— Помнишь, как мы с тобой месяц назад встретились в трамвае? А потом вместе шли от остановки до этого двора?

— Да-да-да…даже не верится, что всего лишь прошёл месяц с того вечера. Бывает, что в жизни годами ничего не происходит, а потом за один миг всё так резко переворачивается…что ты уже не можешь дать оценку времени. Оно словно само по себе.

— Значит, с тех пор в твоей жизни многое изменилось? Тебе необязательно отвечать на этот вопрос.

— Почему же? Мы ведь теперь не чужие. Что изменилось? В первую очередь, я сам. Моё отношение к жизни, к людям. К себе.

Это было последней каплей!

Что-то внутри меня надорвалось, и невообразимо болезненные чувства вырвались наружу, смывая всё на своём пути. Голос разума, самообладания, терпения. Я слышала только свое сердце, которое кричало, молилось и обливалось кровью.

— Анжел, стоп-стоп-стоп! Ты что, плачешь? — остановившись, с волнением проговорил Денис, стараясь разглядеть моё лицо, но, должно быть, ему и так всё было понятно. — Ну-у…ты чего? Не нужно, пожалуйста! — и вопреки моей воле, крепко прижал к своей груди. Я знала, что это неправильно, знала, что не должна было допустить этого, но не могла ничего поделать с собой. Слёзы текли, не переставая, а от нежности и теплых рук Дениса хотелось плакать навзрыд.

"И почему всё так вышло?! Боже, Почему?! Почему я должна делать больно человеку, которого люблю?!" — спрашивала я себе и не находила ответа. Весь мой мир обернулся против меня, и не хотелось смотреть на это. Не хотелось видеть, как возможное счастье разбивалось на сотни осколков, которые впивались в кожу.

— Анжел, ну что же произошло? Скажи мне, я помогу тебе, — говорил Денис, ни на мгновение не отпуская меня. — Пожалуйста.

Всё, этому нельзя было продолжаться.

— Денис, — произнесла я, с огромным трудом оттолкнув его от себя. — Не нужно. Я хочу сказать… — я пыталась подобрать слова, но ничего не получалось. — Общение с тобой мне слишком больно обходится.

Несколько секунд он молчал. И в это время, показавшееся мне вечностью, я желала одного — уснуть и никогда больше не проснуться.

— Что это значит? — не открывая от меня полных смятение, удивления и боли глаз, произнес Денис.

— Это значит то, что нам с тобой лучше больше не общаться. Пусть всё будет так, как было раньше. До того момента, как я пришла в эту школу. Так и тебе, и мне будет лучше. Мы сделали большую ошибку, открывшись друг другу.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что хочу, чтобы ты ушёл из моей жизни.

— Вот как… — говорил он, глядя в пустоту. — А я уже было поверил…хотя это уже неважно.

С этими словами он резко отвернулся и пошёл в сторону школьного крыльца, а я как стояла, так и осталась стоять. Только слёзы не желали останавливаться.

Денис ушёл, не попрощавшись. Он без всяких слов выключил музыку, занес в школу магнитофон и прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону. Я ощущала себя полным ничтожеством. Стояла посреди школьного двора, вся красная, с опухшими глазами, стояла и была не в силах что-либо сделать. "Вот всё и закончилось, — только и вертелось в моих мыслях, — не успев даже начаться". Денис был умным парнем и всё понял без лишних объяснений, но…только что именно он понял? Какой я отныне стала в его глазах? Знать ответы на эти вопросы мне не хотелось, потому что ничего хорошего они не могли в себе нести. Одно было ясно — теперь я для него стала пустым местом.

Я вытерла слёзы, взяла сумку и, не думая куда, направилась в другую сторону от школы. Домой идти совсем не хотелось: там Карина, мама. Если они увидят меня такой, то уже не выкрутиться. Придется всё рассказать, а этого допустить нельзя было ни в коем случае.

Середина мая обволакивала своим теплом. Погода на улице стояла по-настоящему летней, но внутри меня царили метели, ураганы и лютая зима. Я шла, погрузившись в музыку, лившуюся из наушников, и впервые за последние дни ни о чем не думала. Казалось, будто внутри меня не осталось ничего, кроме пустоты. Я сама себя выжила. Всё сама.


17 глава

Правда

(Анжела)


В книге замечательного писателя Пауло Коэльо есть фраза: "Один день погоды не делает", однако отныне я была убеждена в обратном. Один день — это тысяча четыреста сорок минут, за которые человек может в корне изменить свою жизнь. Для того, чтобы сказать близкому человеку: "Ты мне больше не нужен" не понадобится больше трех секунд, а для того, чтобы исправить сказанное, порой, не хватит целой жизни. А мы…как мы любим бросаться словами.

Только вот мне не о чем было жалеть. Я сделала Денису очень больно, оттолкнула, ничего при этом не объяснив. Жалкий поступок жалкого человека. Поэтому я ничуть не удивилась, когда придя на следующий день в школу, Денис сделал вид, будто не заметил, как я опустилась рядом с ним за парту. Конечно же, этого и следовало ожидать. Разве не об этом я сама его попросила? После тех слов, что я сказала ему, вряд ли он вообще имел желание сидеть со мной за одним столом. Видеть меня. Ведь я даже самой себе стала противна. Обманывала Карину, обманывала маму, прикладывая огромные усилия для того, чтобы ни в коем случае не выдать своего истинного состояния. Это, должно быть, и есть настоящее лицемерие — прятаться за ложными, искусственными улыбками в то время, когда на деле хочется кричать от боли. Но что я могла сделать? Ничего не оставалось, как смириться. Смириться, выбросить из головы всё лишнее и жить дальше. Сказать легко, но как же это сложно — смириться с тем, с чем не согласно сердце. А моё сердце продолжало кровоточить, испуская всё новые потоки на уже запекшиеся резцы.

Я запретила себе все мысли о Денисе, все мгновения, что остались в памяти, но возможно ли это было, находясь в нескольких от него сантиметрах? Ощущая его близость, ставший мне родным аромат его тела, видя его и испытывая непреодолимое желание прикоснуться.

В тот день у нашего одиннадцатого "А" была запланирована съемка для школьного альбома (фотографом единогласно выбрали Карину), и весь учебный день проходил на фоне фотосессий, смеха, взрыва эмоций и постоянного женского: "Я получилось уродом! Давайте ещё раз!". Не без этого. Нужно сказать, что девчонки очень подготовились к этому небольшому событию: сделали красивые прически, многие пришли в довольно приличных платьях и на каблуках, даже Карина всё утро накручивала локоны, уговаривая меня ради такого случая надеть белое, подаренное её бабушкой и дедом платье. Быть может, при других обстоятельствах я именно так и поступила, но теперь… Я была совсем не в том настроении, чтобы наряжаться, крутиться у зеркала и любоваться своим видом. К тому же, то платье напоминало мне о Денисе. Ведь именно в нем я была, когда он пришел поздравлять меня. Именно в нем Денис сделал мне комплемент.

Нет, нет, этот вариант можно было даже не рассматривать.

И вопреки Карининым наставлениям, я надела простые черные джинсы, джинсовую рубашку поверх белой футболки и кеды. Самый обычный вид для самого обычного школьного дня.

Я никогда не была поклонницей фотосессий. Многим девушкам нравится позировать, быть в центре внимания, но для меня это всегда являлось настоящей пыткой. Объектив камеры не вызывал во мне ничего, кроме паники и какого-то странного, необъяснимого страха, похожего на боязнь сцены. Поэтому фотографироваться я не любила с детства. Но несмотря на это, в нашем семейном альбоме было больше сотни моих детских снимков в разных ракурсах и позах. Очень живых, эмоциональных и… ценных для меня. Когда-то, когда мой отец ещё жил с нами, он занимался фотографиями, а мы с мамой были его главными музами и моделями. Свои снимки, сделанные в тот период жизни, мама хранила в небольшой коробке вместе с моими первыми рисунками и поделками, не выставляя их на всеобщее обозрение, но и не выбрасывая. Как бы то ни было, фотографии — это память, а память — это, конечно же, жизнь. И уничтожение фотографий не способно стереть вместе с ними воспоминания.

Детские воспоминания — это всё, что осталось у меня от папы. Больше не существовало ничего.

Было очень больно представлять, что через много лет я точно также буду вспоминать о Денисе, смотреть наш школьный альбом и осознавать, что воспоминания — это всё, что осталось у меня от этого человека, который мог бы стать для меня чем-то большим. Кем-то большим.

Ребята не скупились на фотографии, получая от этого огромное удовольствие. Особенно парни. Они дурачились, поднимали друг друга на руки, "стряпали губки в бантик", как часто делают девушки на "селфи", строили гримасы, глядя на которые сложно было не смеяться вместе с ними. Сама того не ожидая, я ощущала, как внутри меня начинало что-то просветляться, и напряжение понемногу спадало. Мы фотографировались и в школьных коридорах, и на школьном крыльце, и на разноцветных каруселях, успев при этом прокатиться, и на свежей весенней травке, которая так манила в лето. Одним словом, в этой знаменательной фотосессии была задействована вся территория школы. И вся палитра чувств.

Фотографировались абсолютно все и далеко не по одному разу, стараясь запечатлеться на снимке со всеми из одноклассников, чтобы каждый человек, как часть большой семьи, навсегда остался в памяти. И было неважно, близко ли ты общаешься с этим человеком или вовсе не разговариваешь. Важно было то, что до окончания школы оставались считанные дни, последние дни, когда мы всё ещё одноклассники. Всё ещё рядом. А как дальше сложатся наши судьбы, куда всех разбросает жизнь — никто этого не знал. Поэтому всё, что мы могли и должны были делать — это довольствоваться настоящим. Заполнить каждую минуту этой школьной жизни, этой дружбы яркими красками, переполненными эмоциями, смехом, дурачеством, безумием, отголосками детства — всем, что всё ещё в нас жило. Воспоминания о школьной жизни должны оставаться именно такими.

И я была бесконечно благодарна Богу за то, что у меня оставались такие воспоминания. Я была благодарна Карине за то, что та уговорила меня перейти в этот класс. Я была благодарна ребятам за то, что так тепло меня приняли в свой коллектив, за то, что подарили такую дружбу, о которой я когда-то могла лишь мечтать.