— Денис, прошу, — с чувствами прошептала я. — Для меня это важно, поверь мне. Я хочу знать.

— Правда?

— Правда, — призналась я. Никогда прежде мне не доводилось видеть этого парня настолько уязвимым.

— Тогда я не буду оттягивать и начну о главном. В пятнадцать лет я без памяти влюбился в девушку, которая за небольшой промежуток времени стала всем смыслом моей жизни. Так бывает, когда встречаешь родственную душу, находишь в другом человеке ответы на многие вопросы… Мы были ровесниками, но так, как она училась в другой школе, то всё свободное от учебы время мы проводили вместе: концерты, прогулки, она помогала мне, когда я только-только начал фотографировать. Была моей музой, моим вдохновением. Я не мог представить себя без этого человека, — слушать Дениса было очень тяжело. — Мы мечтали закончить школу, поступить в университет и начать жить вместе. Хотели путешествовать по миру, искать "своё" место, заниматься творчеством (она с детства мечтала о карьере актрисы), мы хотели пожениться… Но исполниться этому было не суждено, — Денис сделал паузу, должно быть, собираясь с мыслями. Мне было страшно знать продолжение, поскольку было ясно наверняка, что, каким бы ни был конец этой истории, он являлся слишком темным, слишком страшным. — Однажды, это было уже в конце десятого класса, мы, как обычно, встретились в парке, стали разговаривать о том, как прошел день, и она внезапно заплакала. Я испугался, пытался её успокоить, понять, в чём дело, но от моих слов ей становилось только хуже. Нет ничего страшнее, чем видеть слёзы любимого человека, — при этих словах я опустила глаза, вспомнив ту сцену возле школы. — А потом, — продолжал Денис, — она оттолкнула меня, заявив, что у неё нет больше ко мне никаких чувств, что нам лучше расстаться и не искать встреч. Я не мог ничего понять, не мог поверить в это, но воспоминания о последних днях, о том, с каким нежеланием она говорила со мной, о её резких эмоциональных вспышках гнева, как только наши мнения в каких-то незначительных, глупых темах расходились, но ярче всего в памяти всплывало то ощущение барьера, который вставал между нами всякий раз, как только я к ней прикасался. Не почувствовать этого было сложно, и я убеждал себя, что это всё мои накручивания, мои подсознательные страхи. Но…тем вечером именно этот факт убедил меня в искренности её слов. Они словно печатью легли на сердце, вертясь в голове день и ночь, день и ночь, и, чувствуя себя униженным, я две недели не пытался с ней связаться, поговорить ещё раз. Думал, что всё понял, только вот…вскоре узнал, что она покончила с собой. Но…убила не только себя, но и нашего ребенка, о котором я ничего не знал.

Денис остановился, закрыл глаза, жадно впуская в себя воздух. А я…я не могла произнести ни слова, только чувствовала, как по щекам текли слёзы, руки, не слушаясь, ослабли и дрожали подобно болезненным, а внутри всё сжалось в ком, который нарастал с каждой секундой, готовый в любой момент прорваться, разорвав меня вместе со всей этой болью. Я знала, что прошлое Дениса не могло быть радужным, какое-то событие, подобное ссоре с любимым человеком, ссоре с родителями, скандалу в школе, не могло привести жизнерадостного парня к тому состоянию, в котором я его увидела в наше первое знакомство. Он был сломленным. А сломать человека, вызвать в его душе отвержение всего мира способно лишь что-то до жути страшное. Что-то, полное темноты, безвыходности, пустоты… Смерть — вот оно нужное слово. Мысли путались, а слёзы продолжали безмятежно скользить по лицу, просачиваясь ниже под ворот рубашки, обволакивая холодом всё моё тело.

Быть оставленным любимым человеком — это состояние, подобное прыжку в пропасть, где ничего нет, кроме каменных глыб и пустоты, но быть оставленным путем самоубийства — это слишком жестоко. Это плевок в сердце, это осознанное посылание страданий, душевных терзаний и ночных кошмаров.

— Меня разрывало на части, Анжел, — внезапно произнес Денис, подняв взгляд, в котором было столько боли, столько горечи и непонимания, что не каждому человеку по силам пережить подобное. — Сложно описать словами то состояние. Только тогда я впервые узнал, каково это — когда физическая боль ничто по сравнению с душевной. Когда ты ненавидишь себя за то, что не можешь ничего изменить. Она решила всё за нас, не спросив моего мнения, не думая о последствиях своего поступка. Просто ушла и всё.

— Денис… — негромко прошептала я сквозь пелену слёз. — Мне не понять эту девушку, но… может быть, она боялась жить дальше?

— Боялась, но если бы она мне сказала, мы бы справились. Вместе, — сглотнул он, посмотрев на меня. — Ты что, плачешь? Анжел, ну ты чего? Перестань, я не хотел сделать тебе больно.

— Пожалуйста, не обращай внимания, — проговорила я, прикоснувшись к руке Дениса, а другой вытерев слёзы. — Я просто под впечатлением. Знаешь, с первых дней нашей встречи я догадывалась, что ты не спроста избегаешь общения с одноклассниками, проявляешь полное равнодушие к окружающему, но… даже представить себе не могла подобное. Это очень страшно — разом потерять всё. Послушай… — добавила я в нерешительности. — Ты всё ещё её любишь?

— Её поступок убил во мне все чувства, Анжел. Сначала я винил во всём себя (да, что говорить, и сейчас в глубине души виню), но позже, когда не осталось сил, меня время от времени брала такая ярая злоба, такой гнев и обида, что казалось, будто я её ненавижу. А сейчас…сейчас наступило смирение, этого человека для меня больше нет, только воспоминания. Ведь она меня не любила.

— Почему ты так решил?

— Разве человек может, любя, причинить такие страдания? — с этим сложно было поспорить. — Её мама передала мне записку, в которой она перед смертью написала, что не хочет портить мне жизнь, что все её планы рухнули из-за этого "монстра", который сидел внутри. Но…как она могла назвать нашего ребенка монстром? Разве она могла любить человека, который был отцом этого маленького, ненавистного ей существа?

Я молчала. Денис был прав и знал это.

— Может, когда-то я смогу это понять, но только не сейчас.

Несколько минут мы ничего не говорили друг другу. Я смотрела на темную, блестящую поверхность реки, ощущая, как высохшие, соленые слёзы обжигали кожу, и думала. Думала о последних словах Дениса.

— Анжел, — мягко, уже совсем другим голосом произнес он, нарушив молчание. — Знаешь, почему я рассказал тебе это?

— Почему? — несмело спросила я, как ничего другого желая броситься этому парню на шею, прижать к себе настолько крепко, чтобы почувствовать его сердце своим.

— Ты вернула мне смысл. Я не думал, что когда-нибудь встречу такого человека, который вдохнет в меня жизнь, но рядом с тобой всё так и получилось.

— Денис, нет…я не заслуживаю этих слов. Я… — "сделала тебе больно" хотелось продолжить мне, но я не смогла. — Спасибо, что ты доверился мне. Это очень много для меня значит.

Именно в эти секунды в моей сумке заиграли первые аккорды A beautiful lie, вернув нас в реальность.

— Да, мам? — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно. — Всё хорошо, я просто решила прогуляться немножко. Да. Не волнуйся. Конечно.

— Потеряли дома? — улыбнулся Денис после этого непродолжительного разговора.

— Потеряли, — кивнула я, с грустью подумав о том, что следовало возвращаться. — Денис, прости, но мне нужно идти.

— Хорошо, я провожу тебя?

Боже, как я этого желала! Но…вспомнив о Карине, о том, что она случайно может увидеть нас из окна, вынуждена была отказаться.

— Нет, не нужно, давай простимся на остановке?

— Как скажешь, — пожал он плечами

За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова. Но это было одним из тех молчаний, что не смущало, а служило глубже и понятнее любых разговоров. Всё пошло вопреки моим намерениям забыть Дениса, но я ни сколько об этом не жалела. Не могла и не имела права жалеть. Денис полностью открыл мне свою душу. Мне, которая едва ли могла надеяться на доверие с его стороны после своего поступка, но…он открыл. Рассказал то, что оставило неизгладимый, темный, полный страха и ужаса след в его судьбе. В его жизни. В сердце.

Мне никогда не доводилось терять близких людей таким образом, но я знала, каково это от Киры, своей давней подруги по художественной школе. Она как-то призналась, что её отец застрелился, когда ей было около двенадцати лет, не оставив никаких объяснений. Рана со временем затянулась, воспоминания перестали быть столь болезненными, но произошедшее невзрачной, яркой тенью продолжало её преследовать. "Как бы я этого ни желала, — сказала она мне однажды, — этот след никогда не сотрется. Как он мог уйти из жизни, оставив жену, детей? Как?". Близкие могут оправдывать, могут искать утешения, но никогда не перестанут мучиться вопросом: "Почему?". Никогда. Уходя из жизни, человек не избавляет себя от проблем, не избавляет от них и близких, любящих его людей, а напротив, дарит лишь ужас, разочарование, разрушенные планы, мечты, разбитые надежды и угрызения совести.

Денис сказал, что в глубине души до сих пор винит себя в случившемся. Но…разве в том, что случилось, была его вина? Разве он не постарался бы помочь любимой девушке, взять всю ответственность за ребенка на себя, рассеять страхи родного человека, если бы только знал правду? Если бы только она пожелала довериться ему? Вся проблема состояла в том, что эта девушка не посчитала нужным открыться, открыть то, что её тревожило. Она приняла решение самостоятельно.

Могла бы я попытаться понять её? Представить, что ты, учась в десятом классе, вдруг узнала о нежелательной беременности? Конечно же, реакцию родных вообразить несложно — все бы всполошились, невольно стали бы смотреть на тебя разочарованными глазами, воспринимая, как позор семьи, как лишний, выбивавшийся из палитры мазок на безупречной картине. А через полгода, когда живот стал бы приобретать округлые, нескрываемые формы, знакомые, учителя, одноклассники стали бы обсуждать тебя за спиной, зарождать слухи о "нагуленном" ребенке, о распущенности его матери, ученики из других классов посмеивались бы в сторонке, несмело бросая любопытные взгляды в твою сторону, рассказывая своим родителям после уроков о девочке, которая, не стесняясь и не стыдясь, ходит по школе с большим животом, даже не догадываясь, что каждый поход в школу для тебя равен казни. Легко ли пережить это в семнадцать лет? Особенно девушке, которая никогда не разочаровывала окружающих? Слухи, разговоры, вопросы — это неприятно, но пережить можно. Страшнее тот факт, что тебе пришлось бы отказаться от своих желаний, от целей на будущее, отказаться от прежней себя. Смогла бы я пройти через это?