Да-да, этот тип был дьявольски хорош собой. И, хотя она уже не была той тихой и несмелой тринадцатилетней девчонкой, которую он когда-то бросил, Каролин не имела ни малейшего шанса устоять перед его мужскими чарами.

Он огляделся по сторонам, как будто в первый раз увидел это место.

— Тебе не кажется, что в прибрежных городках в межсезонье есть нечто депрессивное?

— А мне, наоборот, это затишье нравится.

— Отлично, — улыбнулся он. — А что ты скажешь по поводу заброшенного маяка? Он не наводит на тебя тоску?

Каролин покачала головой:

— Да нет. Им по-прежнему пользуются. Маяк же работает в автоматическом режиме. Он здесь для того и стоит, чтобы на этом берегу не гибли люди. — Каролин намеренно произнесла эту двусмысленную фразу, едва ли не провоцируя самозванца.

Но человек, выдающий себя за Александра Макдауэлла, пропустил ее колкость мимо ушей и лишь пожал плечами.

— Надеюсь, что он до сих пор исправен, — сказал тот и зашагал к особняку.

Глава 7

В доме было холодно, сыро и темно. Пахло плесенью. Весна на остров пришла рано, однако солнечное тепло не проникало в закрытый на зиму старый дом. Стоило им шагнуть в темную гостиную, как Каролин почувствовала, что дрожит. Зачехленная мебель показалась ей громоздкой и слегка зловещей.

— Давай возьмем картину и поскорее уберемся отсюда, — предложила она, больше не желая осматривать дом. Она давно не была здесь, но болезненные воспоминания до сих пор не стерлись из ее памяти. Будь на то ее воля, она бы никогда больше не возвратилась сюда.

Алекс прошел мимо девушки в глубь гостиной и раздвинул шторы. Комната тотчас наполнилась солнечным светом.

— Что за спешка?

— Не хочу опоздать на последний паром.

Алекс повернулся и внимательно посмотрел на нее.

— Я думал, что ты знаешь.

Ее словно обдало арктическим холодом.

— Что знаю?

— Что мы на него уже опоздали. Разве ты не посмотрела расписание? Я подумал, ты сразу поняла, как только мы въехали на паром, что он вернется лишь завтра утром.

— Не смеши меня! Паром ходит до восьми вечера, а по выходным даже позже.

— Это летом, Каролин. А сейчас не сезон. Последний паром отошел от острова час назад. Мы его как раз встретили по пути сюда.

— Нет! А этот паром, на котором мы приплыли? Он ведь собирался отправиться обратно…

— Он отправился в Нантакет и вернется лишь завтра утром. Так что мы застряли здесь на ночь. Давай постараемся провести ее с максимальным комфортом.

— А самолет?..

— А машина? Что с ней прикажешь делать?

— Можешь остаться здесь и караулить ее.

Самозванец прислонился к стене.

— Вот уж не думал, что ты так боишься меня.

— Я тебя не боюсь.

— Тогда почему тебе не терпится уехать отсюда? Допустим, ты улетишь, но на материке тебе придется взять напрокат машину и добрых пять часов крутить баранку.

— Я хочу вернуться к Салли.

— Зачем? Она не умрет в ближайшие сутки. Так сказал врач. Ее состояние на время стабилизировалось.

— Ты говорил с ее врачом? — Каролин попыталась скрыть возмущение.

— А что в этом такого? Я же ее сын. Ее ближайший родственник.

Ты мошенник и лжец. Она не произнесла этих слов вслух и даже постаралась придать лицу бесстрастное выражение.

— Ну, разумеется, — пробормотала она, отворачиваясь от него.

— Послушай, — сказал он. — Если тебе не терпится поскорее уехать отсюда, так и быть, я постараюсь узнать, вдруг сегодня вечером с острова есть авиарейс. Только не суетись по пустякам. Поверь, нет никаких оснований меня бояться.

— Я и не боюсь, — повторила она.

— Тогда чего ты так опасаешься?

Каролин уставилась на него с плохо сдерживаемой яростью.

— Абсолютно ничего.

— Что-то я не верю тебе, — лениво протянул Алекс. — Ты боишься пауков, серьезных отношений и Александра Макдауэлла. Боишься утратить предмет своей гордости — здравый смысл, который тебе внушило семейство Макдауэллов. Ты как ребенок в бакалейной лавке, который смотрит на сласти, но никогда их не получит. И при этом не понимаешь, что все эти штуки безвкусны, вульгарны и бесполезны. Что все это по сути дела мираж…

— Не хочу дальше слушать, — перебила его Каролин. Выяснить, что она панически боялась пауков, было относительно несложно. Все об этом знали, и поэтому над ней постоянно посмеивались. Если она дожила до тридцати лет, ни разу не завязав мало-мальски серьезного романа, было вполне логично предположить, что отношения с мужчинами ее не слишком интересуют. Что касается ее страха перед Алексом… — А отели? Пансионы, где при случае можно переночевать?

— Ты забыла, что сейчас не сезон? Неужели ты так боишься этого дома? Неужели ты всерьез опасаешься, что из шкафа выползет какое-нибудь чудовище и набросится на тебя?

— В нем живут неприятные воспоминания, — ответила Каролин ледяным тоном.

— Какие же?

— Например, о том дне, когда умер Алекс, — ответила Каролин и тотчас пожалела о своей несдержанности. Похоже, она зашла слишком далеко и сказала слишком многое. Какое-то мгновение его лицо оставалось непроницаемым, но затем он придвинулся к ней ближе, неслышно и вкрадчиво, словно хищник, и ей пришлось собрать всю свою гордость, чтобы не отпрянуть и спокойно встретить его взгляд.

— День, когда умер Алекс? — эхом откликнулся самозванец. — Что заставило тебя думать, будто я умер? Я просто сбежал. Ведь, как я понимаю, все тогда так думали, верно?

Взгляд его проницательных голубых глаз действовал на нее гипнотически, в буквальном смысле пробирал до самых костей.

— Да, верно, — согласилась Каролин.

— Что «да»? Ты считала, что я умер? Или «да», что все так думали?

Каролин не собиралась продолжать этот разговор с призраком. Даже если этот призрак был из плоти и крови и не имел отношения к настоящему Александру Макдауэллу, хотя и был так зловеще похож на него.

— Все думали, что ты просто сбежал.

— Но ты в это не верила. Почему, Каролин? Почему ты думала, что я мертв? Что ты видела?

Ее гипнотизировали и звук его голоса, и его мягкая настойчивость, которая проникала сквозь тщательно возведенные ею барьеры.

— Ничего, — ответила она.

— Тогда откуда такая уверенность в том, что я умер?

— Настоящий Алекс любил свою мать! Он не мог бесследно исчезнуть, раствориться в воздухе на двадцать лет. И потом, Салли наняла лучших сыщиков, чтобы те разыскали его. Скажи, как мог от профессионалов скрыться семнадцатилетний юнец?

— О, ты бы сильно удивилась, если бы узнала, какими умными и сообразительными могут быть семнадцатилетние парни! Что же, по-твоему, могло случиться со мной? Меня кто-то изрубил на мелкие части и разбросал их по всему острову?

Ей была ненавистна издевка, прозвучавшая в его голосе.

— Я думаю, кто-то выстрелил Алексу в спину и сбросил его в море. Его тело скорее всего отнесло куда-нибудь к берегам Франции, а потом над ним основательно поработали рыбы.

— Ужасно, не правда ли? — Он бесстрастно смотрел на Каролин. — Какая, однако, богатая у тебя фантазия! Или, может, у тебя имеется какая-то особая причина полагать, что все случилось именно так?

Он знал. Кем бы он ни был, он знал, что Алекса Макдауэлла в ту ночь убили. Каролин чувствовала это едва ли не кожей. До нее дошло, что она только что выдала себя с головой. Она разозлилась на себя за горячность и дерзость.

— Возможно, я лишь приняла желаемое за действительное, — беспечным тоном произнесла она.

Алекс недобро усмехнулся.

— И после этого я внезапно вернулся. Какое разочарование для тебя!

— Не особенно.

— Ты когда-нибудь говорила Салли, что считаешь меня мертвым?

— Я никогда никому этого не говорила.

— Почему?

В который раз к ней вернулось навязчивое воспоминание: темная фигура на берегу, кровь на песке, ледяной туман, сковавший ее с головы до ног, пока она пряталась за камнями.

— Это всего лишь предположение, — сказала Каролин, пожав плечами. — Очевидно, ошибочное. Потому что ты жив, ты здесь, рядом, сильный, целый и невредимый.

— Очевидно, — повторил он и посмотрел ей в глаза. Что крылось за этим взглядом, она так и не поняла. Истина и вероятности протянулись между ними, как паутина, липкая и опасная. — Куда ты положила портрет, Каролин?

Она не проронила ни слова, просто молча направилась в соседнюю комнату. Самозванец следовал за ней. Встав перед портретом, он принялся его равнодушно рассматривать.

Это был превосходный портрет кисти Эдварда Викландера, лучшего портретиста семидесятых годов двадцатого века. Художник, истинный мастер своего дела, запечатлел Александра Макдауэлла в возрасте тринадцати лет: разочарованный юноша, изведавший первые запретные плоды и не вполне уверенный в том, что ему это понравилось. Каролин впилась взглядом в глаза на холсте. Почему-то на этот раз они не показались ей ни хитрыми, ни насмешливыми. Зато ее как магнитом притягивал к себе выразительный взгляд голубых глаз — точно такой, как у человека, стоявшего за ее спиной.

В конце концов она нашла в себе силы заговорить.

— Поразительное сходство, — пробормотала она.

Он понял ее правильно, однако повел себя в соответствии со своей ролью в этой игре.

— Неужели? — притворно изумился он. — Ты хочешь сказать, что художник уловил мою суть?

— Ты помнишь, как позировал ему?

Настоящий Алекс закатил истерику из-за того, что был вынужден позировать. Лишь щедрые посулы в виде прогулочного катамарана заставляли его сидеть не шелохнувшись хотя бы несколько минут за один сеанс.

— Можно подумать, ты сама этого не помнишь? — упрекнул ее Алекс. — К чему все эти бесконечные расспросы о прошлом? Помнится, тебе такого поручения не давали.