Тогда ему будет тоже неловко.

Он закрыл глаза, заставив себя сосредоточиться на деле. Он сам сказал Амелии, что она должна выйти замуж за герцога Уиндема, кто бы им ни оказался. Проклятие, он не может жаловаться, если она последует его указаниям.

Томас поставил том на полку и вытащил другой, проверив даты, сопутствующие каждой записи. Они относились к более раннему периоду, чем предыдущие, включая самый конец восемнадцатого столетия. Он просмотрел еще один том, затем четвертый и на этот раз, взглянув на аккуратные записи, обнаружил даты, которые искал.

Нервно сглотнув, он взглянул на Джека.

— Кажется, здесь.

Джек повернулся. Его губы были плотно сжаты, взгляд казался затравленным.

Томас посмотрел на книгу и обнаружил, что его руки дрожат. Он держался весь день вплоть до этого момента, надеясь стоически вынести все, что судьба ему готовит.

Но теперь он был испуган.

Тем не менее ему удалось собраться с силами и улыбнуться. Потому что если он не будет вести себя как мужчина то, что от него останется к концу этого дня? Только его достоинство и душа.

Он поднял голову и посмотрел в глаза Джеку.

— Ну что, почитаем?

— Сделайте это сами, — сказал тот.

— Вы не хотите убедиться своими глазами?

— Я доверяю вам.

Губы Томаса приоткрылись, но не от удивления. Почему бы Джеку не доверять ему? Он не в силах изменить записи на страницах, раскрытых перед ним. Но даже если Джек страшится того, что они там увидят, неужели ему не интересно? Неужели ему не хочется посмотреть самому? Как можно проделать весь этот путь и даже не заглянуть в регистрационную книгу?

— Нет, — сказал Томас. Почему он должен все брать на себя? — Я не буду делать этого без вас.

Секунду Джек не двигался, затем выругался себе под нос и подошел к Томасу, стоявшему у письменного стола.

— Вы так чертовски благородны, — буркнул он.

— Ненадолго, — пробормотал Томас. Он положил книгу на стол, раскрыв ее на первой странице. Джек стоял рядом, глядя вместе с ним на мелкий, но разборчивый почерк викария Магуайрсбриджа.

Томас нервно сглотнул. Его горло сжалось. Но он должен пройти через это. Это его долг перед герцогством Уиндем.

Разве не в этом состояла вся его жизнь? В служении Уиндему?

Он чуть не рассмеялся. Если кто-нибудь считал, что он слишком далеко заходит в понимании своего долга…

То это как раз тот случай.

Он перевернул несколько страниц, пока не нашел нужный год.

— Вы знаете, в каком месяце ваши родители поженились? — спросил он у Джека.

— Нет.

Не важно, решил Томас. Это маленький приход. Вряд ли здесь заключалось много браков.

«Патрик Колвилл и Эмили Кендрик, 20 марта 1790 года.

Уильям Фигли и Маргарет Плоурайт, 22 мая 1790 года».

Он скользил пальцем по странице, пока не добрался до конца. Затаив дыхание, он перевернул страницу.

Вот они!

«Джон Огастус Кавендиш и Луиза Генриетта Гэлбрейт, поженились 12 июня 1790 года в присутствии свидетелей, Генри Уикема и Филиппа Гэлбрейта».

Томас закрыл глаза.

Итак, все кончено. Все, что составляло его сущность, все, чем он владел… Все это потеряно.

А что осталось?

Он открыл глаза, глядя на свои руки, на свое тело, свою кожу, кровь, мышцы и кости. Достаточно ли этого?

Даже Амелия потеряна для него. Она выйдет замуж за Джека или какого-нибудь другого, не менее титулованного парня, и будет жить до конца ее дней как жена другого мужчины.

Это ранило. Томас не мог представить, что будет так больно.

— Кто такой Филипп? — прошептал он, не отрывая взгляда от записи. Джек должен знать, ведь Гэлбрейт — фамилия его матери.

— Что?

Подняв глаза, Томас увидел, что тот спрятал лицо в ладонях.

— Филипп Гэлбрейт? Он был свидетелем.

Джек убрал руки от лица и заглянул в регистрационную книгу.

— Брат моей матери.

— Он еще жив? — Томас и сам не знал, почему это его интересует. Доказательство брака здесь, в его руках, и он не сможет оспорить его.

— Не знаю. Был жив, когда я видел его в последний раз. Это было пять лет назад.

Томас судорожно сглотнул, уставившись в пространство. Он ощущал странную невесомость в теле, словно из него выкачали кровь. Его кожа покрылась мурашками…

— Вырвите эту страницу, — раздался голос из-за его плеча.

— Вы сошли с ума?

Джек покачал головой.

— Вы герцог.

Томас снова устремил взгляд на страницу и с огромной печалью, по-настоящему принял свою судьбу.

— Нет, — тихо возразил он. — Не я.

— Нет. — Джек схватил его за плечи. В его глазах застыло паническое выражение. — Вы то, что нужно Уиндему, что нужно всем.

— Перестаньте. Вы…

— Выслушайте меня, — взмолился Джек. — Вы были рождены и воспитаны для этой миссии. Я все разрушу. Понимаете? Я не хочу этого.

Он был явно напуган. Хороший знак, решил Томас. Только недалекий человек — к тому же весьма поверхностный — способен видеть в положении герцога только престиж и богатство. Если Джек понимает кое-что, чтобы бояться, значит, он в достаточной степени годится для этой миссии.

Он покачал головой, твердо встретив взгляд Джека.

— Возможно, я воспитан для этого, но рождены для этого вы.

— Нет! — взорвался Джек.

— Вы не вправе принять это или отвергнуть, — сказал Томас. — Неужели вы не понимаете? Это не титул и собственность, это вы сам.

— О, ради Бога, — огрызнулся Джек. Его руки дрожали. — Я преподношу это вам на чертовом серебряном блюде. Вы остаетесь герцогом, а я оставляю вас в покое. Я даже готов быть вашим представителем на Внешних Гебридах. Все, что угодно. Только вырвите эту страницу.

— Если вам не нужен титул герцога, почему бы вам не сказать с самого начала, что ваши родители не были женаты? — парировал Томас. — Я спрашивал вас об этом. Вы не сказали «нет».

— Я не знал, что я претендент на наследство, когда вы интересовались моей законнорожденностью.

Томас опустил взгляд на регистрационную книгу. Всего лишь одна страница. Это все, что было между ним и его привычной жизнью, всем тем, что он считал настоящим.

Трудно устоять перед искушением. Он ощущал его вкус во рту: желание, алчность… и страх, горький привкус страха.

Он может вырвать эту страницу, и никто ни о чем не узнает. Страницы не были даже пронумерованы. Если сделать это достаточно аккуратно, ни кто не заметит, что страница исчезла.

Жизнь вернется в свое обычное русло. Он вернется в Белгрейв в том же статусе, в котором уехал, с теми же владениями, обязанностями и правами, включая Амелию.

Она уже была бы его герцогиней, если бы он не тянул со свадьбой.

Если он вырвет эту страницу…

— Вы слышите? — прошипел Джек.

Томас навострил уши, повернувшись к окну.

Лошади.

— Это они, — сказал Томас.

Сейчас или никогда.

Он перевел взгляд на регистрационную книгу.

— Не могу, — прошептал он.

И тут Джек шагнул вперед, оттолкнув его в сторону. Все произошло так быстро, что когда Томас опомнился, он увидел, что Джек схватил регистрационную книгу… и вырвал из нее страницу.

Томас бросился к нему, пытаясь выхватить страницу из рук, но тот вырвался и кинулся к огню.

— Джек, нет! — крикнул Томас, и хотя ему удалось схватить Джека за локоть, тот успел бросить бумагу в огонь.

Томас отшатнулся, в ужасе глядя, как она вспыхнула. Вначале посередине прогорела дыра, затем почернели и загнулись края.

Страница коротко полыхнула и превратилась в пепел.

— Господи, — прошептал Томас. — Что вы наделали?

Амелия была уверена, что ей никогда больше не придется размышлять над фразой «худший день моей жизни». После сцены в Белгрейве, когда двое мужчин чуть не подрались, выясняя, кому из них придется жениться на ней… Едва ли можно испытать подобное унижение дважды в жизни.

Но ее отец явно не знал об этом.

— Папа, постой, — взмолилась она, упираясь каблуками в пол, когда он буквально втащил ее в дом священника.

— Мне казалось, что тебя интересует ответ, — нетерпеливо отозвался он. — Видит Бог, меня интересует.

Утро было ужасным. Когда вдовствующая герцогиня обнаружила, что двое мужчин поскакали в церковь без нее, она впала в неистовство. Еще более впечатляющей была скорость, с которой она пришла в себя, — за минуту, по оценкам Амелии. Гнев леди Августы превратился в холодную целеустремленность, и, признаться, Амелия находила ее еще более пугающей, чем ее ярость. Услышав, что Грейс не намерена сопровождать их в Магуайрсбридж, она вцепилась в ее локоть и прошипела:

— Не оставляй меня одну с этой женщиной.

Грейс попыталась объяснить, что Амелия будет не одна, но та ничего не желала слушать и отказывалась ехать без нее. А лорд Кроуленд не собирался ехать без Амелии, и им была нужна миссис Одли, чтобы указать путь к церкви…

В карете, катившей в графство Фермана, было тесно.

Амелия втиснулась на одно сиденье вместе с Грейс и миссис Одли, что не представляло бы особого неудобства, если бы напротив не сидела вдовствующая герцогиня, которая устроила бедной миссис Одли настоящий допрос. В результате миссис Одли все время ерзала, толкая Грейс, которая толкала Амелию, и без того напряженную сверх меры от дурных предчувствий.

А потом, не успели они выбраться из кареты, как отец схватил ее под руку и, склонившись к уху, прочитал последнее наставление, касающееся отношений между отцами и дочерьми, завершив его несколькими фразами о династических правах, семейных состояниях и обязательствах перед короной.

И все это в течение одной минуты; Если бы Амелии не приходилось выслушивать тот же набор нравоучений на протяжении всей недели, она не поняла бы ни слова.