Но Каролина Манди, которая повидала на своем веку такое, отчего взрослый мужчина упал бы в обморок, по-видимому, находила нелепыми принятые в свете правила.

Кроме того, Морган знал, что Каролина ему доверяет. Они называли друг друга по именам, как близкие люди. Видимо, он нравился ей все больше и больше, она чувствовала себя легко в его обществе. В безопасности. Она считала, что с ним ей ничего не угрожает. Значит, она понятия не имела о его мыслях. Она закрыла книгу и любовно поглаживала корешок; наверное, точно так она будет поглаживать того желтого пса, о котором мечтает.

— Это всего лишь выдумка, Каролина, — холодно напомнил он ей, подошел, взял книгу у нее из рук и поставил на полку. — Полезнее для вас было бы усвоить Бэкона: надежда — это хороший завтрак, но плохой ужин. Запомните это изречение, дорогая, и научитесь полагаться на себя, а не на фантастические мечты.

— Фу! — Каролина встала и улыбнулась Моргану; она едва доставала ему до плеча. — Если мне не изменяет память, Бэкон сказал также: некоторые книги следует пробовать, другие проглатывать и только немногие — пережевывать и переваривать. Мой желудок, ваша светлость, занят сейчас перевариванием безумного, чудесного, мудрого Дон Кихота, придуманного Сервантесом.

Морган с трудом подавил желание заключить это наивное, донкихотовское существо в объятия и поцеловать.

— Юные девицы, готовящиеся к выходу в свет, не употребляют слово желудок, Каролина, — сухо заметил он, думая, что секунду назад едва не стал развратником, а теперь, подобно отцу, стал ханжой.

Она сморщила нос, что было огромным шагом вперед: прежде в таких случаях она называла его тупоголовой свиньей.

— Не понимаю почему, — возразила она. — Ведь существует такой орган — желудок. У меня есть желудок, так же как ноги, колени и бедра, — видите? — Она приподняла юбки, демонстрируя изумленному Моргану длинные, стройные ножки.

— Вы меня очень обяжете, если вспомните, что вас готовят на роль настоящей леди. Иногда я думаю, что мне было бы легче запрячь русского медведя.

— Не прерывайте меня, Морган, — парировала она, удивив его холодной властностью тона, словно была рождена для того, чтобы повелевать. — У меня есть желудок, и у меня есть ноги. И все остальные части тела. Ведь я должна есть, ходить и так далее. Мне нравится быть леди, Морган, если это означает, что я могу есть, когда голодна, носить прекрасную одежду, не делясь ею со вшами, читать прекрасные книги, танцевать и слушать, что ваш отец перед обедом говорит о Боге. Но будь я проклята как последняя лгунья, если сделаю вид, что у меня нет задницы или что я этого не знаю.

— Да, она у вас есть, малышка, — подтвердил Морган, не позволяя себе сердиться из-за того, что она употребила лексику простолюдинов. — И притом прекрасная, насколько я могу судить.

Когда он начал говорить, Каролина подняла руку, направив указательный палец с искусанным ногтем прямо в лицо Моргану. Ее рот приоткрылся, как бы готовясь оспорить все, что он скажет. Но поднятая рука внезапно опустилась, ее головка томно склонилась набок — она явно кокетничала, что было полным откровением для Моргана.

— Полегче, сэр, мне кажется, вы зашли слишком далеко для джентльмена, имеющего дело со светской дамой. — Она снова подняла руку и начала обмахиваться ею, как веером. — Боюсь, что я переутомилась, мой лорд Клейтонский, и должна присесть отдохнуть.

— На свою задницу, сиротка? — спросил Морган, положив руки ей на плечи, когда она громко засмеялась.

Маленькая колдунья! Все это время она, оказывается, изучала и прощупывала Моргана. Он был очарован. Эти дразнящие изумрудные глаза! Эти полные, улыбающиеся губы, возбуждающая поза маленького, но вполне сформировавшегося, упругого тела. Длинные стройные ноги.

— Ах, наплевать! — воскликнул он, прижав ее к себе и ища губами ее губы.

Она была неопытна — он знал это, — и поначалу губы ее были крепко сжаты.

Но Каролина, как всегда, его удивила: несколько секунд спустя он почувствовал, что она отвечает на его поцелуй.

Голова у него закружилась, и он даже пошатнулся.


— Ну не ловкая ли тварь эта крыса,

Что ворует со стола зерна риса?

Говорит она одно, делает другое.

Джентльменская честь — что это такое?


Хезвит! Вот неудача! Морган быстро выпустил Каролину из объятий. Но она не испугалась. Она смотрела на него снизу вверх так, словно только что пробудилась ото сна и не вполне понимает, как оказалась в кабинете герцога.

— Все в порядке, Каролина, — тихо сказал Морган, понимая, что это не так. — Ферди, пожалуйста, не думай, что ты должен соблюдать приличия и стучать в дверь, прежде чем войти в комнату, — съязвил маркиз, глядя на хмурившегося карлика. — В конце концов, мой дорогой отец убедил тебя в том, что ты хозяин в этом доме.

Ферди проковылял через всю комнату, схватил стул и подтащил его к Моргану. Затем взобрался на него и оказался лицом к лицу с маркизом.

— У меня нет с собой перчатки, сэр, но этого, я думаю, будет достаточно. — И прежде чем Морган успел сообразить, Ферди ударил его сначала по одной, а потом по другой щеке.

Вне себя от удивления, Морган поднял руку и провел по щеке.

— Ты вызываешь меня на дуэль, Ферди? — спросил маркиз, не зная, удивляться ему или возмущаться. Он знал, насколько карлик был предан Каролине, и помнил, что Ферди не раз заявлял, что вступится за честь Каролины.

— Дуэль? — Каролина потянула Моргана за плечо. — Вы не можете драться на дуэли с Ферди. Он вполовину меньше вас ростом.

Морган посмотрел на руку Каролины, лежавшую у него на плече, потом снова взглянул в испуганное, но преисполненное решимости лицо Фредерика Хезвита.

— Вполовину меньше меня ростом, Каролина? Должен тебе сказать, что ты глубоко заблуждаешься. Мистер Хезвит доказал, что превосходит меня во всех отношениях. Но разумеется, я не буду с ним драться. Я не могу это сделать, поскольку уже потерпел поражение.

Морган продолжал смотреть Ферди прямо в глаза и увидел, что они увлажнились. Этот домашний маленький человечек с телом, напоминавшим обрубок, вынужден был отчаянно заморгать, чтобы скрыть слезы.

— Я больше не буду входить в эту комнату без стука, ваша светлость, — проговорил он наконец, позволяя Каролине помочь ему спуститься со стула. Он улыбнулся Моргану, задрав голову, и добавил: — Теперь я доверяю вам.

И, держа Каролину за руку, Ферди Хезвит, важно выпятив грудь, вывел своего друга из комнаты.

ГЛАВА 8

И, как Единорог,

Застыл я в изумлении

При виде юной девы,

Невинной, как дитя.

Тибо де Шампань

Из всех комнат особняка герцога Глайндского больше всего Каролине нравилась восьмиугольная музыкальная комната. А особенно восхищала ее высокая двустворчатая белая дверь с золочеными ручками.

Комната всегда была залита зимним солнцем, бьющим в широкие окна в каждой из восьми стен этой комнаты, походившей на волшебный замок. На них не было темных тяжелых штор, только прозрачные, воздушные занавеси, окаймленные розовыми атласными оборками.

Проскользнув в комнату, она посмотрела вверх на нарисованных на потолке ангелов и херувимов.

Она сделала им — для тренировки — несколько глубоких реверансов.

Большая арфа стояла у окна, рояль — в центре, обтянутые розовым атласом кресла расположились на восьмиугольном ковре.

Место было сказочным. В этой комнате Каролина забывалась в мечтах.

Другая причина, по которой она любила музыкальную комнату, заключалась в том, что всегда печальный и вечно недовольный отец Моргана никогда не переступал ее порог. Каролину это устраивало, поскольку она никогда прежде не встречала человека, способного лишить мир радости одним своим появлением с неизменной Библией в руках.

Каролина чувствовала себя виноватой, что ей никак не удавалось полюбить герцога, несмотря на то, что Морган, очевидно, обожал этого человека. Но она ничего не могла с собой поделать: у нее сохранились куда более приятные воспоминания о могильщике, приезжавшем в глайндский приют хоронить сирот.

Она подошла к роялю и робко коснулась кончиком пальца одной из клавиш: раздавшийся звук, как всегда, приятно испугал ее.

— Какая улыбка на лице возмутительной прогульщицы, леди Каролины. — Раздался сзади голос Моргана. — Неужели вы забыли, что перед обедом у нас урок географии?

— Ах, фу! — воскликнула Каролина, снова подражая мисс Твиттингдон. Она могла сказать и многое другое, но уяснила, что светские женщины, как правило, не употребляют крепких выражений. Это было досадно, ибо благодаря Персику Каролина была весьма остра на язык. — Я ненавижу уроки географии, Морган, особенно с глобусом, — добавила она, повернувшись к нему и рассчитывая, что ее улыбка смягчит строгого учителя. — Они… они такие круглые. Почти такие же, как лысая голова бедного мистера Вудвера.

Морган, сощурившись, поглядел на нее так, что захотелось прикрыться, будто она была обнаженной. Неужели на нее так подействовал всего один поцелуй?

— Очень хорошо, детка, — произнес он наконец, потом уселся в одно из розовых кресел, закинув ногу на ногу и не переставая смотреть на нее. — Я тоже не в восторге от предметов, напоминающих лысину мистера Вудвера. Вам нравится эта комната, не правда ли, Каролина?

— Она лучшая из всех, что я видела.

Каролина отвела от него взгляд. Она всегда ощущала некоторую неловкость в присутствии Моргана. Трудно было испытывать только чувство дружбы к человеку, которому достаточно было произнести ее имя, чтобы ее сердце забилось сильнее.

Морган сухо засмеялся:

— Это действительно прекрасная комната, Каролина, любимая комната моей матери. Мне и самому она очень нравится — по крайней мере, нравилась до тех пор, пока отец не заставил меня вымыть все окна, снаружи и изнутри. А здесь целых шестнадцать окон.