Фарис, прежде чем уехать обратно в лагерь, сказал Александре, что Даниэль пришел в себя и все с ним будет хорошо. Подойдя к его комнате, Александра увидела выходящего оттуда лекаря; он поклонился ей и сгинул во мраке коридора. Дверь была приоткрыта. Александра вошла.
Даниэль, в чистой белой рубашке, штанах и сапогах, сидел в одном из кресел у камина. Веселый огонь скакал по сложенным поленьям, разгоняя вечную замковую сырость.
– Здравствуй, – сказала Александра и закрыла за собою дверь.
– Здравствуй, – сказал Даниэль. – Иди сюда, садись. Здесь есть вино и фрукты.
– Зачем ты встал? – Она пересекла комнату и села в кресло, стоявшее напротив, как будто специально подготовленное для нее; а может, так оно и было.
– Со мною уже все хорошо. И я не желал говорить с тобою лежа.
– Значит, знал, что я приду?
Он усмехнулся:
– Не сомневался в тебе.
Александра помолчала и спросила:
– Почему ты мне не сказал?
Даниэль ответил не сразу, взял кубок, отпил из него и замер, глядя в сторону. Александра заметила на безымянном пальце его правой руки перстень с гербом и драгоценным камнем – раньше этого перстня не было.
– Так ли нужно тебе было знать об этом? – наконец произнес Даниэль.
– Я считала, что мы доверяем друг другу. Ты знал обо мне все.
Теперь он взглянул на нее.
– А знание обо мне было опасно. Я не хотел, чтобы ты… принимала меня не за того, кто я есть.
– Но ты сын Раймунда. Тебе уже… немало лет. Почему он не признал тебя раньше? Графиня Эшива знала о тебе. Фарис знал. Даже Салах ад-Дин. А мне ты не сказал, – она, как могла, старалась сдержать обиду. – Неужели я ничего не значу для тебя?
– Именно потому, что ты много для меня значишь, я и смолчал.
– Но теперь ты можешь рассказать?
– Да, теперь могу. Спрашивай.
– Как так получилось, что граф Триполийский – твой отец?
Даниэль глубоко вздохнул; пламя высвечивало золотые точки в его глазах.
– Однажды он приехал в Париж и там встретил мою мать, Элоизу де Фонтен. Она принадлежала к обедневшему роду, так сильно обедневшему, что ее отец не прочь был сосватать ее за какого-нибудь господина побогаче, даже обманным путем. Мой дед, можно сказать, сам уложил Элоизу в постель графа Раймунда. Но на следующий день после этого Раймунд спешно уехал в Тулузу, и дед не успел ничего предъявить ему. Граф посчитал этот эпизод незначительным и вскоре забыл о нем. А моя мать понесла. Никто не желал жениться на ней. Потом на свет появился я. Мой дед написал графу Раймунду, сообщив, что у того есть бастард, и граф стал каждый год присылать немного золота на мое воспитание. Золото дед употреблял для своих нужд, а меня воспитывал как придется. – Даниэль усмехнулся. – Если бы не один странствующий монах, прибившийся на время к нашей деревне, вряд ли бы я научился читать и писать.
– Значит, ты все-таки умеешь.
– Я знаю письмо, счет, немного латынь. Это то, чему меня научил монах; всему остальному я учился сам. Моя мать не принимала никакого участия в моей судьбе, будучи женщиной робкой и предаваясь греху уныния изо дня в день. Она умерла, когда мне исполнилось тринадцать, и в день ее смерти я сбежал из дома. Я не мог выносить деда. Сначала я прибился к бродячим артистам, потом – к воровской шайке, где меня научили ловким трюкам. Я бродил по стране несколько лет, иногда попадал в тюрьму, когда местная стража давала себе труд меня изловить, но каждый раз сбегал. Мне было около двадцати, когда я решил узнать, как поживает дед. За время моего отсутствия он умер, наши владения захватил алчный сосед, что ничуть меня не удивило. Однако старый священник в нашей деревне передал мне бумаги покойного деда. Среди них я отыскал письмо графа Раймунда, написанное через два года после того, как я сбежал из дома. Граф писал о том, чтобы меня отправили к нему в Триполи, где я верной службой смогу искупить грехи отца и матери. К тому времени мне надоела моя кочевая жизнь среди франков, и я подумал – отчего бы мне не продолжить ее среди арабов?
– Почему же граф сразу не признал тебя, как только ты прибыл в Палестину? – спросила Александра.
– Потому что я того не пожелал, – сознался Даниэль. Кольцо на его пальце сияло таинственным блеском. – Я приехал в Триполи и явился к графу, показав письмо с его печатью. Раймунд принял меня и сказал, что готов признать, если я буду верно нести службу ему и королю Иерусалимскому. Я попросил дать мне время поразмыслить. Пожил в его покоях, огляделся и понял: это не по мне. Все эти церемониалы, высокая политика, дрязги между рыцарями – меня это не интересовало. Да и графиня Эшива смотрела на меня косо; к тому времени Раймунд был уже женат на ней. Он, видимо, многое осознал после своего восьмилетнего плена в темницах Алеппо. Я подумал: зачем мне ссорить отца с женой, зачем огорчать своих сводных братьев? И я пришел к графу и сказал, что желаю остаться в Святой Земле и могу быть ему чем-то полезен, однако не желаю, чтобы он признавал меня своим бастардом – во всяком случае, пока.
– И он согласился.
– Да, Александра, он согласился. Я предложил ему выход, который устроил его. С тех пор я жил как пожелал, но уже почти не воровал, только то, что было мне необходимо. Золото мне давал граф Раймунд за то, что я служил ему.
– Как же ты служил? Я думала…
– Об этом мало кто знает. Я говорил тебе, что летаю, как птица, – тут Даниэль наконец улыбнулся, – и я летал. Граф сделал меня своим тайным вестником и поручал мне дела, за которые не мог взяться обычный рыцарь вроде твоего мужа. Доставить послание Салах ад-Дину, королю, Рено де Шатильону. Выкрасть пленного из чужих темниц. Доставить выкуп. Долгие годы я был крыльями, на которых летали послания графа и тех, кто писал ему.
– Так вот откуда Салах ад-Дин знает тебя, – протянула Александра. Многое становилось на свои места.
– Да. Он друг моего отца. Бывало, они писали друг другу. Это не было предательством, но так получалось, что никто не должен был знать о подобных письмах. Я возил и почту Балиана д’Ибелина, а пару раз – свитки с королевской печатью. В те времена, когда правил король Балдуин, на этой земле было больше справедливости. – Даниэль помолчал. – Шли годы, но я по-прежнему не желал становиться признанным бастардом. Фарис, исполнявший обязанности вестника Салах ад-Дина, стал моим другом. Меня все устраивало. И лишь в последний год я задумался о том, что пора что-то менять.
– Почему? – спросила Александра.
Даниэль еще немного помолчал, прежде чем ответить.
– Я стал старше. И я лучше узнал моего отца и полюбил его. Мы никогда не говорили с ним об этом, но я знаю, что он полюбил меня тоже. Мы похожи с ним. Сходно мыслим, сходно говорим, да и понятия о чести у нас сходны – только он обрел их в силу воспитания, а я – воруя у купцов. Так странно, откуда это берется в тебе. И я решил, что попрошу его меня признать, когда это будет удобно. Он попросил меня подождать, не хотел осложнять и без того шаткое положение при дворе. Как раз умер Балдуин, и королем стал Ги после смерти малолетнего наследника, при котором мой отец был регентом. Я ждал, понимая, что ожидание либо укрепит мою решимость изменить жизнь, либо оставит меня там, где я есть, до конца времен. И я колебался, по-прежнему думал об этом, когда мой отец и повелитель приказал мне помочь графу де Ламонтаню, чью жену уже десять месяцев держат в разбойничьей крепости Ахмар.
– Гийом не знал, кто ты. Он так удивился сегодня, когда увидел тебя. Я тоже.
– Знали лишь несколько человек, – кивнул Даниэль. – Твоему мужу сказали, что я ловкий вор, которому нужно дать золота – и тогда он спасет кого угодно откуда угодно. Для меня это была услуга вассалу моего отца, ну и от золота я никогда не отказывался. – Он широко улыбнулся, и Александра, не удержавшись, улыбнулась вместе с ним. – А потом… потом я встретил тебя.
– И что это изменило? – спросила она почти грубо, перестав улыбаться.
– Это изменило все.
– Объясни мне.
– Когда я узнал тебя, увидел твою силу духа и твою красоту, я подумал о том, что хотел бы стать достойным тебя. И задумался: не из-за того ли я все эти годы отвергал милость моего отца, готового признать меня, вознести меня, потому что боялся? Боялся ответственности и последствий, которые это несет. Непросто быть признанным сыном такого человека, как граф Раймунд Триполийский. Тут уже не отделаешься кражей девушек из разбойничьих замков.
Он перевел дух, поморщился – видимо, рана все-таки беспокоила его – и продолжил:
– Когда я оставил тебя в Рабиуне, то вынужден был возвратиться в Иерусалим, а оттуда направился в Шхем, незримо сопровождая войско. В Шхеме твой муж пришел к графу, когда я был у него в ожидании распоряжений, и я услышал разговор. Они говорили о тебе; Гийом утверждал, что ты умерла, и ему требовались средства, потому что он собирался жениться на какой-то женщине, за ней давали богатое приданое, и просил разрешения на этот брак. Но я уже успел сказать отцу, что ты жива, во всяком случае, пока, и он велел графу доказать твою смерть, привезти твое тело. Я испросил разрешения у отца и отправился за тобой в Рабиун. А заодно вез послание, предназначавшееся Салах ад-Дину.
«Салах ад-Дин получил послание от графа Раймунда», – так сказал тогда Даниэль. Он же сам его и доставил в Тиверию. Передал после того, как Александра ушла вместе с графиней Эшивой. Очередная небольшая ложь без лжи.
– Значит… ты не только за мной вернулся? – спросила Александра тусклым голосом.
– Я вернулся за тобой, потому что так хотел сам, и твой сюзерен того захотел, – резко ответил Даниэль. – Я знал, куда мы поедем, знал, что мы не разминемся с воинами султана. Так и вышло.
– Что было в том послании? Или мне не полагается знать?
– Отчего же, теперь секрета нет. Граф просил Салах ад-Дина пощадить его жену и домочадцев и отпустить их, если они окажутся у султана в плену. Султан так бы и поступил, но отец сильно беспокоился за свою супругу. Он любит ее.
"Неверная жена" отзывы
Отзывы читателей о книге "Неверная жена". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Неверная жена" друзьям в соцсетях.