После купания Александре принесли свежую одежду – на сей раз украшенную затейливой вышивкой и драгоценными камнями, – помогли облачиться и оставили отдыхать. Александра подошла к окну, однако ничего не увидела, кроме внутреннего дворика, в котором росло оливковое дерево и лепетал крохотный фонтанчик. Девушки, прислуживавшие ей, оставили на низком столе блюда с фруктами и сладостями, и Александра поела немного, хотя особого голода не испытывала. На нее вдруг навалилась усталость.

Что будет теперь? Она в плену, судьба Даниэля неясна, и что делать дальше – тоже неведомо. Александра еще не задумывалась о том, как поступит, когда доберется до дома. Ответ пришел сам собою: нужно воззвать к милости короля Иерусалимского или же его супруги. Говорят, решительная Сибилла как хочет вертит Ги де Лузиньяном. Но Александра не знала хорошо королеву, чтобы так легко решить – поможет та или сочтет просьбу о помощи несущественной. А если обращаться к королю – что он решит? У него имеется проблема посерьезнее Александры, и зовется она – война. Война с противником хитрым, умным и безжалостным.

Александра легла на кровать, занавешенную пологом, на который ушли ярды полупрозрачной кисеи, и незаметно заснула. Она просто больше не могла думать обо всем, что происходило вокруг нее, а ночной сон оказался кошмарен и краток. Как жаль, что нет сейчас рядом Даниэля, который мог бы обнять ее…


Она пробудилась несколько часов спустя, но глаза открыла не сразу; в комнате стало темнее, солнце ушло из узкого дворика, наступили сумерки. Сначала Александра не поняла, что ее разбудило, затем разобралась: вечерний призыв муэдзина. Неподалеку от кровати смиренно сидела Амира, ожидавшая, пока гостья проснется, и, увидев, что Александра приподнялась, приветствовала ее. Затем девушка пустилась в объяснения, из которых стало понятно, что хозяин ждет гостью к ужину.

Амира вновь повела Александру длинными и запутанными переходами, коридорами и лестницами, и через некоторое время стало ясно, что без чужой помощи вернуться в спальню не удастся. Поистине, эта крепость призвана была запутать врага. Александра не считала себя врагом, однако запуталась совершенно.

Аз ад-Дин ждал ее на широкой террасе под деревянным навесом, расположенной высоко, так, что через стену открывался превосходный вид на плодородные поля вокруг замка, лениво поблескивающую ленту Иордана и горы, казавшиеся вырезанными из дымчатого кварца. Был глубокий вечер, и солнце уже село, разбросав кроваво-красные отблески по всему небосклону. По краям террасы горели громадные факелы, и сильный ветер, господствовавший здесь, наверху, рвал их пламя и все никак не мог сорвать и унести.

Александра думала почему-то, что ужин в замке столь знатного господина – событие многолюдное, однако Аз ад-Дин ожидал ее в одиночестве. Расположившись полулежа на низком диванчике, он потягивал вино из драгоценного кубка, вырезанного, кажется, целиком из янтаря. При виде Александры Аз ад-Дин поднялся, взмахом руки отпустил Амиру и приветствовал гостью, как подобает.

– Прекраснейшая! Для меня честь принимать тебя в своем доме. Садись же, отведай скромного угощения и выпей вина этой долины. – Он подвел Александру ко второму диванчику и заставил сесть, а затем и сам сел напротив. – Говорят, лучшие вина создаются на том берегу Иордана. Ах, как бы ни любил я тот берег, столь хорошо отсюда видный вместе со всеми его твердынями, – Аз ад-Дин махнул рукой, видимо, имея в виду крепость Бельвуар, – вино в моей долине превосходно. Отведай же его.

Угощение при всем желании нельзя было назвать скромным: на обширных блюдах и подносах громоздились горы фруктов, персики мягко светились бархатными боками; яблоки, налитые чистым золотом, так и ждали, чтобы лечь в ладонь; тут было и мясо, и птица, и немало сладостей, а названий многих блюд Александра не знала. Возникший словно из небытия слуга налил вина в ее кубок и дал его гостье в ладони – и оказалось, что это вправду янтарь. Вино в нем отливало рубином.

– Где мой… спутник? – спросила Александра, запнувшись. Она при всем желании не могла называть Даниэля слугой. Какой он слуга.

– Он отдыхает. Не беспокойся за него. Он поведал мне о твоей отваге, и я восхищен. У тебя сердце сокола.

– С ним все хорошо? – продолжала настаивать Александра.

– Твоя забота о слуге делает тебе честь, госпожа. Он ранен, о чем не сразу сказал мне, но его жизнь вне опасности. Завтра он сможет ехать рядом с тобой, когда мы выступим.

Александра отпила глоток вина, оказавшегося тяжелым и сладким, и переспросила:

– Выступим?

– Я думал о тебе и о том, что ты желаешь как можно скорее воссоединиться с мужем. – Судя по спокойному тону Аз ад-Дина, Даниэль ни словом не обмолвился об истинной причине их путешествия. – Это восхищает меня. Потому я не оставлю тебя в замке дожидаться моего возвращения из похода, как мог бы сделать. Мы поступим иначе: ты и твой слуга отправитесь с моим войском и поедете в моей свите. Я направляюсь на север, к озеру Кинерет, – Аз ад-Дин вновь махнул рукой, видимо, ему нравилось указывать направление. – Жаль, сейчас его не видно отсюда, как и моря. Но утром, если Аллах будет благосклонен и пошлет нам ясное небо, вы увидите его.

– Ты отвезешь нас в лагерь Салах ад-Дина?

– Моего всемилостивейшего господина и родича. Да. Тебе не стоит страшиться. Даже когда произойдет битва – а она произойдет, – ты будешь в безопасности. В том тебе мое слово. Едва представится возможность, мы отошлем гонца к франкам, и если твой супруг согласится на наши условия, ты быстро встретишься с ним.

– Ты потребуешь за меня выкуп? – догадалась Александра. Аз ад-Дин кивнул, весьма собою довольный.

В принципе, ничего необычного в этом не было, и Александра не удивилась особо – она ожидала чего-то подобного. Если уж захватил в плен врага, позаботься о том, чтобы обставить все с максимальной выгодой. Выкуп практиковался широко и был делом чести; обычно за пленных рыцарей или их жен платили щедро. Только вот вряд ли Гийом захочет хоть медную монетку дать за Александру. Да он только обрадуется, что она в руках арабов, и посоветует гонцу втихаря ее прикончить. Впрочем, Аз ад-Дину об этом знать вовсе не следует. Пускай полагает, что граф де Ламонтань с ума сходит от страсти к супруге и отдаст за нее столько золота, сколько она весит. Даниэль, похоже, придерживался той же точки зрения, если не сказал правды. Александра мило улыбнулась хозяину замка.

– Мой супруг, наверное, думает, что я мертва. Но он будет счастлив узнать, что я жива по воле Божьей. И, конечно, удовлетворит твои требования, благородный Аз ад-Дин.

– Слова истинно мудрой женщины! – восхитился ее собеседник. – Мне приятно говорить с тобой. Жаль, я не смогу делать это долго. Перед походом у меня много дел.

– Я думала, ты и вовсе не станешь со мной разговаривать, – заметила Александра. – Ведь я чужеземка, жена одного из твоих врагов. Ты мог бы прислать мне блюдо с едой и на том исчерпать свое гостеприимство.

– Ах, прекрасная госпожа, что же ты говоришь такое! Как я мог не принять женщину благородную в своих владениях так, как она того заслуживает? – Аз ад-Дин выглядел даже немного обиженным. – Что значит то, что ты чужеземка, если ты приходишь ко мне с миром? Я открываю для гостей двери своего дома и говорю: живите здесь, как я живу, ибо гость, пришедший с миром, священен. Таковы законы. Но когда враг приходит на мою землю и требует ее себе, я делаю вот так, – он сжал в кулаке взятый с блюда орех, и скорлупа громко хрустнула. – Потому я буду сражаться с войском, в котором едет сейчас твой муж. И ты простишь меня, если я убью его.

Александра едва не сказала, что будет молить Бога, чтоб так произошло, однако сдержалась.

– Я буду глубоко опечалена, но я понимаю тебя и не знаю, отчего наши народы не могут жить в мире.

– Оттого что твой народ пришел на нашу землю. Прости, госпожа, что говорю тебе это, но это так. Твой народ забрал у нас величайшую святыню – аль-Кудс, что вы зовете Иерусалимом, и это непростительно. Рай будет перенесен к Иерусалиму, врата неба открыты над ним. Кто помолился там, тот как будто помолился на небе; одна молитва в этом городе лучше, чем тысяча молитв в ином месте. Если кто придет в аль-Кудс просить у Бога даровать ему то, в чем нуждается, он не успеет еще попросить, как уже получит просимое. Салах ад-Дин поклялся, что возьмет город, и я верю моему повелителю, верю от всего сердца. Не пройдет и года, как аль-Кудс вернется к тем, кому принадлежит по праву, – к потомкам Пророка, что прилетел туда на крылатом коне Бураке.

– Я не хочу спорить с тобою о наших святынях, что находятся там же, благородный Аз ад-Дин, – примирительно сказала Александра. Разговоры о том, что и кому принадлежит, успели изрядно надоесть ей за время, проведенное в Святой Земле. Никто не может договориться и жить в мире. – Расскажи мне о своей земле. Я видела, что она чрезвычайно плодородна.

– Это цветущий край, – согласился Аз ад-Дин.

Он говорил охотно, плел причудливую вязь слов, и Александра узнала, что редкий месяц проходит здесь без дождей, что в Аджлуне есть, кроме крепких стен, целых одиннадцать больших резервуаров для воды, а потому вряд ли франкам удастся когда-нибудь взять крепость. Франки к тому же далеко сейчас, на другом берегу Галилейского моря, куда, судя по всему, и собирался направиться Аз ад-Дин на соединение с основными силами своего повелителя.

Час спустя хозяин извинился и сказал, что должен покинуть Александру.

– Могу я увидеть моего спутника? – спросила она.

– Так ли он нужен тебе? – Аз ад-Дин встал, подошел и в глубоком поклоне склонился перед нею. – Если ты хотела бы воспользоваться моим особым гостеприимством этой ночью, тебе стоит только слово обронить.

Александра даже не сразу поняла, о чем он говорит, а когда поняла, вспыхнула.

– Я не из тех жен, благородный, что предают мужей, когда их нет рядом.

– Разве речь идет о предательстве? – искренне удивился Аз ад-Дин. Он стоял так близко, что Александра чувствовала его запах – приятный, надо сказать. Мусульмане вообще неплохо пахли. – Только о том, что может быть между мужчиной и женщиной. Когда гасят огни в спальнях, вражда перестает существовать.