Наталья Павлищева - Невенчанная жена Владимира Святого

Уже уезжая от капища, где клялись вятичские старейшины, Волчий Хвост вдруг услышал, как прошипел один из вятичей:

– Ничего, сговоримся с радимичами, будет вам дань кровавая, дождетесь!

Резко обернувшись, воевода увидел только склоненные головы. Разбираться, кто сказал, не стал, но слова запомнил. Князь на его требование разобраться и с радимичами отмахнулся:

– Не их черед. До них чуть позже доберемся!

– Дай я сам!

– Ты мне нужен не там. По весне на ятвягов пойдем.

Волчий Хвост изумился:

– Чего мы у них забыли? Эти дань платить не будут, зря надеешься. У них князья не слабые и грады в болотах спрятаны.

Князь кивнул:

– Вот ты и найдешь загодя тех, кто проходы по болотам знает. А ятвяги дреговичам покоя не дают, да и до червенцев с волынянами добираются. Коли взял волынян под свою руку, так защищать должен.

– Защища-ать!.. – раздосадованно протянул Волчий Хвост. – Чего их защищать, они далече? А из дружины своей воинов положим за-ради непонятно кого.

– Вот почему ты только воевода и никогда не будешь князем, – улыбнулся Владимир.

– Почему?

– Да потому, что князь должен думать и о дальних своих людях, а не только о ближней дружине.

Воевода упрямился:

– Князь, без дружины ты не только с ятвягами не сладишь, но и с десятком татей.

Владимир стал необычайно серьезен.

– Я всегда о том помню! Знаю, что с дружиной добуду себе и злато, и серебро, а без дружины ни то ни се. Но разве я дружину обижаю? Все для вас, себе меньше беру, чем вам даю.

Волчий Хвост смутился:

– Нет, князь, дружина это понимает. Мы за тебя готовы хоть в огонь, хоть в воду, ты не думай. – Чтобы сгладить сказанное раньше, стал расспрашивать, что нужно узнать про ятвягов.

Владимир скосил на него глаза, послушал, а потом расхохотался:

– Ох, ты же и лис хитрый! Ладно, слушай внимательно…

Жизнь не скоро заставила Рогнеду хоть чем-то заняться. Ее ключница, верная Перенега, ездившая с хозяйкой еще из Полоцка, взяла все заботы на себя, распоряжаться холопами самой княгине не пришлось. Если бы Рогнеда не лелеяла надежду в скором времени вернуться в Киев, она давно бы вникла в хозяйственные заботы, но все мысли оказались заняты сначала обидой за несправедливую ссылку, потом надеждами на возвращение. Потому и жизнь в Изяславле никак не налаживалась, даже княжьи короба не полностью разобрали.

– Княгиня, может, разберем короба? – осторожно предложила Перенега.

Рогнеда помотала головой:

– Не стоит, пусть пока стоят.

– Хоть одежду княжича, старая совсем прохудилась, зашивать приходится. Еще полежит и мала станет… Да и остальное проветрить не мешает, давно уж сложено-то. А если надо будет, мы быстро соберем!.. – заверила Рогнеду ключница.

Та чуть недовольно поморщилась:

– Хорошо, для Изяслава разбери.

Ведь сама прекрасно понимала, что глупо второй год жить со сложенным скарбом! Сколько можно ждать, когда князь позовет? А если нет, она до своей смерти будет глазеть в окно на двор и прислушиваться к топоту копыт по ночам?

Перенега с жалостью покосилась на хозяйку. Неужто так любит своего мужа беспокойная дочь Рогволода? Скажи кому из Полоцка, что Рогнеда сиднем сидит, уставившись в одну точку, никто не поверил бы. Раньше ведь и минуты спокойно провести не могла, егозой с малых лет звали. Как сглазил княгиню кто. Да стоит ли любой мужчина таких страданий? Перенеге даже вспоминать не хотелось, что рассказывали о киевском князе, мол, женок и девиц себе набрал количеством немыслимым, многие сотни! Каждую ночь с новой спит, а потом селит в Вышгороде и других городах. И чего женщины его так любят? Нет, конечно, Перенега признавала, что князь хорош собой и рядом с ним вполне можно потерять голову, но Рогнеда уже сколько времени не рядом, а очень далеко. Второй год мается сердечная, когда у нее это безумие пройдет?! Жестокий князь хотя бы поинтересовался, как там его любушка и сын. Ни слова, ни весточки, точно и не было Рогнеды рядом с ним.

– Ох-хо-хо!.. – вздохнула Перенега. – Княгини тоже бывают несчастливы… От чего это счастье зависит? Ведь всем взяла против других Рогнеда, и красавица, каких мало, и умна, и добра, и держит себя настоящей княгиней, а вот поди ж ты… Держала, а сейчас сникла, точно это и не дочь Рогволода вовсе.

Княгиня, сама не понимая почему, вдруг встрепенулась. Глаза заблестели, дыхание стало неровным. Сердце забилось в груди, словно что-то почуяв. Перенега подскочила к хозяйке:

– Что, княгинюшка, что? Худо ли?

Та и сама не могла понять, почему вдруг забеспокоилась. Махнула рукой:

– Вели посмотреть, не едет ли кто?

Перенега закивала, уже поняла, что у Рогнеды просто сердце что-то учуяло, выскочила за дверь. Но на теремном дворе тихо, тихо и в городе. Перенега вздохнула, здесь всегда тихо, точно на капище. Махнула рукой, подзывая к себе гридя из княжьих, наклонилась через перила крыльца:

– Поди глянь на дорогу, не едет ли кто?

Тот сонно кивнул и поплелся выполнять. Перенега с досадой крикнула вслед:

– А чтоб тебя! Куда поперся?! С тына посмотри, чего за ворота-то ходить?

Гридь оглянулся, так же сонно махнул рукой и повернул в другую сторону. И тут Перенега почувствовала, как чьи-то руки схватили ее. Резко выпрямившись, она невольно оказалась лицом к лицу с дружинником Емком. Тот, видно, стоял сзади, разглядывая прелести женщины, поневоле видные из распахнутого от жары ворота рубахи, когда та наклонилась с крыльца.

– Ты… чего это?! – испугалась Перенега. Она уже не раз замечала пристальное внимание Емка к своей фигуре, да и сам дружинник ей глянулся, но чтоб так вот… Тот усмехнулся, стискивая грудь красавицы и жарко дыша в лицо:

– Приду вечером. Дверь не запирай…

Перенега не ответила, но и без слов было понятно, что пустит. Емко хлопнул ее по заду и, довольный собой, стал спускаться с крыльца. Только тогда Перенега перевела дух и снова вспомнила о повелении хозяйки, нашла глазами сонного гридя, уже взбиравшегося на смотровую вышку, а грудь все еще чувствовала горячие крепкие руки дружинника. По телу разлилось приятное тепло, трудно женщине, да еще и молодой, без мужчины в ложнице. Перенега вдруг подумала о том, каково хозяйке…

Гридь ничего не увидел, как ни смотрел. Да и не мог увидеть, хотя Рогнеда беспокоилась не зря, сердце-вещун верно учуяло, что любимый князь недалече.

Емко тихонько толкнул дверь Перенегиной каморки, та подалась, открылась без скрипа. Дружинник усмехнулся: смазала, что ли? Сама ключница стояла, глядя на ночного гостя широко раскрытыми глазами. В каморке было почти темно, потому Емко особо чиниться не стал, быстро прикрыл за собой дверь, опустив на всякий случай небольшой засов, и шагнул к хозяйке каморки. Та чуть отступила назад, слишком ретивым показался недавно такой желанный гость. Но Емка уже не остановить, облапил Перенегу, прижал к себе. Та вырвалась, обиженно прошептав:

– Ишь какой ты быстрый!

Емко чуть отстранился, недоуменно глядя в темноте в лицо Перенеги:

– Ты чего это? Сама же позвала…

– Я звала?! – возмутилась женщина.

– Ну… пустила же…

Перенега сбросила со своего тела его руки:

– Как пустила, так могу и выгнать!

Тот понял, что не шутит, примирительно зашептал:

– Ну чего ты, чего? Я ж к тебе с добром, по-хорошему…

Но подействовали больше не слова, а те же бесстыжие горячие руки, которые уже забрались под рубаху, одна прижимала к себе, а другая нащупала и крепко сжала крупную грудь. Не в силах противиться, Перенега сдалась, позволила стащить с себя рубаху, повалить на лавку, на которой спала. Емко кряхтел от удовольствия и выказывал:

– Эх, хорошо! Ну хорошо же! А ты не хотела…

Он оказался неуемным, норовил заглянуть в каморку при любой возможности. А то и подловить где в другом месте. Перенега не противилась, потому как сама получала удовольствие от его наглых рук, сильного тела и постоянного желания.

Но так долго продолжаться не могло, ключница быстро понесла. Когда она сообщила об этом сожителю, тот ахнул:

– Да ты что?! Куда ты с дитем-то?

Шло время, от князя не было известий, Рогнеда все больше и больше мрачнела, а у Перенеги стал округляться живот. Нося под сердцем ребенка, ключница и радовалась, и печалилась. Будущему дитяти радовалась, но Емко все чаще тискал по углам уже других, холопки охотно уступали видному парню.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если б однажды княгиня вдруг не позвала обоих, и ключницу, и ее сожителя, к себе. Строго глядя на Емка, кивнула на уже заметный живот Перенеги:

– Твой будет?

Дружинник не посмел отказаться.

– Мой…

Рогнеда протянула, но не ему, а Перенеге кошель, туго набитый кунами и резами:

– Держи, тебе с дитем на житье. Деньги всегда пригодятся. Возьмешь еще со двора лошадь получше с телегой и всякого скарба, что нужен для обустройства. Из моих закромов возьмешь скоры, рухляди разной, не жалей, точно меня куда собираешь. Поняла?

Перенега кивала, не очень понимая, почему вдруг княгиня так расщедрилась, никогда ничем не разбрасывалась, а тут вдруг…

А Рогнеда продолжала:

И ничего не сказала о Емке. Тот топтался на месте, не зная, как самому спросить о своей судьбе. Княгиня поняла, усмехнулась:

– А его… как знаешь. Я бы не стала с собой брать, больно девкам подолы задирать любит, наплачешься…

Ключница, теперь уже бывшая, совета хозяйки послушалась, уехала на следующий день одна, повез ее, правда, один из конюхов. Повез, да так и остался где-то с Перенегой. Рогнеда не противилась. А Емко тоже убрался из Изяславля, помотался по свету недолго, сгинул из-за своей неуемной тяги к женским прелестям, прибили, поймав однажды на сеновале с чужой женкой.