Леди Эдит и леди Генриетта сбросив в фойе плащи и шляпы, тотчас же поднялись в свои комнаты. Новобрачная, пробормотав что-то насчет писем, которые ей непременно надо написать именно сейчас, тоже поспешила в маленькую комнату – в ту самую, где Хью ее когда-то целовал. Элиза знала, что они ведут себя с ней намеренно грубо, но не понимала, чем вызвала их неудовольствие. Может, им было грустно из-за того, что Хью женился? Или они просто слишком утомились? Элиза надеялась, что прием в новом доме будет теплым, однако решила, что не станет расстраиваться из-за несбывшихся надежд и отнесется к их поведению с пониманием. К счастью, Хью не заставил себя ждать и сразу представил ее дворецкому – мистеру Уилкинсу, а также ключнице – миссис Грин.

– Хочешь прямо сейчас увидеть свою комнату? – спросил Хью. – Ты, должно быть, устала.

– Да, спасибо, – сказала Элиза.

Не успела она сделать и нескольких шагов, как вдруг услышала за спиной до боли знакомые звуки и оглянулась. Вилли мчался к ней, царапая когтями пол. Желтый бант, уже изрядно потрепанный, все еще висел у него на шее. Следом за Вилли бежал лакей. Присев на корточки, Элиза засмеялась, без особого успеха уворачиваясь от шершавого языка своего любимца.

– Что это? – воскликнула леди Гастингс; стоя в дверях той маленькой комнаты на первом этаже, она в ужасе смотрела на пса.

Элиза выпрямилась, что было нелегко: пес цеплялся когтями за кружевную отделку платья.

– Это Вилли, миледи.

Вдовствующая графиня уставилась на сына и воскликнула с возмущением.

– Собака?

– Да, Вилли – собака, мама, – отозвался Хью. – Но он очень благовоспитанный пес.

Вилли, разумеется, воспользовался моментом, чтобы вцепиться зубами в торчавший из кармана Хью носовой платок. Элиза болезненно поморщилась, услышав треск рвавшейся ткани. Леди Гастингс схватилась за сердце, а ее сын весело рассмеялся и потрепал пса по голове.

– Как правило, благовоспитанный, – внес он существенную поправку и опять засмеялся.

– Я не… – Розмари вздохнула и махнула рукой. – Впрочем, не важно, – заключила она и взглянула на Элизу.

– Миледи, не волнуйтесь, – поспешила успокоить ее Элиза. – Он почти все время проводит в саду. Я позабочусь, чтобы он никого не беспокоил.

– Вы очень добры, – сказала вдовствующая графиня, – но сада здесь нет. Уилкинсу придется поручить кому-то его выгуливать.

Элиза предпочла бы лично выгуливать своего пса, но у матери Хью было такое лицо, что она решила промолчать. Было совершенно очевидно, что леди Гастингс собак не любит.

– Да, мэм, конечно, – присев в реверансе, пробормотала Элиза.

– Спасибо за понимание, дорогая, – сказала Розмари и вернулась туда, откуда пришла.

Элиза, вцепившись Вилли в холку, с трудом удержала его на месте, не дав броситься следом за графиней.

– Пойдем же наверх, – сказал Хью, увлекая жену за собой.

Переступив порог спальни, Элиза осмотрелась. Эта комната оказалась гораздо меньше ее комнаты в отцовском доме. К тому же удручающе мрачная. Мебель темного дерева с темно-красной обивкой нисколько не радовала глаз, а ковер в грязно-коричневатых тонах – тем более. Уродливые бумажные обои темно-бежевого цвета покрывали какие-то подозрительные пятна.

«Но Хью со мной рядом, а все остальное не так уж важно», – решила Элиза. Когда муж закрыл дверь и заключил ее в объятия, все прочее и вовсе отошло на второй план. Прижавшись щекой к его груди, Элиза впервые за весь день почувствовала себя в мире и согласии с самой собой.

– Небольшой перебор, верно? – спросил Хью.

– Боюсь, я не нравлюсь твоей матери и сестрам, – кивнула Элиза и тут же пожалела о сказанном.

– Нет-нет, они просто… слегка зажаты, – ответил Хью. – Может, тоже перенервничали. Не каждый день в доме появляется новая хозяйка. Вот мать и волнуется… Будь самой собой – все наладится.

– А как насчет Эдит и Генриетты? – осмелилась спросить Элиза.

Хью неопределенно хмыкнул.

– Эдит давно уже на меня злится. Ничего, скоро она образумится, а Генриетта всегда следует ее примеру. Кроме того, Эдит сама помолвлена. Теперь, когда тягостное испытание моей свадьбой осталось позади, настанет ее очередь готовиться к самому главному дню в жизни, и настроение у нее поднимется, а следом за ней – и у Генриетты.

– Наша свадьба – тягостное испытание?

– А разве нет? Не придирайся к словам. Вся эта бессмыслица, все эти дежурные поздравления и разговоры ни о чем… Ох, все это мешало мне сделать то, о чем я весь день мечтал.

Обхватив лицо жены ладонями, граф принялся целовать ее, но Вилли вдруг завыл, и Хью, прервав поцелуй, крикнул:

– Вилли, в корзину!

Элиза с удивлением наблюдала, как ее любимец, повесив голову, послушно побрел к своему месту у камина.

– Вот так, хороший пес… – сказал Хью и подхватил жену на руки.

Он ловко избавил ее от платья и нижних юбок. Лежа в одной тонкой рубашке, Элиза металась под его ласками и поцелуями. И тут в дверь постучали. Хью сделал вид, что не слышит, но стук повторился. Приподнявшись, граф пробурчал:

– Кто там, в чем дело?

Разомлев от поцелуев, Элиза не слышала, что ему ответили, но Хью, выругавшись сквозь зубы, вскочил с постели и, на ходу застегивая брюки, пошел открывать. Муж стоял в дверях, и Элиза не видела, с кем он говорил. Но переговоры были недолгими. Закрыв дверь, Хью повернулся к ней. В руках он держал письмо. Распечатав его у нее на глазах, Хью пробежал глазами строчки. Закончив читать, он стал мрачнее тучи. Подойдя к окну, уставился вдаль, похлопывая себя листком по бедру.

Элиза соскользнула с кровати и спросила мужа:

– Что-то случилось?

– Ничего, – сквозь зубы процедил он.

Элизу обожгло холодом. Прикусив губу, она накинула халат, предусмотрительно оставленный Мэри на стуле рядом с кроватью.

– Что, очень плохие новости? – Элиза подошла к мужу.

Тот ничего не сказал. Лицо его походило на маску. Элиза молчала. Если не знаешь, что сказать, лучше промолчать, не так ли? Но что же так расстроило Хью?

– Мне надо уйти, – сказал он вдруг.

Прямо сейчас?.. Элиза в изумлении посмотрела на мужа.

– Могу ли я чем-то помочь? – решилась она спросить.

Хью пристально посмотрел на нее, и Элиза невольно попятилась – у него был такой странный взгляд… Впрочем, уже через мгновение в его глазах вновь вспыхнуло пламя страсти. Какое-то время казалось, что он передумает уходить и останется, но в конце концов чувство долга – увы, не супружеского – взяло верх.

– Леди Гастингс, если вы будете ждать меня в том же самом виде, в каком вас оставляю, я постараюсь вернуться как можно скорее, – сказал граф, виновато улыбнувшись.

– Ну, если вы этого хотите…

– Да, хочу, – заявил Хью. Он привлек жену к себе, чтобы еще раз поцеловать. – Сегодня, знаете ли, у меня первая брачная ночь.

– Ночь еще не наступила, – резонно заметила Элиза, задыхаясь от чувственного волнения.

– И мне ужасно жаль, что я вынужден поступаться этим драгоценным временем. – Хью со вздохом поднял с пола сюртук. – Ты могла бы поспать немного, пока у тебя есть такая возможность.

В следующее мгновение дверь за ним закрылась, и Элиза, пожав плечами, ненадолго задумалась. Поскольку до вечера было еще далеко, она вызвала горничную, и та помогла ей вновь облачиться в платье. Элиза решила, что было бы неплохо поближе познакомиться с новым жилищем, и ключница провела ее по всему дому, показав абсолютно все – от кладовой в подвале до личных комнат слуг в мансарде.

Хью не вернулся ни через час, ни через два. Не пришел он и к ужину. Мэри сообщила своей хозяйке, что все остальные леди велели принести им ужин в их покои. «Наверное, они решили не беспокоить нас и дать нам возможность побыть вдвоем подольше», – подумала Элиза и тоже попросила принести ей ужин в комнату. Она вывела Вилли на прогулку в сопровождении лакея, показавшего ей, где находился ближайший сквер. Пес не желал гулять на поводке, и Элиза облегченно вздохнула, когда они вернулись домой и Вилли увели на кухню, чтобы там покормить.

А Хью все не возвращался… Не вернулся он и тогда, когда зажглись уличные фонари и стайки экипажей принялись бойко сновать за окнами. Элиза не переставала удивляться, какой бурной и яркой жизнью жила столица, не то что полусонный Гринвич.

Хью не вернулся и тогда, когда Элизу стало клонить в сон. Когда же она, задремав, едва не упала со стула, пришлось вызвать Мэри, и та помогла ей приготовиться ко сну. Вилли так грустно на нее смотрел, что Элиза, сжалившись, похлопала ладонью по постели, и пес, радостно тявкнув, запрыгнул к ней. Потоптавшись с минуту в нерешительности, он наконец улегся рядом с хозяйкой, свернувшись в клубок. Элиза погладила его по голове, но ей, как и Вилли, было грустно. Вовсе не с Вилли рассчитывала она провести свою первую брачную ночь.


Хью готов был расквасить смазливую физиономию Реджинальда Бенвика.

Только он собрался заняться любовью со своей новобрачной, как ему принесли письмо от мерзавца Бенвика, в котором тот сообщал, что если Хью женится на дочери Эдварда Кросса, то он, Бенвик, скорее всего не сочтет возможным вступить в брак с девушкой из семьи, запятнавшей себя столь сомнительным родством. Бенвик также потребовал, чтобы граф незамедлительно явился к нему для объяснений.

«Так что же делать?» – спрашивал себя Хью. Эдит уже неделю с ним не разговаривала. Она и на свадьбу поехала лишь по настоянию матери. Хью знал, что если он не отреагирует немедленно, то сестра будет ему мстить. Он мог бы пережить любые ее выходки, но Элизу он должен защитить. Хью видел, как Эдит смотрела на его невесту во время венчания, и с трудом сдерживался. Сестра вела себя как ребенок, но воспитывать ее было поздно, и лучшее, что Хью мог бы сделать для нее и для всех прочих, – это как можно быстрее отдать ее за Бенвика.

И потому он оставил свою жену – возбужденную и взбудораженную – и отправился на Курзон-стрит. Бенвик ждал его, и был не один, а со своим отцом, виконтом Ливингстоном. И оба – как по команде – пришли в ярость, когда граф сообщил им о своем браке с Элизой Кросс.