Она попыталась объяснить ему, что Томас и Джек имеют право на уединение, что они не обязаны выставлять свои судьбы напоказ, но было слишком поздно. Вдовствующая герцогиня уже ринулась вперед, обойдя их.

— Где это? — гаркнула она.

Амелия повернулась к Грейс и миссис Одли, которые испуганно держались чуть позади. Но прежде чем она успела что-либо сказать, отец резко дернул ее за руку, и она оказалась внутри, чуть не споткнувшись о порог.

В центре комнаты с чайной чашкой в руке стояла женщина, на яйце которой отражалось нечто среднее между изумлением и тревогой. Видимо, экономка, решила Амелия на ходу. Отец все еще тащил ее за собой, твердо намеренный не позволить вдовствующей герцогине добраться до Томаса и Джека первой.

— Быстрей, — прорычал он, но Амелию охватила странная, почти сверхъестественная паника. Она не хотела входить в заднюю комнату.

— Отец… — начала она, но слова замерли у нее на губах, когда он втащил ее внутрь.

Томас.

Он стоял совершенно неподвижно, с бесстрастным лицом, устремив взгляд на стену, где не было ни окна, ни картины — ничего, что могло бы привлечь его внимание.

Амелия подавила испуганный возглас. Он лишился титула! Он не произнес ни слова, даже не взглянул на нее. Но она поняла это по его лицу.

— Как вы посмели уехать без меня? — спросила вдовствующая герцогиня. — Где регистрационная книга? Я требую, чтобы мне ее показали.

Никто ей не ответил. Томас продолжал стоять, гордо выпрямившись, как герцог, которым его все считали, а Джек, святые небеса, выглядел больным. Его лицо раскраснелось, и он учащенно дышал.

— Что вы нашли? — чуть ли не взвизгнула леди Августа.

Амелия устремила взгляд на Томаса. Но он молчал.

— Он Уиндем, — сказал Джек наконец. — Как и должно быть.

Амелия ахнула, надеясь, что она неправильно истолковала выражение лица Томаса. Ее не волновали титул, богатство и земля. Ей был нужен он сам. Но он был слишком горд, чтобы претендовать на ее руку, если он не более чем мистер Томас Кавендиш, джентльмен из Линкольншира.

Вдовствующая герцогиня резко повернулась к Томасу.

— Это правда?

Он не ответил.

Она повторила свой вопрос, схватив Томаса за локоть с такой яростью, что заставила Амелию вздрогнуть.

— Там нет записи о браке, — настойчиво произнес Джек.

Томас по-прежнему молчал.

— Томас — герцог, — снова сказал Джек с отчаянием в голосе. — Вы что, не слышите? Почему никто не слушает меня?

Амелия затаила дыхание.

— Он лжет, — негромко произнес Томас.

Амелия проглотила ком в горле, борясь с подступившими слезами.

— Нет, — взорвался Джек. — Говорю вам…

— О, ради Бога, — перебил его Томас. — Неужели вы думаете, что никто ничего не узнает? Наверняка были свидетели свадьбы. Ради Бога, вы не можете переписать прошлое. — Он бросил взгляд на огонь. — Или сжечь его, как в данном случае.

Амелия потрясенно смотрела на него, осознав, что он мог солгать.

Он мог солгать, но не стал.

Если бы он солгал…

— Он вырвал страницу из регистрационной книги, — сказал Томас со странной отстраненностью. — И бросил ее в огонь.

Все дружно повернулись и как завороженные уставились на пламя в камине. Но там не было никаких следов страницы — ни пепла, ни черных язычков дыма, который появляется, когда горит бумага. Никаких свидетельств преступления Джека не было. Если бы Томас солгал…

Никто бы не узнал. Он мог сохранить свой титул, свои деньги.

Он мог бы сохранить ее.

— Титул ваш, — сказал Томас, повернувшись к Джеку, и поклонился.

Джек выглядел ошеломленным и подавленным.

— Я… — Томас откашлялся. — Я мистер Кавендиш, — сказал он ровным, спокойным голосом, — и желаю вам всего хорошего.

С этими словами он направился к двери, пройдя мимо онемевшей публики.

На Амелию он даже не взглянул.

И тут она осознала, что за всю эту ужасную сцену Томас ни разу не посмотрел на нее. Он стоял на месте, глядел куда, угодно: на стену, на Джека, на свою бабушку, даже на Грейс, — но только не на нее.

Едва ли этот факт мог служить ей утешением. Но почему-то Амелии стало легче.


Глава 20


Томас не представлял, куда пойдет. Когда он шел по дому, мимо экономки, безразличие которой сменилось откровенным подслушиванием, и когда вышел на крыльцо, щурясь на яркое ирландское солнце, у него была только одна мысль: прочь отсюда.

Ему надо уехать. Он не желал видеть свою бабку, не желал видеть нового герцога Уиндема. И не хотел, чтобы Амелия видела его.

Томас вскочил в седло и направил лошадь к Батлерсбриджу, поскольку это было единственное место, которое он знал. Но сворачивать к Кловерхиллу не стал — не готовый увидеться с остальной компанией, которая могла вернуться с минуты на минуту, — а двинулся дальше, пока не увидел трактир. Заведение выглядело достаточно респектабельным, поэтому Томас спешился и вошел внутрь.

Там и нашла его Амелия через пять часов.

— Мы искали вас, — сказала она, стараясь говорить бодро и оживленно.

Томас на секунду закрыл глаза и потер пальцами переносицу, прежде чем ответить:

— Похоже, вы меня нашли.

Она прикусила губу, задержав взгляд на полупустой кружке с элем, стоявшей перед ним.

— Я не пьян, если вас это интересует.

— Я бы не стала винить вас, будь иначе.

— Какая похвальная терпимость. — Томас небрежно откинулся на стуле. — Жаль, что я не женился на вас.

Может, он не был пьян, но явно выпил достаточно, чтобы настроиться на язвительный лад.

Амелия не ответила, что, пожалуй, и к лучшему: Томас был не в настроении выслушивать нотации. Он сказал бы что-нибудь в ответ, а потом презирал бы себя еще больше, чем сейчас.

Признаться, он находил всю ситуацию довольно утомительной.

Конечно, Амелия не заслужила, Чтобы он срывал на ней свое дурное настроение, но, с другой стороны, он сделал все, чтобы избавиться от общества себе подобных. Это она выследила его до трактира.

И тут до него дошло.

— Что вы здесь делаете?

— По-моему, я уже сказала, что искала вас.

Томас огляделся по сторонам. Они находились в пивной, прости Господи, среди мужчин, занятых выпивкой.

— Вы что, пришли сюда без сопровождения?

Она пожала плечами.

— Сомневаюсь, что кто-нибудь заметил мое отсутствие. Там царит волнение.

— Чествуют нового герцога? — сухо поинтересовался он.

Она склонила голову набок, оценив его сарказм.

— Чествуют его предстоящую свадьбу.

Он вскинул на нее острый взгляд.

— Не со мной, — поспешно сказала Амелия, подняв руку, словно предвосхищая его вопрос.

— Да, — пробормотал он. — Какой же праздник без невесты.

Губы Амелии сжались, выдавая ее нетерпение. Но она сдержала свое раздражение.

— Он женится на Грейс.

— Вот как? — Томас улыбнулся. По-настоящему. — Это хорошо. Это очень хорошо.

— Похоже, они любят друг друга.

Он посмотрел на нее. Она была очень спокойной. Напряжения не было не только в ее голосе, но и в поведении. Ее волосы были убраны в свободный узел, из которого выбилось несколько прядей. Она не улыбалась, но и не хмурилась. Учитывая, сколько всего произошло за этот день, она казалась на удивление безмятежной и даже счастливой.

— Предложение было очень романтичным, — сообщила она.

— Вы присутствовали при этом?

Она усмехнулась.

— Мы все присутствовали.

— Даже моя бабушка?

— О да.

Томас хмыкнул, несмотря на свою решимость оставаться неприступным.

— Жаль, что меня там не было.

— Мне тоже жаль, что вас там не было.

В ее голосе было что-то заставившее его посмотреть на нее. Но он не хотел этого видеть. Он не хотел ее жалости, сочувствия, что ни означало бы это выражение на женском лице: немного материнское, немного печальное, словно ей хотелось решить все его проблемы и развеять его тревоги поцелуем и словами «ну будет, будет».

Неужели человек не вправе предаться собственным несчастьям?

Это не тот опыт, который можно разделить с другими.

«Ах да, я тот, кого раньше знали как герцога Уиндема».

Это будет звучать чертовски забавно на вечерах и балах.

— Мне кажется, мистер Одли испуган, — сказала Амелия.

— И правильно.

Она задумчиво кивнула.

— Наверное, ему нужно многому научиться. Вы всегда казались ужасно занятым, когда бы я ни приезжала в Белгрейв.

Томас сделал глоток эля: не потому что ему хотелось — это была третья кружка, и он склонялся к мысли, что выпил достаточно, — но если она решит, что он собирается напиться до бесчувствия, возможно, она уйдет.

Без нее ему будет легче, здесь и сейчас.

Он мистер Томас Кавендиш, джентльмен из Линкольншира, и в данный момент ему будет легче без нее.

Но Амелия не поняла намека и, казалось, основательно уселась на стуле.

— Уверена, Грейс поможет ему. Она так много знает о Белгрейве.

— Она хорошая женщина.

— Да, конечно. — Она замолчала, рассеянно обводя пальцем царапины на столе, затем подняла глаза. — До этой поездки я почти не знала ее.

Он нашел это утверждение странным.

— Вы знали ее всю жизнь.

— Не очень, — уточнила она. — Она была подругой Элизабет, а не моей.

— Думаю, Грейс не согласилась бы с такой оценкой.

Ее брови снисходительно приподнялись.

— Сразу видно, что у вас нет сестер и братьев.

— И что это должно означать?

— Невозможно одинаково дружить с двумя сестрами. Одна всегда будет более близкой подругой.