Въ то время какъ Треморъ думалъ обо всемъ этомъ, онъ услышалъ, какъ его позвали, и онъ издалъ восклицаніе удивленія и радости, замѣтивъ Дарана, который былъ въ Париже со вчерашняго дня, но котораго онъ ожидалъ въ Ривайеръ только завтра. Они шли одинъ моментъ другъ подлѣ друга, разговаривая черезъ пятое въ десятое, какъ всегда бываетъ, когда есть многое, что сказать; затѣмъ Даранъ, следовавшій теперь въ томъ же направленіи, что и Мишель, спросилъ его о цѣли прогулки.

— Я ѣду съ поѣздомъ въ 11 часовъ, — отвѣтилъ молодой человекъ съ какой-то покорностью, — ѣду въ Барбизонъ.

— Въ Барбизонъ, совсемъ одинъ? По дѣламъ?

— Да, по дѣламъ.

— Это очень спешно?

— И да и нѣтъ… — сказалъ Мишель равнодушно.

— Скажи-ка, разве нѣтъ возможности написать? Мы провели бы прекрасно цѣлый день вмѣстѣ у меня! Ты увидишь, я привезъ изъ своего путешествія цѣлую кучу вещей и затѣмъ у меня также масса новостей, которыя нужно тебѣ разсказать. Это тебя не соблазняетъ?

Это его напротивъ очень соблазняло. Онъ не чувствовалъ себя въ настроеніи признаній: даже передъ Дараномъ, своимъ вѣрнымъ другомъ, онъ хотѣлъ умолчать сегодня о сомнѣніяхъ, которыя его грызли, но ему казалось, что атмосфера простой и естественной близости, прежніе разговоры, дали бы ему забыться отъ его мученій. Онъ, однако, колебался, Сюзанна ни въ какомъ случаѣ не должна была предположить капитуляцію передъ ея требованiями.

— Ты боишься разсердить твою невѣсту? — спросилъ Даранъ, обладавшiй большой находчивостью.

— Моя невѣста меня сегодня не ждетъ.

— Превосходно! Послушай, откровенно говоря, Треморъ, нѣтъ ли возможности отложить твое дѣло?

— Да, — заявилъ наконецъ Треморъ, хотя еще нерѣшительнымъ тономъ.

— Тогда я тебя похищаю, — рѣшилъ Даранъ, — ты напишешь письмо у меня, я велю его отнести на вокзалъ, и до вечера мы не разстаемся. Это рѣшено.

Миссъ Севернъ мало спала эту ночь.

Вечеромъ она объявила, что чувствуетъ себя совершенно здоровой и что она рѣшила начать свою прежнюю жизнь здоровой молодой дѣвушки, что, впрочемъ, ей уже давно разрѣшено докторомъ.

Она рѣшила съ самаго утра заглушить свое горе и непріятныя размышленія, которыя не преминутъ ее безпокоить весь день. Она сопровождала Колетту въ Прекруа, куда только что пріѣхали Бетюны, она болтала, смѣялась, и шумная радость Клода и двухъ дѣвчурокъ нашли въ ней самый живой откликъ. Однако, вопреки самымъ похвальнымъ усиліямъ, ея воображеніе блуждало въ другомъ мѣстѣ, далеко отъ Прекруа, подъ большими деревьями Барбизона, въ длинныхъ и свѣжихъ аллеяхъ лѣса, гдѣ опиралась на руку хорошо ей знакомаго кавалера, свѣтлая и изящная дама, которую, какъ ей казалось, она тоже знала.

Невольно она представляла себѣ графиню Вронскую очень красивой, сильно отличающейся, отъ нѣкоей маленькой американки — увы! столь неинтересной. Она представляла ее высокой и стройной, немного надменной; волосы въ видѣ бандо бархатистаго чернаго цвѣта окаймляютъ незабываемое лицо съ правильными чертами цвѣта лиліи. Какъ Мишелю не сравнивать классическій профиль Фаустины, ея тяжелые волосы, ея походку легендарной королевы съ неправильнымъ личикомъ, съ банальными завитками, съ живымъ и тонкимъ силуэтомъ бѣдной Сюзи?

Ахъ! если изъ этого свиданія, любезно принятаго, возродится прежняя любовь!…

Сюзанна чувствовала себя временами такъ мало способной ему, именно ему, нравиться! Она прекрасно знала, что она можетъ нравиться, она знала, что она красива; она знала, по крайней мѣрѣ, что многіе ее находили такой; но эта прелесть, эти чары, о которыхъ свидѣтельствуетъ всеобщее восхищеніе, вначалѣ почти удивившее ее, въ чемъ онѣ? Онѣ казались ей случайными, неуловимыми, переменчивыми; какъ ихъ направлять, сделать изъ нихъ сознательную силу? И она чувствовала себя безоружной передъ Мишелемъ, всякая борьба казалась ей безполезной.

Въ этотъ день Сюзанна находила себя некрасивой, тощей, плохо одѣтой. Графине Вронской, еще окруженной ореоломъ прежнихъ мечтаній, достаточно было появиться, чтобы побѣдить.

И однако? Однако Мишель выбралъ свободно свою невѣсту. Графиня Вронская была вдова, и Мишель это зналъ въ ту минуту, когда онъ письменно, въ одно и то же время корректно и мягко, немного холодно и дружески, просилъ руки Сюзанны Севернъ.

Это значило, что онъ уже не любилъ графиню Вронскую! Ничего, вѣдь ничего на свѣтѣ не обязывало тогда Мишеля жениться на маленькой кузинѣ, которую онъ едва зналъ и которой былъ почти неизвѣстенъ.

Сюзанна старалась такимъ образомъ разумными разсужденіями успокоить себя, слушая разсѣянно болтовню Май. Она себѣ говорила еще, что Мишель не былъ равнодушнымъ женихомъ прежнихъ дней; она вновь переживала драгоцѣнные часы, проведенные въ маленькой гостиной Колетты, она вызывала въ памяти взглядъ, болѣе нѣжный, растрогавшій ее, ласковое слово, заставившее забиться ея сердце; она заключила изъ этихъ воспоминаній, что такъ, какъ Мишель, ведутъ себя, когда хоть немного любятъ. Затѣмъ, переходя къ ревнивому страху, она горько надъ собой смѣялась за то, что принимаетъ свои желанія за дѣйствительность. Мишель могъ почувствовать, одинъ моментъ, влеченіе къ миловидной молодой дѣвушкѣ, которой восхищались его друзья. Мишель могъ быть растроганъ той опасностью, какой подвергалось подлѣ него слабое и молодое созданіе; но какъ далеко было отъ этой неопредѣленной привязанности или этой банальной жалости до настоящей любви, той любви, которая будучи нѣкогда обманута, была достаточно могущественна, чтобы омрачить навсегда существованiе этого сильнаго человѣка!

Въ теченіе долгой помолвки, если нѣчто похожее на любовь и появилось въ душѣ Мишеля къ молодой дѣвушкѣ, на которой онъ собирался жениться, подъ вліяніемъ ревности или состраданія — одинъ взглядъ Фаустины обратитъ въ ничто нарождающееся чувство… Мишель не сумѣлъ воспротивиться просьбѣ графини Вронской. Она сказала: „я пробуду два дня въ Барбизонѣ“, и въ первый же день онъ поспѣшилъ къ ней… ну да, онъ не поступилъ предательски по отношенію къ Сюзаннѣ, не скрылъ отъ нея своего твердаго намѣренія ѣхать въ Барбизонъ!

Однако миссъ Севернъ спрашивала себя еще, привелъ ли Мишель въ исполненіе свое намѣреніе. Ничто не доказывало, что онъ уѣхалъ въ Барбизонъ и, если онъ туда отправился, ничто не доказывало, чтобы онъ говорилъ съ графиней Вронской о чемъ либо другомъ, кромѣ дѣлъ. Онъ сказалъ:

— Я тѣмъ болѣе поѣду, что не понимаю смѣшного чувства, которое заставляетъ васъ смотрѣть, какъ на обиду, на мой визитъ къ двумъ бѣднымъ женщинамъ…

Да, двумъ; г-жа Морель конечно жила съ своей дочерью…

Встрѣча въ Трувиллѣ была совершенно случайная, и во время той встрѣчи ничего не было сказано, чѣмъ могла бы оскорбиться невѣста; Мишель объявилъ это тономъ, который самое простое утвержденiе дѣлалъ какъ бы клятвой. Сюзи никогда бы не пришла мысль сомнѣваться въ словахъ Мишеля.

Увы! Онъ могъ отвѣчать за прошедшее, онъ могъ увѣрять, что намѣренія его благородны, но когда онъ вновь увидитъ чародѣйку… Сюзи чувствовала себя слабой, ничтожной рядомъ съ этой женщиной, и она страдала, и ее терзало желаніе отомстить за свое страданіе и безсиліе, — Мишелю еще болѣе, чѣмъ Фаустинѣ.

Вернувшись и оставшись одна, въ то время какъ Колетта мѣняла платье, она попробовала читать романъ, о которомъ ей говорила Май, но ея глаза напрасно пробѣгали страницы. Смыслъ словъ оставался для нея теменъ; она менѣе, чѣмъ когда-либо, интересовалась этими вымышленными лицами, слова любви которыхъ ее раздражали, какъ иронія, горести которыхъ казались ей пошлыми. Затѣмъ ей принесли съ почты письмо; письмо этотъ разъ было дѣйствительно для нея. Оно носило названіе деревни, сосѣдней съ Ривайеромъ, и было отчаяннымъ посланiемъ бѣднаго Поля.


„Дорогая миссъ Сюзи!

„Жакъ и Тереза считаютъ меня въ Парижѣ, Симона также; но я не имѣлъ мужества удалиться, я болѣе не живу, я теряю голову! Вы это знаете: мое счастье зависѣло отъ согласія Жака, онъ же опекунъ своей невѣстки. Въ этомъ согласіи мнѣ было отказано, и у меня вся надежда только на васъ.

„Двѣ личности дѣйствительно имѣютъ достаточно вліянія на моего брата, чтобы заставить его измѣнить принятое рѣшеніе, Тереза и Мишель; Тереза уже на нашей сторонѣ, я успѣлъ убѣдиться; но Мишель, вмѣшательство котораго было бы, можетъ быть, рѣшающимъ, самъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы не быть немного строгимъ къ такимъ вѣтреникамъ, какъ я. Онъ будетъ защищать мое дѣло только въ томъ случаѣ, если вы его выиграете передъ его судомъ, дорогая миссъ Сюзи. О! вамъ вовсе не будетъ тяжело выиграть его, мое дѣло, у вашего женихаI Вы! Вы можете смягчить скалу! И затѣмъ Мишель васъ боготворитъ, и вполнѣ основательно. Пусть только вашъ голосокъ и ваши хорошенькіе глазки вмѣшаются въ это дѣло, и все пойдетъ прекрасно. Не правда ли, они вмѣшаются?

„Завтра, въ понедѣльникъ, я буду находиться отъ четырехъ до шести часовъ въ охотничьемъ павильонѣ у перекрестка Круа-Пьерръ. Если бы, вы и Мишель направили вашу прогулку въ эту сторону, это было бы большимъ счастьемъ для несчастливца, который васъ увѣряетъ здѣсь, дорогая добрая фея, въ самой благоговѣйной и самой безграничной преданности.

Вашъ другъ Поль“.


— Бѣдный Поль! — прошептала Сюзанна.

Это восклицаніе обозначало также: „бѣдная Сюзанна“! Нужно было съ вашей просьбой обратиться къ графинѣ Вронской, Поль. Краснорѣчіе хорошенькихъ глазокъ, которымъ вы поручаете ваше дѣло, сильно рискуетъ остаться незамѣченнымъ. Что касается прогулки въ Круа-Пьерръ… какая ироніяІ

Мишель совсѣмъ не думаетъ прогуливаться со своей невѣстой…

Бѣдный, бѣдный Поль!

Эта мысль не надолго заняла молодую дѣвушку. Романъ Поля Рео и Симоны Шазе казался ей въ этотъ часъ почти такимъ же банальнымъ, почти такъ же мало достойнымъ остановить ея вниманіе, какъ и желтый томикъ, принесенный изъ Прекруа. Только одинъ романъ существовалъ на свѣтѣ, начавшійся въ извѣстный день марта очень поэтично, подъ синеватымъ лучемъ готическаго окна, въ двухъ шагахъ отъ таинственной могилы одного крестоносца.