Каролин едва не стошнило.

— Ты подглядывал за нами?

— Я подглядываю за всеми. Это мое самое любимое занятие. Как правило, я сам не предпринимаю никаких действий. В Нью-Йорке есть один клуб, который специально организует для своих членов такие вещи. Особенно для таких ценителей, как я.

— Извращенцев, — поправила его Каролин.

— Ну-ну, дорогая кузина. Когда речь идет о взрослых людях, такого понятия, как извращенец, просто не существует. Вот и ты, как взрослый человек, могла позволить себе с ним кое-какие шалости. И как я понимаю, не без удовольствия, — Джордж глубоко вздохнул. — Эх, жаль, у нас слишком мало времени. Не знаю, кого бы трахнул первым, тебя или его. Впрочем, сомневаюсь, что мое желание нашло бы у вас понимание. С другой стороны, было бы забавно, если бы я трахал одного, а другой при этом наблюдал.

— А куда ты так торопишься? — вкрадчиво спросил Алекс, не обращая внимания на выражение ужаса на лице Каролин. — Если что, я готов сыграть.

Джордж расхохотался.

— Как, однако, мило с твоей стороны, но не надейся, меня ты не проведешь. Ты думаешь, что лишнее время поможет тебе перехитрить меня. Боюсь, я научился сублимировать свои желания во имя куда более высоких целей. К восходу солнца вы двое должны стать покойниками. Двойной прыжок со скалы навстречу собственной смерти. Ну, разве это не впечатляет?

— А зачем нам это делать?

— Я не психолог. И потому не в состоянии объяснить ход ваших мыслей, мой дорогой, — игриво произнес Джордж. — С какой стати тебе понадобилось портить тормоза в машине Каролин и потом увозить ее с собой? А когда твой дядюшка явился к тебе, чтобы попытаться тебя остановить, ты хладнокровно всадил в него пулю. Скажи, кто возьмется это все объяснить? Я уже не говорю о причине, по которой ты спалил фамильный особняк. Когда мне сообщат эти новости, я буду у постели моей мамочки и ничего не смогу сказать по этому поводу. Мы все будем вне себя от горя, — Джордж изобразил приторную улыбку.

— Тебе не кажется, что, спалив дом, ты слегка перегнул палку? Полагаю, тобой в первую очередь движет меркантильный интерес, но даже если ты и получишь страховку, дом все равно стоил бо́льшего.

— Верно. Но с другой стороны, как известно, нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Мне казалось, дядя Уоррен это отлично понимал.

К этому моменту они дошли до самого верха. Солнце уже всходило над горизонтом, и на востоке чернильная чернота неба сменялась алым цветом.

— Джордж, — негромко позвала кузена Каролин. — Я все равно ничего не понимаю. Зачем тебе нужно унижать нас? Неужели деньги для тебя так важны? Ведь у тебя их и так достаточно.

— Денег никогда не бывает слишком много, Каролин. Ты же всегда была страшно наивной. Мой стиль жизни стоит денег, и немалых. Но ты права — деньги не главная причина.

— А что же тогда?

— А разве не ясно? Думаю, Алекс уже все понял. Вы с ним не Макдауэллы. Ты внебрачный ребенок, он подменыш. Ни ты, ни он, вы оба не являетесь членами семьи, ни ты, ни он не заслуживаете даже цента тех денег, какие мои предки копили на протяжении нескольких поколений. Вы самозванцы, вы оба. Я знал это еще тогда, когда был ребенком, я только что сам сказал вам, что имею привычку подглядывать и подслушивать. И я всегда знал, что рано или поздно, но я избавлюсь от Алекса. Так что когда он застукал меня подглядывающим за постельной акробатикой моей матери, я решил, что момент настал. Я, правда, не знал, что мне делать с тобой, но к старости Уоррен стал жутко сентиментальным. Он предупредил меня, чтобы я тебя не трогал. До того момента у меня и в мыслях не было что-то с тобой делать, но такая родительская забота была слишком опасна. — Джордж остановился. Они были на самой вершине утеса. Внизу под ними из воды торчали скалы, и пенился прибой, и чуть левее, омытый рассветными лучами, высился маяк. — Время совершить прыжок, дети мои. Можете взяться за руки, если вам так удобней.

— А если мы не прыгнем? — спросил Алекс. — Тебе ведь нелегко будет объяснить, откуда в наших спинах взялись пулевые отверстия.

— Ничего страшного. Вас унесет в море. К тому времени, как ваши тела обнаружат, от них мало что останется, чтобы провести опознание, и никто так и не узнает, как вы умерли. И если вы откажетесь прыгать, я готов пойти на этот риск. Море однажды тебя выбросило на берег. Сомневаюсь, что это повторится.

На вершине утеса было ветрено. Над головами, кружа в солнечных лучах, истошно кричали чайки. Каролин убрала с лица волосы, и ей показалось, что она слышит вдалеке рев мотора.

Похоже, Джордж тоже его услышал.

— Кто-то едет к нам, — произнес он с улыбкой. — Итак, кто из вас хочет стать первым?

Машина оказалась проворнее, чем предполагала Каролин. Натужный рев древнего мотора слышался совсем близко, а в следующий миг предрассветные сумерки прорезал свет фар и осветил вершину утеса, словно софит сцену. Джордж застыл на месте, как лось, застигнутый фонариком браконьера. Прямо на него на всех парах несся допотопный грузовик. А в следующий миг Каролин увидела, кто за рулем, и пронзительно вскрикнула.

— Ложись! — крикнул ей Алекс, хватая за талию, и, толкнув ее на каменный карниз, накрыл сверху собственным телом. Сильными ладонями он прикрыл ей уши, а лицо прижал к своему плечу.

Единственное, чего он не мог отключить, это звук. И еще правду. Угнанный грузовик врезался в Джорджа и на всей скорости сорвался с утеса вниз. Несколько раз перевернувшись на лету, он с оглушительным грохотом рухнул на скалы и взорвался. И все же Каролин успела заметить лицо — бледное, но исполненное решимости лицо Уоррена, когда он направил грузовик прямо на Джорджа, увлекая его за собой вниз с утеса навстречу смерти.

Наконец Алекс отпустил ее и медленно, словно дряхлый старик, поднялся на ноги. Он протянул ей руку, но Каролин отвернулась, отказываясь сдвинуться с места. Тогда он подошел к краю обрыва и, считая минуты, посмотрел вниз.

Солнце уже встало. Чайки с пронзительными криками кружились у него над головой, а где-то вдали завывала полицейская сирена.

В душе Каролин что-то расцвело и погасло.

Глава 24

Он уехал. Спустя пять дней он уехал, не сказав ей ни слова. Она слышала, что он говорил полиции, но даже не раскрыла рта, чтобы его опровергнуть. Ей было все равно, почему он солгал. Куда обидней было другое — после того, как на место трагедии прибыла полиция и увела их обоих, он даже не подошел к ней, ни разу не попробовал прикоснуться.

Она жила как будто во сне. Салли предали земле со всеми почестями. Уоррена похоронили рядом с ней. Иное дело Джордж — его похороны прошли тихо, и на них присутствовали лишь две его сестры. Последняя передозировка Пэтси не прошла бесследно. По всей видимости, кислород не поступал ей в мозг слишком долго, и после выписки из больницы она замкнулась в приятном мирке мыльных опер, водки и круглосуточного медицинского ухода.

Но самое главное, Алекс уехал. Алекс, который заявил полицейским, что он самозванец, что настоящий Алекс Макдауэлл погиб восемнадцать лет назад. Он рассказал полиции изощренную и вместе с тем простую историю, такую достоверную и убедительную, что даже Каролин в какой-то момент готова была ему поверить. Уоррен сам нашел его, хотел вывести на чистую воду своего проходимца-племянника. Он также представил служителям закона все необходимые документы, подтверждающие, что он не кто иной, как Сэм Кинкейд, человек без определенного рода занятий, предпочитающий жить за границей.

Прошло несколько месяцев. Весна сменилась летом, лето осенью, но для Каролин все оставалось по-прежнему. Хотя нескольких Макдауэллов уже не было в живых, она все так же была привязана к дому, к семье. Пэтси переехала в бывшие комнаты Салли, и если когда-нибудь и вспоминала о том, что у нее был сын, то быстро забывала снова, обитая в мире лекарств и своих фантазий.

По какой-то глупой причине Каролин была уверена, что Алекс вернется. Неожиданно появится посреди ночи на пороге ее комнаты, как когда-то зимним утром, и все изменится. Но он так и не появился. И когда в воздухе закружились первые снежинки, Каролин поняла, что больше не в силах ждать.

Из нескольких десятков адвокатов, состоявших в услужении у Макдауэллов, Каролин больше всего доверяла Джеральду Таунсенду. Он уже тактично ознакомил ее со всеми подробностями и подводными камнями завещаний, уважая ее желание сохранять дистанцию. Она в свою очередь доверила ему принятие решений. Они никогда не обсуждали то, что произошло. Их тихий, вежливый разговор сводился лишь к фондам, рынку ценных бумаг и процентным ставкам.

Но так не могло продолжаться вечно.

— Я давно ждал, когда же вы начнете задавать вопросы, — негромко произнес немолодой юрист, когда Каролин вошла в библиотеку вермонтского дома. Она хотела приехать к нему в офис, однако Джеральд Таунсенд настоял, что прибудет к ней лично. Такие важные клиенты, как Макдауэллы, заслуживали особого отношения, сказал он, и Каролин не стала с ним спорить.

— У меня нет вопросов, — сказала она. — Я лишь хотела бы получить доступ к своему трастовому фонду, чтобы уехать отсюда. Как я понимаю, все остальное в порядке. От меня больше ничего не требуется.

— Верно, больше ничего, — согласился он, — вы свободны в своих действиях. Как я понимаю, именно это вы и хотели услышать. Я давно говорил Салли, что ей следует отпустить вас от себя, но она была женщина властная и, главное, сильно к вам привязана.

— Я бы сама ее не оставила, — сказала Каролин.

— Полагаю, что не оставили бы, — мистер Таунсенд вздохнул. — Как все это, однако, печально.

— Да, — сухо отозвалась Каролин, — печально.

— Не понимаю, как мужчина в расцвете сил мог отказаться от таких денег, — произнес юрист.

— Потому что он не Алекс, — повторила Каролин ставшую привычной ложь.