Дядя Паша рассказал, что при этих словах из глаз парня текли слезы. Самые настоящие слезы боли, ужаса и чувства вины. Казалось, что он вот-вот признается в том, что, находясь в отчаянии и гневе, стараясь защитить свою девушку, отомстить за её покалеченное навсегда сердце, он убил своего отчима. Но вместо этого парень сказал другое.

Он признался, что был готов убить этого ублюдка, сделать ему так же больно, как тот сделал его девушке, именно поэтому тогда в офисе накануне убийства в ярости заявил, что во что бы то ни стало не даст Григорию жить на этом свете. Однако он этого не делал. Парень вполне серьёзно и искренне сказал, что он бы не стал ломать свою жизнь из-за человека, который того не стоит. Да, он желал посадить его, лишить всего того, что являлось ничем по сравнению с тем, чего тот лишил его девушку — отсутствия этих кошмарных воспоминаний, но Аня умоляла никому ничего не рассказывать. Она призналась, что Макеев поставил ей ультиматум: если кто-либо узнает о произошедшем, он разобьет её семью, признавшись отцу девушки, что давно спит с её матерью. А семья для Ани была дороже всего на свете. Дороже собственного счастья. Ярослав любил девушку, и как бы тяжело ему ни было смириться, он послушал её.

Конечно же, складывалось двоякое мнение, верить или не верить человеку, у которого были все мотивы на убийство, но дядя Паша, ещё несколько месяцев назад, рассказывая нам это, признался, что за всю его многолетнюю практику он впервые выслушал столь искреннее признание. Ярослав не ждал, не надеялся, что его оправдают и после суда выпустят на свободу. Он понимал, насколько всё удачно, идеально складывалось против него. Даже девушка, которую он пытался защитить, на допросе через несколько дней сказала, что в ночь убийства Ярослав был не с ней. Однако именно поэтому, страстно желая добраться до истины и помочь парню, который был предан не только своей судьбой, но и любимым человеком, дядя Паша знал, что во что бы то ни стало должен выиграть это дело.

Я видела, как светились его глаза, когда он рассказывал о внезапно объявившемся свидетеле, видела, как безумно он желал отстоять правду и доказать всем, прежде всего самому себе, что справедливость в этом мире существует.

— Паш, — начала мама, погрузившись в суть разговора. — Значит, теперь вы будете пробивать всех знакомых и конкурентов Макеева?

— Да, суд назначен на первое июня, поэтому за два месяца нужно упорно поработать. Ведь кто-то заказал убийство. Значит, были у этого человека, который даже умер под маской святого, недоброжелатели, которым была выгодна его смерть.

— А эта девочка по-прежнему утверждает, что в ночь убийства Ярослава с ней не было?

— Да, что меня удивляет больше всего! Мне удалось поговорить с ней всего лишь несколько раз, но она всегда начинает плакать и ничего, кроме того, что она не знает, где он мог быть той ночью, не говорит. Либо эту девочку кто-то серьёзно запугал, либо Ярослав настолько искусный лжец.

— Пап, а если второй вариант? — спросила Карина, спустя паузу.

Этот вопрос повис в воздухе. Все понимали, что это вполне разумно. Вполне вероятно, что не было и нет никакой правды.

— Нет, я поверил ему, — твердо заявил дядя Паша через какое-то время. — Я впервые в своей жизни поверил клиенту, не пытаясь закрыть глаза на то, что он мне говорит. Не пытаясь закрыть глаза на искренность. И что бы там ни случилось, чем бы не закончился суд, я знаю, что этот парень не убивал своего отчима. Единственное, чего я желаю — доказать ему, что для него жизнь не закончилась. Она закончилась для того изверга, который, возможно, заслужил такой конец, но только не для него.

Поужинав, мы ещё долго вчетвером сидели на кухне, пили ароматный чай с мелисой и разговаривали на самые различные темы. Родители рассказывали нам о своей школьной и студенческой жизни, вспоминали какие-то нелепые и смешные случаи, своих друзей, оставшихся там, в прошлом. Мама рассказывала о своей школьной подруге, которая в школе была самой ярой оторвой, для которой не существовало никаких границ, а теперь являлась в Москве владелицей организации, занимающейся благотворительностью. Ещё они с дядей Пашей вспомнили одноклассника, закончившего школу с золотой медалью, поступившего учиться в технический университет, но вскоре бросил его и занялся актерской деятельностью. Он так и не получил высшего образования, зато играл главные роли в очень-таки известных российских фильмах и сериалах.

— Так что, девочки, судьба непредсказуема, — произнесла мама, убрав со стола светло-голубые бокалы с тонкой золотистой кромкой по краям. — Никогда не знаешь, чего ожидать от завтрашнего дня. Главное — делать то, что нравится. В чем можно выразить себя, а жизнь сама покажет правильное направление.

— Полностью согласен, — кивнул дядя Паша, нежно поцеловав маму в ручку. — Сейчас у вас очень переломный период в жизни, поэтому слушайте только свое сердце. И однажды все мечты станут реальностью. Говорю это на собственном опыте, — подмигнул он нам с улыбкой.

В тот момент я смотрела на маму с дядей Пашей и на себе ощущала то счастье, что их переполняло. Да, я тоже чувствовала себя счастливой, я была довольна своей жизнью и большего не могла и представить. Но их счастье было иным. Мне пока было не дано постичь его, но я ощущала всеми клеточками своей души и тела то умиротворение вместе со взрывными светлыми чувствами, их нежность, благодарность, одним словом, ту любовь, о вере в которую меня не так давно спрашивал Денис. Мама с дядей Пашей были наглядным примером, доказательством того, что такая любовь существовала. Несмотря на пошлость нашего времени, есть в мире та чистая, всепрощающая любовь, которая способна преодолеть и время, и расстояние. Которую невозможно убить даже едким раствором обиды. Всё это есть.

Я с наслаждением и упованием смотрела на своих родителей и мечтала о таком же счастье. Дано ли мне было когда-нибудь постичь его? На этот вопрос никто не мог дать ответ.


5 глава

Ближе к мечте

(Анжела)


Темный парк, освещаемый лишь несколькими старыми фонарями, был безлюден и завален мусором. Я переступала через бутылки из-под пива, через грязные пакеты, из которых исходила невыносимая вонь, обходила кучи вываленной кем-то еды, стараясь как можно скорее выйти из этого ужасного места. Чувствуя сзади чьи-то едва слышные, медленные шаги, я то и дело оборачивалась назад. Небо, сплошь заволоченное тучами, не дававшим пробраться ни одной звезде, громыхало так громко, словно хотело расколоться на части. Я шла и молилась только об одном — чтобы эта дорога поскорее закончилась. С каждым шагом становилось всё холоднее и холоднее, ветер трепал волосы словно играл с ними в очень плохую, жестокую игру, проникал под мой черный свитер, под джинсы, обволакивая своим леденящим холодом всё больше и больше. Мне казалось, что с каждым порывом кожа местами покрывалась коркой, которые я переставала чувствовать. Эти куски словно отмирали. Хотелось бежать, но как только я ускорялась, чьи-то шаги за спиной начинали слышаться всё отчётливее и быстрее.

Я закрывала глаза и пыталась представить себя дома в теплой семейной атмосфере, где меня ждали и любили. Мама, Карина, дядя Паша… Ещё совсем немного, и я окажусь рядом с ними. Оставалось только пройти ещё несколько сотен метров, и этот кошмар закончится.

Но к счастью, в темных, густых ветвях деревьев показалась еле заметная узкая тропинка, через которую можно было бы срезать путь, и, не тратя времени на раздумья, я быстро свернула по ней, не в силах больше терпеть ядовитый мусорный запах. В лесу оказалось очень тихо, безветренно и не так страшно, как в парке. Сделав глоток свежего воздуха и видя в конце тропинки яркий свет, смелым и твердым шагом я направилась вперед.

Но чем ближе подходила к концу тропинки, тем всё громче и отрывистее начинали слышаться странные напевы, крики, голоса людей, чей-то плач. Я не понимала, что происходит. Щипала себя за руку в надежде, что всё это сон, что сейчас я проснусь и окажусь в своей теплой мягкой постели, а рядом увижу спящее лицо Карины и копну её золотистых, похожих на лучи солнца, волос. Но ничего этого не происходило. Меня охватил жуткий страх. Что происходит? Я боялась выйти из леса, боялась увидеть то, что развернется за его пределами.

Однако когда тропинка закончилась, передо мной открылась широкая безлюдная площадь. Куда подевались все крики, голоса множества людей? Я озиралась по сторонам и ничего не понимала. Не помнила этого места, за все свои семнадцать лет жизни в родном городе я впервые оказалась на этой странной площади. "Всё это сон, — твердила себе. — Сейчас я проснусь. Это просто сон". Однако вдалеке я увидела храм, в который не торопясь заходила, словно бы плыла, огромная очередь людей. Удивленно и вопросительно глядя на это, я решила пойти туда и узнать, как можно выйти на свою улицу, не проходя через тот грязный, ужасающий парк.

Когда я оказалась у крыльца, то все люди уже находились внутри здания, поэтому, перекрестившись, я открыла двери и, думая о том, что моя голова была не прикрыта, нерешительно вошла в небольшой храм. То, что происходило внутри, вызвало у меня новый приступ страха. С виду храм казался не больше маленького деревенского домика, но внутри был размером с огромный московский Храм Христа Спасителя. Всё обволакивала темнота, и лишь по углам помещения горели свечи. Люди медленно продвигались вперед, к центру храма, напевая при этом слова из молитвы, которую я никак не могла узнать. И прерывать это пение казалось очень неудобным, поэтому решила переждать пение и вместе со всеми двигаться в глубь этого странного здания.

За десятками голов стоящих впереди себя людей я внезапно заметила дядю Пашу, едва не вскрикнув от неожиданности, и, обходя всех, начала пробираться все ближе к центру, стараясь не упустить из виду родного человека. Однако, когда я оказалась в первом ряду огромного количества людей и увидела происходящее, то ноги перестали слушаться.