Здесь у Сюзанны не хватило голоса.

— Бедное дитя! — пробормотал Мишель.

— Дядя Джон умер… — продолжала она, — у меня было много горестей; тогда я почувствовала себя такой маленькой, такой слабой, такой потерянной, что в первый раз мне пришла мысль искать опоры, но в ожидании, так как я не была богата, я захотела работать. Моя добрая бабушка воспитала меня в католической религии, она дала мне французскую воспитательницу; ее последняя воля, уваженная дядей Джоном, состояла в том, чтобы на маленькую сумму, оставленную ею мне, я провела некоторое время во Франции и изучила здесь французский язык. За несколько времени до смерти она сказала мне: „обещай мне позднее, если твое сердце и твой долг не удержат тебя в Америке, вернуться во Францию и выйти замуж только за француза“. Я обещала. Я боготворила мою бабушку и через нее выучилась любить Францию, как вторую родину.

Оставшись одинокой на свете, я вспомнила все это, и так как мисс Стевенс желала повезти с собой в Париж и в Канн молодую девушку в качестве чтицы и способную помочь ей вести ее корреспонденцию, я уехала с ней.

— Чтобы искать мужа? — спросил с любопытством Мишель.

— Чтобы заработать немного денег сначала, а затем, чтобы получить больше шансов встретить француза, за которого могла бы выйти замуж, кузен.

И так как Мишель улыбался, она добавила:

— Я очень огорчена, если это вас шокирует, но скажите мне, когда родители хотят выдать замуж свою дочь, держат ли они ее взаперти? Если они хотят ее выдать замуж за промышленника, повезут ли они ее в артистический мир, или если за военного, в мир коммерсантов?.. Увы, я не имею родителей, которые бы позаботились обо мне в этом смысле… и вообще, предполагаете ли вы, что девушки, имеющие родителей, думают только об удовольствии потанцевать, когда их везут на бал? Раз я хотела выйти замуж, мне необходимо было хоть немного повидать свет и именно во Франции, раз я хотела выйти за француза. Но будьте уверены, что, если я искала мужа, как вы говорите, я нисколько не была настроена выйти замуж за первого встречного!

— Я вам благодарен, — сказал Тремор, кланяясь с некоторой иронией.

— Вы прекрасно делаете, — ответила ему напрямик молодая девушка, глядя ему прямо в лицо.

Затем с тем же спокойствием она продолжала.

— Я тотчас же нашла двоих. Сначала на пароходе, негоциант из Бордо, очень солидный, но скучный… и некрасивый. О, dear!.. а затем, в Канне одного голландца из Батавии, который не долго раздумывал — нужно ему отдать справедливость — положить к моим ногам свое имя с десятью миллионами и в шесть раз большим количеством лет. Это было на мой вкус слишком много миллионов и чересчур много лет. У меня не было идеала, слава Богу, но у меня была идея!

— А ваша идея?

— Моя идея была выйти замуж за человека молодого, который мог бы разделять мои вкусы и понимать их, достаточно выдающегося, чтобы я могла гордиться, идя с ним под руку, доброго и благородного, чтобы я могла иметь к нему полное доверие, достаточно умного, чтобы руководить к моему удовольствию своею жизнью и моею…

— Одним словом — совершенство?

— Это еще не все… я должна прибавить: довольно богатого, чтобы доставить мне роскошь, изящество, которые я люблю. Я никогда бы не вышла замуж за бедного. Я вам высказываю мои убеждения, я хочу быть искренней. Хижина и любовь, кусок хлеба, разделенный пополам и т. д. хороши в теории! Но вы знаете, как выражаются вульгарно: „когда в яслях нет более корма, то лошади дерутся“. Я предпочитаю особняк хижине и неизмеримо меньше хлеб — пирожкам… Я к тому же заметила, что браки по любви менее часты, чем это думают и… в особенности менее счастливы.

— Ах, вы сделали уже личные маленькие наблюдения?

— Много. У меня есть подруги, боготворившие своих женихов, которые проводят время, злословя своих мужей. Они ревнивы и невыразимо страдают из-за незначительных причин… Между тем как я вижу вокруг себя превосходные браки, которые при начале, вероятно, совершенно не были романтичны. Я не назову вам Бетюнов, чтобы вас не приводить в негодование; но Колетта и Роберт! Вот люди, любящие друг друга и не мечтающие о невозможном! Семейная жизнь Колетты — это мой идеал. И теперь, если бы вы нашли, что я очень разборчива и очень честолюбива для бедной скромной воспитательницы, я вам отвечу, честолюбива или нет, я вполне госпожа над собой; мое маленькое состояние защищает меня от нужды; работа надоедает, но не пугает меня; если я не выйду замуж, я быстро утешусь в этом. Я принадлежу, я вам в этом созналась, к категории рассуждающих молодых девушек… Когда вы мне оказали честь, попросив моей руки, я обдумывала. Не только вы мне кажетесь соединяющим требуемые качества, но вы еще к тому же брат Колетты, которую я очень люблю, племянник моей бабушки, которую я сильно любила, и мой кузен, которого я расположена также любить… Я не могла встретить лучше. Вот почему я вам ответила тотчас же „да“. Но я откровенна и очень честна. Если вы мечтали обо мне, как о совсем другой, если вы хотели быть обожаемым своей женой и проводить время в воркованье — берегитесь жениться на мне. Я буду для вас честной маленькой женой, добрым товарищем, когда это нужно, я вас буду уважать, буду любить спокойно, по собственному вкусу, я не знаю, хорош ли он… но я никогда не буду вас обожать. Я совсем неспособна страстно любить.

Сюзанна Северн произнесла эту маленькую речь со спокойной простотой и ясностью, которую особенно подчеркивал удивительно чистый тембр ее голоса.

Сначала Мишель слушал ее с удивлением, затем с чувством возмущения, наконец с снисходительным любопытством. Он догадывался по некоторому дрожанию этого чистого голоса, что здесь было несколько деланное мужество в этой чрезмерной откровенности, а взгляд двух чистых глаз давал ему понять, что наверно было много невинности под этой отвагой.

— Вы странное дитя! — сказал он.

— Не думаю, — возразила она, — только я не проводила половину моего времени, мечтая при звездах, а остальное за чтением романов; я знаю, что жизнь не роман, и что звезды блестят далеко от земли… Затем я чистосердечна, искренна сама с собой, что часто бывает довольно трудно… Но я понимаю, что изложение моих принципов вас удивляет. Вы думали, что я люблю уноситься в мир романтических грез, не правда ли? — добавила она, и ее тон придавал этим словам нечто непреодолимо смешное.

Мишель не мог не рассмеяться.

— Да, я считал, что вы любите „парить“, или вернее я этого боялся.

— Вы этого боялись? — повторила молодая девушка.

Она замолчала, подумала и решительно сказала:

— Мишель, в течение нашего разговора, я убедилась, что вы меня не любите. Зачем хотите вы на мне жениться?

У Мишеля потемнело в глазах; до сих пор он слушал без задней мысли, отдавшись на волю обстоятельств.

Но Сюзанна продолжала спокойно:

— Мое знание жизни, так же как и знакомство с романами, неглубокое; однако, мне кажется, если бы вы меня любили, вы не слушали бы с таким спокойствием то, что я вам только что сказала: мне кажется, вы бы уже ответили на мой последний вопрос… Следовательно, вы меня не любите и тогда… Я почти бедная, у меня нет семьи, нет связей… Почему желаете вы, чтобы я была вашей женой?

Вопрос был ясен. Зачем не был он поставлен раньше? Ведь теперь, после их разговора, молодая девушка имеет право думать, — если наконец правда ей будет открыта, — что человек, которому она так искренно исповедалась, насмеялся над ней и над ее доверием?

Мишель хотел сразу сознаться в вине Клода и своей, молить Сюзанну о прощении, но непреодолимый стыд заставил слова застыть на его устах, и он считал себя настолько же виновным в малодушии, удерживавшем его в продолжение целого часа, как Клода в его жестокой шалости. Один момент он уставил свой взор в арабески ковра, завертевшиеся перед ним, затем он поднял голову; его решение было готово.

— Вы были удивительно откровенны со мной, Сюзанна, и мне кажется, я должен ответить вам такою же откровенностью, — сказал он, в первый раз называя молодую девушку по имени. — Вы совершенно правы, раньше чем я вас выслушал, я вас очень мало знал, но Колетта решительно плохой портретист, потому что она дала вам совершенно ложное обо мне понятие. Очень возможно, что я не всегда был так разумен, как вы теперь; во всяком случае, я им стал, и, если когда-либо она встречала во мне восторженного поэта, страстного мечтателя, описанного ею вам, ей не удастся теперь никогда более его вновь увидать. Этот поэт был только безумец или даже глупец; далеко не обладая вашим благоразумием, он наивно верил, что звезды не недосягаемы, он верил также, что испытания каждого живого существа на земле должны бы служить темою самым пленительным рассказчикам для их прекрасных историй. Очень скоро, вы это увидите, действительность его образумила. Его постигло разочарование, подобное может быть тому, которое сделало вашу бабушку несчастной, а вашу учительницу — смешной, одно из тех разочарований, которые заставляли вас трепетать, когда они не возбуждали вашего смеха. Он к тому же и сам находил себя таким смешным и таким несчастным, что поклялся излечиться от этого злополучного горя от любви, — раз этот термин освящен обычаем, — и он так хорошо сдержал клятву, что вскоре почувствовал себя исцеленным навеки не только от горя, но и от любви… Тогда он воскликнул, что жизнь его разбита, и мне, право, кажется, что излечение последовало, потому что он умер… Я говорю о поэте, так как обломки от крушения были подобраны очень положительным человеком, вполне приготовившимся извлечь из них наилучшую пользу. Этого нового мудреца вы видите сегодня перед собой. Я не мечтаю больше ни о великой поэме, ни о великой скорби, ни о великом счастье, Сюзанна, и я отказался достичь звезд; только я не знаю, что мне делать с бедной, составленной из обломков жизнью… и я хотел бы отдать ее вам. Я не хотел бы быть более одиноким — мне хотелось бы иметь свой очаг, свою семью, обязанности, которые бы оторвали меня от эгоизма моих бесплодных скитаний по свету. И если я прошу позволения посвятить вам эту жизнь, предложить вам первое место у очага, то также потому, что я рассуждал, потому что я вас знаю, как умную и добрую, потому что вы также одиноки, как и я, и потому что Колетта вас любит. Вы видите, ваша искренность дала мне смелость быть также искренним. Это товарищество, о котором вы говорили, я его принимаю и чувство, которое я желаю для нас, — это серьезная и надежная любовь двух супругов, которых мало-помалу привязывают одного к другому разделенные радости и заботы. Я не смею, я не хочу сказать вам, что люблю вас пламенной любовью, которую имеет право требовать ваша прекрасная юность, но я могу вам поклясться, что ваше счастье будет мне дороже моего и что вы найдете во мне неизменную преданность и заботливость… Хотите быть моей женой?