– Нет! – остановила ее Салли едва слышным шепотом. – Лучше посиди рядом со мной. Мне нужно с тобой поговорить.

Две бледные полоски высохших слез были почти незаметны на полупрозрачной коже старой женщины. Каролин ни разу не видела Салли Макдауэлл плачущей.

– Конечно, – сказала она и, подтянув к кровати стул, села и положила ладонь на дрожащую руку старухи. – Тебе больно? Может, мне позвать миссис Хэтэвэй?

Но Салли покачала головой:

– Вряд ли морфин мне поможет. Я расплачиваюсь за свои грехи, Каролин. Так что свои страдания я заслужила. И все же скажу честно – это малоприятная вещь.

– Не думаю, что твои грехи настолько велики, чтобы ты из-за них теперь терпела такие муки, – прошептала Каролин.

– Мне всегда казалось, что твое главное достоинство – это воображение, – Салли вымучила улыбку. – За свою жизнь я совершила столько эгоистичных поступков, сколько тебе и не снилось. Но не переживай, я не собираюсь перед тобой исповедоваться. Тебе незачем о них знать. Есть немало такого, что я унесу вместе с собой в могилу.

– Может, тебе станет легче, если ты все-таки о них расскажешь?

– Может, и станет. А может быть, я не заслуживаю, чтобы мне стало легче, – Салли вздохнула и погрузилась в подушки.

– Алекс из-за тебя расстроен. – Что ж, это был вполне обоснованный вывод.

– Еще бы ему не быть расстроенным, – Салли снова посмотрела на Каролин. – Он – единственное за всю мою жизнь, чем я могу гордиться, и боюсь, что я слишком близка к тому, чтобы и это разрушить.

– Алекса ты не разрушила.

– Я не об этом. Я не могу, не имею права гордиться тем, что есть в Алексе хорошего, потому что я здесь ни при чем. Зато все плохое – это лишь благодаря мне. За плохое я несу полную ответственность. Нет, лучшее, что я сделала в этой жизни, это то, что заменила тебе мать. Даже если я так и не смогла тебя удочерить, по крайней мере я вырастила тебя в любви и тепле. Чего у тебя никогда не было бы… – Салли не договорила. То ли потому, что устала, то ли потому, что поняла, что и без того сказала слишком многое.

– Ты была для меня лучшей матерью на свете, – тихо сказала Каролин.

– Ну, это вряд ли. Но я старалась, – вздохнула Салли. – Посиди со мной. Мне страшно оставаться одной.

Салли Макдауэлл, которая никогда ничего не боялась.

– Конечно, посижу, – пообещала Каролин. – Столько, сколько ты захочешь.

Я убила твою мать, были ее слова. Женщина, которая вырастила его, любила его, предала его.

Алекс с силой нажал на акселератор. Сосны по краям дороги на головокружительной скорости пролетали мимо. Но он ее не предал. Более того, он даже посмеялся над ее признанием, уверенный, что это просто шутка.

– Это точно, убила, – сказал он тогда. – Что же ты сделала? Наняла наемного убийцу, чтобы замести следы?

Салли лишь посмотрела на него угасшими, печальными глазами.

– Мой ребенок родился недоношенным, Алекс. Он умер в моем чреве за три недели до того, как должен был появиться на свет. Врачи были вынуждены вызвать искусственные роды, чтобы сохранить мне жизнь. Мне же требовался ребенок. Живой ребенок. Это было не слишком сложно при моих деньгах. Несложно найти сговорчивых врачей, несложно уговорить бедную девушку. Они вызвали у нее искусственные роды, но ты упорно отказывался появляться на свет. Тогда они сделали ей кесарево сечение, чтобы извлечь тебя, и она скончалась от кровопотери. Если бы ей дали возможность родить самой, когда ее тело было к этому готово, с ней бы ничего не случилось.

– Теперь не угадаешь, – Алекс не узнал собственный голос.

– Но так мне сказал врач. Разумеется, за молчание он потребовал больше денег, поэтому решил слегка преувеличить. Но дело не в этом. В конце концов это была моя ответственность. Это я изображала из себя господа бога, это я хотела, чтобы все было по-моему. Их похоронили вместе. Моего ребенка и ту женщину, которая умерла, давая жизнь тебе. Мне всегда хотелось узнать, заботится ли она о моем ребенке там, на небесах? – Салли вздохнула. – Это чертовы лекарства. Как только они начинают действовать, у меня не закрывается рот. Но терпеть боль тоже не хочется. Хотя, может, и стоило бы в наказание за мои грехи.

– Как ее звали? – резко спросил Алекс. Он не стал сдерживать гнева. – Где она похоронена?

Салли повернулась к нему. Взгляд ее был пустой, затуманенный болеутоляющими препаратами.

– Дорогой мой мальчик. Я похоронила ее на кладбище для бедных под вымышленным именем. Я даже не помню под каким.

И тогда он встал и, сшибая все на своем пути, выбежал вон.

Странно, подумал он с горечью, до этого момента он даже не подозревал в себе сентиментальности. Ему всегда казалось, он сам не мог сказать почему, что он непременно найдет женщину, подарившую ему жизнь. Ведь она намного младше Салли. По идее, ей сейчас где-то за пятьдесят, а может, даже меньше. Салли была при смерти, и ему не хотелось причинять ей боль. Он решил, что, как только ее не станет, он сам, без посторонней помощи, отыщет свою настоящую мать.

И вот теперь оказалось, что этой женщины давно нет в живых и некому принять его в объятия. Эта женщина умерла, умерла от рук другой, безжалостной женщины и бездарных врачей. Умерла, давая жизнь ему. И трудно сказать, есть ли в ее смерти и его собственная вина.

Лишь отдалившись от дома Макдауэллов на двадцать миль, он съехал на обочину и заглушил мотор. Руки его тряслись. Он не помнил, чтобы с ним когда-либо такое бывало.

Нет, и зачем он только вернулся сюда? Ему следовало остаться в Тоскане. Незачем раскапывать старые могилы. Салли уже давно оставила надежду увидеть его снова. Его убийцу вряд ли терзали угрызения совести.

Есть вопросы, на которые лучше не искать ответа. Но он явился сюда именно за ответом, и вот теперь платил за свое любопытство высокую цену.

Сейчас для него самое разумное – ехать дальше и не останавливаться. Ему не нужны их чертовы деньги, он не собирается на них претендовать. Ему хочется лишь одного – увидеть выражение лица Уоррена, когда тот обнаружит, что его обвел вокруг пальца настоящий Алекс. А кроме этого, ему ничего не надо. Тот, кто пытался убить его восемнадцать лет назад, наверняка имел на то веские причины. Возможно, это был спортивный репортер, чью машину он угнал тем злосчастным летним вечером. А может, какой-то серийный убийца.

Нет, не может быть. Ему в спину выстрелил кто-то из этой милой семейки, а затем оттащил к воде или бросил в океан, чтобы он утонул. Но по какой-то причине ему все было безразлично. Есть тайны, которые лучше не ворошить. Пусть они остаются тайнами.

Если сейчас вернуться назад, он будет вынужден помириться с Салли. Он же был не готов посмотреть ей в глаза. Если вернуться назад, значит, придется иметь дело с Каролин Смит, еще одной тайной. Если вернуться…

Почти вся его жизнь прошла в бегах. Он бежал из дома, от ответственности, от семьи, от родственных связей. Он был волк-одиночка и тем счастлив. У него имелись знакомые, но никогда – друзья, и он всегда был горд тем, что ему никто не нужен.

Сейчас же он испугался, что впервые в жизни кто-то стал ему нужен. Нет, не просто кто-то. Каролин.

Нет, он еще слишком молод, так что это не похоже на кризис среднего возраста. Возможно, он слишком болезненно отреагировал на известие о том, что его матери нет в живых. Потерять сразу двух матерей – одну за другой, мрачно подумал он. Неудивительно, что нервы его на пределе.

Нет, нельзя всю жизнь оставаться непослушным мальчишкой. Когда-то нужно взрослеть. Бежать ему некуда. Нет, конечно, при желании он мог бы уехать, но сначала нужно помириться со своей семьей.

Хочешь не хочешь, а он должен вернуться к Салли и простить ее. Простить, независимо от того, что она сделала. Ведь, несмотря ни на что, она его мать. Пусть не по крови, а по велению сердца.

А еще он должен вернуться к Каролин, иначе ее образ будет преследовать его до конца дней, точно так же, как преследовал все эти восемнадцать лет. Теперь она взрослая женщина – тихая, задумчивая, полная недосказанности и вместе с тем обыкновенный человек. Раньше ему никто не был нужен. И в его намерения не входило начинать новую жизнь с призраком прошлого.

Он уедет от них обеих, но сначала попрощается.

И тогда он будет свободен.

Глава 17

Когда он катил по обманчиво узкой подъездной дороге к дому Макдауэллов, была уже вторая половина дня. Начал моросить дождь. Серебристо-серая кора кленов приобрела синеватый оттенок. Наконец в этот глухой уголок Вермонта пришла весна. Но Александр Макдауэлл устал ждать.

Ему были слышны голоса в гостиной и звон бокалов. Для коктейлей было слишком рано, однако Пэтси начинала пить, как только ей подворачивалась такая возможность. Ему следует присоединиться к ним, налить себе стакан виски и поддержать беседу. Есть вещи, которые он не в состоянии изменить.

Но вместо этого он направился прямиком в комнату Салли. Она спала. В дневном свете ее восковое лицо производило даже более жуткое впечатление. Он встал у изножья ее больничной кровати, глядя на нее, пытаясь обнаружить в себе ярость, пытаясь обнаружить прощение.

Она была его матерью. Все так легко и просто. Независимо от того, что она сделала, независимо от того, какая она. И раскаялась Салли в своих грехах или нет, она всегда любила его – любила со всей самоотверженностью, на какую была способна. И он тоже любил ее – сейчас он был готов это признать. Точно так же, как был готов признать, что ей пора уйти.

Она была в комнате не одна. Сначала он не заметил Каролин – свернувшись клубочком в кресле, она тоже спала. В подрагивающем свете она показалась ему нереальной и удивительно прекрасной. Странно, но она не отдавала себе отчета в том, насколько она красива. Скорее, наоборот, делала все для того, чтобы отречься от этой красоты, не оставлявшей никого равнодушным. Она такая, какая есть, эти светлые волосы не ее заслуга, равно как и смешные веснушки на хорошеньком носике.