— А всё-таки эти двадцать пять лет так незаметно пролетели, — продолжила Нина Алексеевна. — Я до сих пор помню, как мы с вами сидели на выпускном и представляли, какое будущее ждет Надю и Пашу. Помните?

— И думали, что через пару лет сыграем свадьбу? — уже мягко спросила бабушка.

Это была опасная черта. Мы с Кариной переглянулись, поняв друг друга без слов.

— Но всё же ведь сыграли! — вмешался Антон Викторович. — И пусть, что с запозданием. Главное, что сейчас рядом с нами такие замечательные внучки.

— Дедуль, — улыбнулась Карина и, поставив перед ним тарелку с куриным филе и картошкой в горшочке, ласково обняла его. — Ты умеешь сделать приятное.

— Ну что, Надюш, всё накрыто? — с нежностью взяв маму за руку, спросил дядя Паша. — Присаживайтесь все, я хочу сделать тост.

— Пап, а нам с Анжелой тоже можно выпить? — подмигнула ему Карина, оторвавшись от деда и заняв место подле него. Я же села между ней и мамой.

— Сегодня, конечно, — кивнул он, взяв в руку фужер, наполненный насыщенно красным вином. — И так, родные мои, я хочу сказать: "Спасибо" моей любимой жене, женщине, которая подарила мне счастье. Вы все знаете, что наш союз очень непростой, что много всего пережитого осталось в прошлом, но я ни о чем не жалею. Правильно папа заметил, у нас прекрасные девочки, глядя на которых понимаешь, что действительно всё оно того стоило. Я люблю всех вас, люблю свою семью и хочу, чтобы так было всегда. Анжел, — он посмотрел на меня таким заботливым отцовским взглядом, отчего внутри у меня всё сжалось. — Ты стала мне второй дочерью, и я счастлив, что у нас с тобой сложились такие теплые отношения. Сегодня мы все здесь собрались, чтобы поздравить тебя с твоим совершеннолетием, поэтому хочу ещё раз сказать тебе: "С Днём рождения!". Пусть в этот день сбудется всё, о чём ты мечтаешь!

Я была тронута этими словами. Мы никогда с дядей Пашей не откровенничали, никогда не обсуждали такие тонкие темы, и каждая струна моей души была задета за живое. Дядя Паша стал мне отцом. Папой, заботой которого я была обделена столько лет.

— Дядя Паш, я даже не знаю, что сказать! — после того, как все сделали по глотку вина, произнесла я, теряясь в словах. — Я не ожидала услышать от вас такое.

— У меня даже слёзы навернулись, — улыбнулась Карина. — Пап, вот как скажешь! Красноречия тебе не занимать.

— Это у него ещё с детства, — с любовью глядя на сына, произнесла Нина Алексеевна. — Анжелочка, — нежно перевела она взгляд на меня, — мы присоединяемся к словам Паши. Теперь ты часть нашей семьи, поэтому мне было бы приятно, если бы ты, не в обиду вам, Елизавета Михайловна, — она посмотрела на бабушку, — считала нас с Антоном родными людьми. Мы всегда будем рады тебе. И вообще, что бы ни случилось у тебя в жизни, всегда можешь на нас рассчитывать, хорошо?

Я была поражена этими словами не меньше мамы и бабули. Эта женщина видела меня всего лишь второй раз в жизни и уже так искренне и открыто говорила о том, что она готова на полных правах принять меня в свой дом. Это было неожиданно, удивительно, но бесконечно приятно.

— Да, спасибо вам, — улыбнулась я, пытаясь осознать услышанное.

— А я хотел бы сказать вот что, мои дорогие, — с энтузиазмом обратился ко всем Антон Викторович. — Жизнь — сложная штука, никогда не знаешь, чего от неё ожидать: то она даётся тебе в руки, как лист бумаги, из которого ты можешь мять всё, что тебе захочется, то отбирает его и начинает складывать по своему желанию, не спрашивая разрешения, — все внимательно слушали этого мудрого, понравившегося мне человека, в глазах которого читалось бесчисленное количество добра и опыта. — И я считаю, что всё что ни делается, всё к лучшему. Конечно, много приходится пережить, испытать на себе, много терпения и нервов отдать, чтобы это осознать, но…в конечном итоге всегда происходит именно так, согласитесь? — не отрывая взгляда от отца дяди Паши, все разом кивнули. — В общем, это всё длинное, нудное предисловие, так что ближе к сути, — улыбнулся он, сделав глоток сока. — Двадцать пять лет назад мы с Ниной мечтали о том, как будем вот так вот сидеть за столом с внучками, рядом — Наденька, Паша, но много всего произошло. Обиды, ссоры. Я хочу, чтобы сегодня мы всё это оставили в прошлом и сделали шаг навстречу друг другу. Елизавета Михайловна, простите нас, если мы вас чем-то обидели, — обратив на бабушку свой глубокий взгляд, сказал он. — Надюш, и ты не держи на нас зла. Знай, что я счастлив видеть тебя рядом с Пашей! Что бы там ни случилось много лет назад, главное — это сейчас. А сейчас мы все вместе — и это то, чего только можно желать. Я вас всех люблю!

— Антон Викторович! — с чувствами произнесла мама. — Вы не представляете, какое это счастье — слышать сейчас эти слова. У меня словно камень с души. Спасибо вам!

— Наденька, я тоже давно хочу попросить у тебя прощения, — добавила Нина Алексеевна, тепло дотронувшись до маминой руки. — За все обиды, что мы нанесли тебе.

— И вы меня простите, Нина Алексеевна, — произнесла мама, положив голову на плечо дяди Паши. — Но честно признаться, я никогда на вас не держала обиду. Вам не за что извиняться передо мной.

— Знаете, — вмешалась бабушка, подняв фужер, наполненный вином. Я видела, что она уже не так смотрела на Нину Алексеевну и Антона Викторовича, словно разрушилась стена, которая присутствовала между ними все эти годы после расставания мамы и дяди Паши — Тогда я предлагаю тост!

— Я ведь тебе говорила! — довольная шепнула мне Карина, когда мы все снова со счастливыми улыбками на лицах подняли хрустальные фужеры, предвкушая слова бабушки. — А ты ещё так боялась этого ужина.

— Карин, я никак не ожидала такого расклада, — улыбнулась я, пребывая в состоянии между сном и реальностью. — Я так сейчас счастлива!

— Это самое важное — чувствовать себя в свой день рождения счастливой.

— Давайте выпьем за то, чтобы наша теперь такая большая семья, несмотря ни на какие трудности, никогда-никогда не распалась! Пусть всё у нас будет хорошо!

— Прекрасный тост, мам! — произнесла мама в сердцах, с любовью и благодарностью глядя на бабушку. — Выпьем за это!

Больше нам с Кариной вина не наливали. Однако и одного фужера моему организму было достаточно, чтобы в груди стало горячо, а в голове появилось лёгкое головокружение от разлившегося по всему телу красного, сладковатого напитка. Было как никогда легко и свободно. Как никогда спокойно, ведь теперь действительно вся наша большая семья оказалась вместе. И это был мой лучший день рождения! Никогда бы не подумала, что он может быть таким. Таким, чтобы я полюбила его, чтобы не ждала скорейшего наступления другого дня, засыпая с ложными мечтами. Теперь всё было иначе. Всё было по-настоящему.

Мы уплетали приготовленные мамой и Кариной вкуснейшие блюда, шутили, разговаривали о кулинарии, о профессиях, родственниках, вспоминали прошлое. Нужно заметить, особенно вспоминали прошлое. Бабушка с Ниной Алексеевной то и дело возвращались в то время, когда мама с дядей Пашей только-только начали дружить, упоминая такие события и детали, которых сами наши родители уже и не помнили, и оттого это становилось ещё интереснее. Нина Алексеевна, со слезами на глазах рассказала случай, который она до сих пор не могла забыть.

Это произошло на зимних каникулах в десятом классе. Мама с дядей Пашей в тот день ушли кататься с одноклассниками на горки, а ближе к вечеру пришли в дом к Савельевым.

— Так и вижу эти глазки, — говорила бабушка Карины, подставив ладонь под аккуратный подбородок. — Открываю дверь, а Паша с Надей стоят смотрят на меня счастливые-счастливые. Шапки все припорошенные снегом (помню, у Пашки была смешная такая шапка-ушанка из кроличьего меха, в которой ему было жутко неудобно, она вечно падала ему на глаза, но он говорил: "Наде нравится, поэтому новая мне не нужна!"), — при этих словах мама обратила на дядю Пашу взгляд, полный изумления и нежности. — Щёки и носы у обоих красные, куртки мокрые. Я их поскорее завела в квартиру, поставила чайник, варенье абрикосовое открыла, которое специально всё берегла для особого случая. И…ребята пошли в комнату переодеваться, а дверь осталась открытой. Я мимоходом, идя из кухни в зал за сервизом, заметила, как они сидят на диване, Надя расчесывает Паше взлохмаченные волосы (они ведь у него тогда до плеч были, как у истинного рокера), а он, опустившись, надевает ей свои шерстяные белые носки… — Нина Алексеевна сделала паузу, и никто не посмел прервать её. — Не знаю, может быть, я слишком сентиментальна, но эта картина так и стоит у меня перед глазами. Я тогда стояла на кухне и плакала от счастья, понимая, что стала свидетельницей чувства, которое сильнее всех нас. Сильнее всего, что вообще может быть на свете….

Я была в восторге. Нина Алексеевна так красочно нарисовала тот маленький фрагмент из прошлого, что я словно сама его увидела, сама пережила те секунды двадцать пять лет назад. Те бесконечно трогательные секунды. И разве это не доказывало, что чистая, не опошленная современностью любовь, преодолевающая время, трудности и всё, что встает на её пути, существует? Что это не просто сказки, о которых написано столько книг и песен, что это не просто выдумки людей, желающих внести красок в серость будней. Я верила в любовь. Мама с дядей Пашей были наглядным примером её жизни. Она обитает среди каждого из людей, и встретиться с ней можно абсолютно в любую минуту. Единственное что от нас требуется — не упустить её, почувствовать её дыхание. Не перепутать с теплым порывом ветра.

— Мам, почему ты никогда раньше мне не говорила об этом? — после небольшого молчания произнес дядя Паша, с теплом глядя в блестящие глаза своей матери.

— Она даже мне об этом не говорила, — улыбнулся Антон Викторович, сделав глоток апельсинового сока.

— Мне просто казалось это очень личным и для меня, и для ребят, — вздохнула она и, смахнув слезу, обняла своего мужа. — А потом не было возможности.