— Кого же напримѣръ?

— Но я не знаю… браконьера?

— Въ самомъ дѣлѣ, возможно! Затѣмъ, въ лѣсахъ встрѣчаются разбойники, прекрасные, украшенные султанами разбойники, увлекающіе прохожихъ въ пещеры. Читали вы Али-Баба?

— Да, — отвѣтила она, стараясь улыбнуться.

— Вамъ нечего бояться, когда вы со мною, — возразилъ почти кротко молодой человѣкъ.

И она замолчала; она чувствовала, что онъ говорилъ правду.

Когда они подходили къ большой дорогѣ, миссъ Севернъ вспомнила, что Мишель уѣзжалъ на два дня въ Парижъ. Если она еще промедлитъ минуту сказать ему про Поля и про Симону, она рискуетъ не найти болѣе удобнаго случая, чтобы исполнить миссію, взятую ею на себя.

— Мишель, — начала она храбро, — мнѣ нужно вамъ кое-что сказать.

Онъ испытующе смотрѣлъ на нее; тогда она разсказала романъ Поля, затѣмъ сказала про полученное письмо, упуская, естественно, случай упомянуть о свиданіи, назначенномъ въ Круа-Пьеръ.

Мишель слушалъ съ непоколебимымъ хладнокровіемъ прекрасно извѣстную ему исторію; когда Сюзи дошла до задуманнаго ею проекта, онъ ее перебилъ и сообщилъ, что Дарану явилась та же мысль.

— Какое счастье! — воскликнула молодая дѣвушка съ такой милой радостью, что Треморъ почувствовалъ свою досаду смягченной. — Значитъ, Мишель, вы охотно согласитесь поддержать этихъ бѣдныхъ влюбленныхъ, убѣдить Жака? Увѣряю васъ, что Поль искрененъ и Симона…

— Я сдѣлаю все отъ меня зависящее, Сюзанна, — сказалъ онъ серьезно. Я думаю, какъ и вы, что Поль искрененъ. Онъ могъ быть легкомысленнымъ, лѣнивымъ, но тѣмъ не менѣе онъ добрый малый, очень благородный, очень честный. Онъ небогатъ, Симона также, но они любятъ другъ друга. Все остальное устраивается при нѣкоторомъ стараніи. Было бы большой жестокостью разъединить два существа, имѣющихъ счастье любить и понимать другъ друга!

Сильно сдерживаемое волненіе угадывалось въ голосѣ молодого человѣка. Сюзанна спрашивала себя, не думаетъ ли онъ о Фаустинѣ?

— Я не считала васъ такимъ сантиментальнымъ, — заявила она.

— Я повидаю Жака сегодня вечеромъ, — сказалъ Мишель, не обращая вниманія на замѣчаніе.

Въ передней Кастельфлора онъ остановился.

— До свиданія, — сказалъ онъ.

Сюзанна вздрогнула.

— Вы не подыметесь?

— Нѣтъ, у меня ровно столько времени, чтобы вернуться въ башню Сенъ-Сильверъ. Даранъ обѣдаетъ у меня.

Она оставалась неподвижная, въ какомъ-то уныніи.

— Но вы уѣзжаете завтра съ Робертомъ? — возразила она слабо.

— Все уже условлено. Мы встрѣтимся на вокзалѣ въ 7 часовъ.

Миссъ Севернъ соображала, что бы еще сказать; она не могла допустить, чтобы Мишель разстался съ ней такимъ образомъ.

— Вы мнѣ напишете? — спросила она; мнѣ бы хотелось знать о результатѣ вашего свиданія съ г-мъ Рео.

— Очень охотно; я вамъ напишу словечко до моего отъѣзда. До свиданія.

Онъ пожалъ ей руку и сдѣлалъ движеніе, чтобы удалиться.

— Мишель, — пробормотала она, — не прощайтесь со мной такъ холодно…

Инстинктивно она подставила свой лобъ, освобожденный изъ-подъ бѣлой соломенной шляпы; ея голова почти касалась груди молодого человѣка. Тогда онъ быстро прижалъ къ себѣ эту довѣрчивую головку и, наклонившись, поцѣловалъ закрывавшіяся вѣки; затѣмъ, не говоря ни слова, онъ вышелъ.

Это было такъ быстро, даже такъ внезапно, что, почувствовавъ себя счастливой, успокоенной, опьяненной надеждой, Сюзи спрашивала себя, что слѣдуетъ ей думать, и было ли это нѣжная ласка любви или только снисхожденья, и она стыдилась себя самой, стыдилась того, что почти выпросила поцѣлуй, который не думали ей давать.

V.

Въ темнотѣ своей отдѣльной комнаты, въ успокоительной свѣжести постели, гдѣ отдыхали ея натянутые нервы, миссъ Севернъ плакала, и ея слезы были безмолвнымъ признаніемъ любви, которую она долго отрицала или съ которой боролась. Принужденная объяснить себѣ это тайное признаніе, она не смогла бы, впрочемъ, его изложить иначе, какъ слѣдующими довольно странными словами:

„Мишель злой, у него нѣтъ сердца, я не знаю болѣе невыносимаго характера, какъ у него, жизнь съ нимъ становится нестерпимой, но я его люблю всѣми моими силами, я люблю его глупо, этой смѣшной любовью героинь романовъ; онъ въ моихъ глазахъ самый лучшій, самый благородный, самый чудный человѣкъ на свѣтѣ, и для меня жизнь невозможна безъ него“.

Это было полное торжество „романтики“, унаслѣдованной отъ бабушки. Самые невѣроятные проекты волновали умъ маленькой американки. Она намѣревалась поперемѣнно, если Мишель ее не любилъ, возвратиться въ Филадельфію и преподавать тамъ французскій языкъ или остаться во Франціи и постричься въ монахини и, уже въ ребяческой мечтѣ, такъ какъ она и тамъ искала красоты, она видѣла себя очень худенькой, въ длинныхъ складкахъ форменнаго платья, скользящей подобно тѣни въ безмолвныхъ коридорахъ стараго монастыря, въ которомъ будетъ очень много тонкой рѣзьбы и громадный садъ, полный розъ.

Но надежда изгоняла таинственное видѣніе. Сюзи закрывала глаза и чувствовала на своихъ вѣкахъ поцѣлуй Мишеля. Этотъ поцѣлуй былъ такъ нѣженъ, такъ сердеченъ. Затѣмъ все мѣнялось: „Что, если графиня Вронская въ Парижѣ? Если Мишель поѣхалъ съ ней повидаться?…“ И наконецъ она опять немного успокаивалась, повторяя себѣ, что если бы Мишель любилъ графиню Вронскую, зная, что она вдова, онъ не просилъ бы руки молодой дѣвушки, съ которой ничто его не связывало. Кто знаетъ, можетъ быть, по возвращеніи онъ станетъ лучше, болѣе снисходителенъ; можетъ быть, счастье было совсѣмъ близко?… Кто знаетъ?

И радостная дрожь пробѣгала по ея жиламъ; Сюзанна отдавалась этой надеждѣ, опьянялась ею, какъ восхитительнымъ ароматомъ.

На слѣдующій день, когда она проснулась, ей принесли обѣщанное Мишелемъ письмо. Она едва осмѣливалась разорвать конвертъ; долго разсматривала она косой, почти наклоненный влѣво почеркъ, прекрасно ей знакомый, который она глупо любила, находя его въ то же время некрасивымъ.

Что содержало ожидаемое письмо? или скорѣе, какими словами, какимъ тономъ Мишель сообщалъ въ немъ Сюзаннѣ о Полѣ и Симонѣ? Какъ начиналось оно? Какъ оно оканчивалось?… Это было первое письмо Мишеля, полученное миссъ Севернъ со времени его возвращенія изъ Норвегіи. Наконецъ, она его вскрыла, прочла и съ глубокимъ вздохомъ вложила маленькую карточку въ конвертъ.


„Моя дорогая Сюзи!

„Вчера я видѣлъ Дарана, Поля и Жака. Все идетъ хорошо. Романъ нашихъ влюбленныхъ кончится, надѣюсь, подобно многимъ романамъ…

Вашъ второпяхъ Мишель“.


Какъ это было коротко и банально! Сюзанна даже не задавала себѣ вопроса, говорилъ ли Поль Мишелю о свиданіи въ Круа-Пьеръ; она думала только о тщетности своихъ собственныхъ грезъ.

— Я довольна за этихъ бѣдняжекъ, — заключила она однако.

Въ этотъ день Колетта, находившая Занну блѣдненькой, увезла ее прокатиться въ каретѣ; но на слѣдующій день, такъ какъ дѣти умоляли Сюзанну не оставлять ихъ, молодая дѣвушка воспользовалась этимъ предлогомъ, чтобы не сопровождать свою кузину въ Шеснэ и въ Прекруа.

Она сыграла съ Жоржемъ, Низеттой и Клодомъ Бетюнъ, завтракавшимъ въ Кастельфлорѣ, партію въ крокетъ, затѣмъ, немного утомленная, она ушла посидѣть на своемъ любимомъ мѣстѣ на берегу рѣки, гдѣ вскорѣ нагналъ ее лицеистъ.

Они принялись дружно бесѣдовать, какъ когда-то въ Каннѣ, и миссъ Севернъ развлекалась болтовней своего юнаго друга.

Клодъ не былъ остроуменъ въ литературномъ смыслѣ этого слова, но ему являлись нѣсколько своеобразныя мысли въ неотразимо смѣшной ассоціаціи. Отъ времени до времени чистый взрывъ смѣха раздавался подъ смоковницами мѣднаго осенняго цвѣта, и Клоду казалось, что онъ видитъ вновь Сюзи — добраго малаго, откровенныя манеры которой его покорили.

— Если бы вы знали, Сюзи, — воскликнулъ онъ, — какъ мнѣ это трудно представить себѣ, что вы невѣста, что черезъ нѣсколько недѣль вы будете называться г-жей Треморъ!

Миссъ Севернъ вздрогнула, возвращенная къ дѣйствительности — не къ настоящей, переходной дѣйствительности, окрашенной мучительными предчувствіями и мрачными мыслями, преследовавшими ее точно кошмарныя видѣнія, но къ болѣе счастливой. Клодъ однако говорилъ вѣрно: черезъ нѣсколько недѣль она будетъ женой Мишеля! Ничто не было потеряно; какимъ ужаснымъ предположеніямъ предавалась она! Черезъ нѣсколько недѣль она будетъ называться г-жей Треморъ, г-жей Мишель Треморъ, Сюзанной Треморъ… Эти слова звучали такъ пріятно!

— Почему вамъ это кажется удивительнымъ, Клодъ? — спросила она, улыбаясь.

— Ну, во-первыхъ, потому, что я никогда не думалъ, что Мишель женится, а затѣмъ я еще менѣе представлялъ себѣ, что онъ женится на васъ.

— Но почему?

— Я не знаю. Потому что онъ совершенно не занимался — о! совершенно — молодыми дѣвушками, потому что онъ велъ жизнь Вѣчнаго Жида, потому что онъ ужасно серьезенъ и даже немного скученъ…

— Это невѣжливо!

— Какъ невѣжливо?

— Невѣжливо по отношенію ко мнѣ, которую вы не считаете достойной выйти замужъ за человѣка серьезнаго, во-первыхъ, и во-вторыхъ, невѣжливо по отношенію къ Мишелю…

— Вамъ никогда не было съ нимъ скучно? — спрашивалъ Клодъ съ интересомъ.

— Но нѣтъ же.

— Никогда, никогда?

— Никогда.

— Это удивительно. Но не вздумайте, пожалуйста, представить себѣ, что я его не люблю, — возразилъ живо юноша; — я его, напротивъ, обожаю, вы знаете. Это самый шикарный типъ, какой я только знаю, въ отношеніи сердца, ума. Только вотъ, мнѣ казалось, что для васъ, для меня…

— Пожалуйста, не мѣрьте меня на вашъ аршинъ!

— Что для васъ и для меня онъ недостаточно… сумасбродный!

— Чѣмъ дальше, тѣмъ лучше, — возразила Сюзанна, смѣясь отъ всего сердца; — ну, такъ знайте же, что никогда человѣкъ, бьющій на эффектъ, въ родѣ Раймонда Деплана, или даже вѣтреникъ, какъ Поль Рео, не могли бы мнѣ понравиться. Я шальная, это возможно, но именно поэтому только благоразумный могъ мнѣ понравиться; невѣжественная, я хотѣла имѣть очень ученаго мужа; безтолковой маленькой особѣ, способной говорить пустяки съ такимъ глупцомъ, какъ вы, нуженъ былъ мужъ, который бы ее много бранилъ и былъ бы ея властелиномъ.