кричать на весь мир о своем счастье.

— Почему ты улыбаешься? — спросила Амелия и тоже улыбнулась, потому что его улыбка была заразительной. Так и должно быть. Он не мог держать ее внутри.

— Я люблю тебя, — произнес он, зная, что его лицо выражает удивление и восторг, которые он испытывал.

— Томас… — осторожно начала она.

Ему было важно, чтобы она поняла.

— Я сказал это не потому, что ты сказала. И не потому, что теперь мне придется жениться на тебе. Я сказал это, потому что… потому что…

Амелия лежала под ним очень тихо…

— Я сказал это, потому что это правда, — закончил Томас.

У нее на глазах выступили слезы, и он склонился ниже, чтобы высушить их поцелуями.

— Я люблю тебя, — прошептал он. И не смог сдержать хитрой улыбки. — Но впервые в своей жизни я не собираюсь поступать правильно.

Ее глаза тревожно расширились.

— Что ты хочешь сказать?

Он осыпал поцелуями ее щеку, ухо и подбородок.

— Думаю, правильно было бы прекратить это безумие прямо сейчас. Не то чтобы твоя жизнь не погублена окончательно и бесповоротно, но мне следовало получить разрешение твоего отца, прежде чем заниматься этим.

— Заниматься этим? — ахнула она:

Он покрыл поцелуями другую сторону ее лица.

— Я никогда не позволил бы себе подобной грубости. Я имел в виду ухаживание в общепринятом смысле.

Ее рот несколько раз открылся и закрылся, прежде чем сложиться в нечто похожее на улыбку.

— Но это было жестоко, — промолвил он.

— Жестоко? — переспросила она.

Он хмыкнул.

— Не заниматься этим. — Он подался вперед, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы она издала удивленный возглас.

Он потерся носом об ее шею.

— Начать что-то и не закончить — это неправильно, как по-твоему?

— Неправильно, — согласилась она, но ее голос стал напряженным, а дыхание прерывистым.

И Томас продолжил. Он любил ее своим телом точно так же, как любил сердцем. А когда она содрогнулась под ним, он наконец дал себе волю, взорвавшись внутри ее с силой, которая оставила его опустошенным, утомленным… и завершенным.

Может, это был неправильный способ соблазнить любимую женщину, но определенно приятный.


Глава 22


Наконец-то Томас сделал действительно правильную вещь.

Почти.

Амелия ожидала, что он будет разговаривать с ее отцом на следующий День. Но он попросил ее доставить записку и перстень в Кловерхилл, как и планировалось, добавив, что увидится с ней через две недели в Англии.

И еще он сказал, что любит ее, любит больше, чем он в состоянии выразить словами, но ему нужно вернуться одному.

Амелия поняла.

Вот так и получилось, что почти через три недели она сидела в гостиной Берджес-Парка в обществе своей матери, всех четырех сестер, двух собак отца, когда в дверях появился дворецкий и объявил:

— Мистер Томас Кавендиш, миледи.

— Кто? — откликнулась леди Кроуленд.

— Это Уиндем! — прошипела Элизабет.

— Он больше не Уиндем, — поправила Милли.

Амелия уставилась в свою книгу — какое-то нудное руководство по этикету, которое ее мать считала полезным, для чтения, — и улыбнулась.

— Зачем, скажите на милость, он явился? — осведомилась леди Кроуленд.

— Наверное, он все еще помолвлен с Амелией, — предположила Милли.

Ее мать в ужасе уставилась на нее.

— А разве это под вопросом?

— Вполне возможно, — ответила Милли.

Амелия не поднимала взгляда от книги.

— Амелия, — резко сказала леди Кроуленд. — Каково состояние твоей помолвки?

Амелия попыталась отделаться пожатием плеч, но, очевидно, этого было недостаточно, поэтому сказала:

— Я не уверена.

— Как такое возможно? — спросила Милли.

— Я ее не разрывала, — сказала Амелия.

— А он?

— Э-э… — Амелия помедлила, не зная, кому ответить, потому что вопрос последовал из пяти разных источников. Матери, решила она и повернулась к ней. — Нет. Во всяком случае, официально.

— Какая неразбериха. — Леди Кроуленд поднесла руку к голове с весьма расстроенным видом. — В таком случае ты должна покончить с этим. Он этого не сделает как истинный джентльмен. Но едва ли он рассчитывает, что ты выйдешь за него замуж теперь.

Амелия прикусила губу.

— Скорее всего он здесь, чтобы предоставить тебе возможность расторгнуть помолвку. Да, должно быть, он приехал за этим. — Леди Кроуленд повернулась к дворецкому: — Пригласите его войти, Гренвилл. А вы, — она махнула в сторону своих дочерей, что было непросто, поскольку они были рассеяны по комнате, — поприветствуете его, принесете сожаления и незаметно удалитесь. Я, разумеется, тоже уйду.

— Как массовый исход может быть незаметным? — поинтересовалась Милли.

Леди Кроуленд осадила ее взглядом, прежде чем повернуться к Амелии.

— Кстати! — воскликнула она. — Тебе не кажется, что твоему отцу следует присутствовать?

— Пожалуй, — отозвалась Амелия, чувствуя себя удивительно, учитывая обстоятельства, безмятежной.

— Милли, — распорядилась леди Кроуленд, — сходи за отцом.

Лицо Милли огорченно вытянулось.

— Я не могу уйти сейчас.

Леди Кроуленд испустила драматический вздох.

— О, ради Бога, есть ли на свете более несчастная мать? — Она повернулась к Элизабет.

— О нет, — поспешно сказала та. — Я не хочу пропустить ни минуты.

— Вы обе, — сказала леди Кроуленд, обращаясь к младшим дочерям. — Найдите отца, и чтобы никаких жалоб. — Она прижала ладонь ко лбу. — Уверена, у меня начнется мигрень от всего этого. — Увидев, что ее дочери не торопятся выполнить поручение, она добавила: — Здесь не на что смотреть! Уиндем…

— Кавендиш, — поправила ее Милли.

Леди Кроуленд закатила глаза.

— Кто-нибудь слышал о подобной чепухе? Неизвестно откуда взявшийся кузен, прости Господи. — Она повернулась к младшим дочерям, мнущимся около двери. — Живо!

Те выскочили из комнаты, чуть не столкнувшись с Томасом, когда его как раз провели в гостиную. Он держал довольно большой плоский пакет, который, по указанию леди Кроуленд, прислонил к стене.

— Леди Кроуленд, — сказал он с почтительным поклоном.

Элизабет ткнула Амелию локтем в ребра.

— Он не выглядит сокрушенным, — прошептала она. — Разве он не потерял только что все?

— Возможно, не все, — промолвила Амелия, но Элизабет не слушала, слишком занятая тем, чтобы не таращить глаза, что, конечно, ей не очень-то удавалось.

Томас повернулся к трем сестрам Уиллоуби.

— Леди Элизабет, — учтиво произнес он, — леди Амелия, леди Миллисент.

Все три присели, он ответил на приветствие элегантным наклоном головы.

Леди Кроуленд прочистила горло.

— Какой приятный сюрприз, ваша… э-э…

— Мистер Кавендиш. — Закончил он с добродушным юмором. — У меня было несколько недель, чтобы привыкнуть к этому.