И теперь Бичем лежит в постели один и смотрит, как она то появляется, то исчезает в призрачных отблесках… На ней все еще повязан красный шарф, и он по-прежнему мечтает запустить пальцы в вырез платья цвета слоновой кости, чтобы коснуться теплой плоти.

— Она задаст мне головокружительную гонку, — сказал он вслух, послал воображаемой Хелен воздушный поцелуй и с улыбкой задул свечу, наблюдая, как прихотливо вьется струйка дыма.

Лорд Бичем знал женщин. В стратегии любви ему не было равных. И охотник он замечательный.

Он постарается не видеть мисс Мейберри следующие три дня, не меньше.

Наступил четверг. Небольшой парк напротив городского дома лорда Бичема на Гросвенор-сквер утопал в цветах: солнечно-желтых нарциссах, светло-лиловой сирени, кремовых и красных азалиях и многих других, неизвестных Спенсеру. День выдался чудесный, и Бичем решил, что достаточно долго корпел над счетами поместья. Попросив своего секретаря Плайни Бландера [3] — весьма неудачная фамилия, которую бедняга всеми силами старался опровергнуть, трудясь за троих, — оставить его одного, он заявил в свое оправдание, что совсем побледнел и зачах взаперти и поэтому решил проехаться верхом.

Однако Плайни вовсе не желал, чтобы хозяин прохлаждался: только сегодня он притащил ему толстую пачку счетов и корреспонденции, долженствующую доказать его трудолюбие. Ах, если бы только его сиятельство отложил на час-другой свою совершенно никчемную прогулку в парке!

— Вы совсем не бледны, милорд, — заверил он. — Взгляните на счета, присланные из Пейлдаунс! Счетов от торговцев не так уж много, все остальное — по большей части жалобы.

— Что еще за жалобы, Бландер?

— Видите ли, милорд, ваша тетя Мейбл боится истратить лишний пенни и отказывается купить новые простыни даже после того, как лорд Хилтон ногой проткнул одну насквозь, когда гостил у нас в прошлом месяце.

— Подготовьте вежливое письмо моей тете Мейбл, в котором объясните, что уже купили новое полотно и посылаете ей.

— Но, милорд, я совершенно не разбираюсь в полотне.

— А для чего, по-вашему. Господь создал экономок, Бландер? Потолкуйте с миссис Гласе, а теперь дайте мне немного покоя. Завтра утром снова начнете свои пытки, но не раньше десяти, ясно?

— Да, милорд, но это меня крайне огорчает.

— Велите Берни оседлать Лютера, Бландер. Бегите в конюшню — кстати, вам загар тоже не помешал бы — и передайте, что я немедленно уезжаю. Глаза у меня косят, пальцы онемели, мозг так раскалился, что отказывается работать. А теперь убирайтесь.

Плайни Бландер тяжело вздохнул и поспешил исполнить приказ хозяина. Лорд Бичем впервые заметил, что секретарь невысок. До такой степени, что наверняка влюбился бы в мисс Мейберри с первого взгляда, подобно остальным коротышкам.

Лорд Бичем выхватил стек и куртку у временно исполнявшего обязанности дворецкого лакея Клода, поскольку мистер Криттейкер, служивший дворецким в Хизерингтон-Хаусе еще до рождения лорда Бичема, мирно скончался в своей прекрасной комнатке на третьем этаже в присутствии всех домочадцев. Миссис Гласе стояла с левой стороны кровати, держа умирающего за руку. Лорд Бичем возвышался справа. Остальные слуги выстроились по рангу у изножья. Последними словами мистера Криттейкера были:

"Горничная из верхних покоев не должна стоять рядом с судомойкой, милорд. Клод, такого я от тебя не ожидал”.

— Э-э.., желаю хорошей прогулки, милорд.

— Спасибо, Клод. Как идет чистка столового серебра? Плечи лакея обреченно опустились.

— Стер пальцы до костей, милорд. В толк не возьму, как это старине Криту удавалось так надраить ложки, что можно было увидеть, как душенька вашей дорогой матушки в них отражается.

— Старайся, Клод, старайся. Поговори с миссис Гласе.

— Старина Крит вечно твердил, что женщины понятия не имеют, как наводить настоящий блеск, милорд.

— Старина Крит — обломок прошлого века, Клод. Постарайся идти в ногу со временем.

— Миссис Гласе терпеть меня не может, милорд. Ни за что не выдаст тайны, как нужно обращаться с серебром.

— Она просто скучает по Криттейкеру. Если будешь обращаться с ней с должным почтением, она скоро привыкнет.

— Но старый Крит говорил…

Нет, это настоящий Бедлам!

Лорд Бичем поспешил отмахнуться, сбежал с крыльца и направился к маленькой конюшне, выстроенной под сенью дубов, покрытых молодой листвой. Нужно отдать должное Бландеру; поручения он выполнял точно и без задержки. Лютер, его исполинский злобный мерин, уже был оседлан и ждал хозяина.

Проезжая по парку, Бичем наслаждался дуновением прохладного ветерка, бившего в лицо, махал рукой знакомым дамам, которые, смеясь, отвечали на его приветствия, и наконец узрел преподобного Олдера. Мужчины натянули поводья и поехали рядом. Олдер был известным проповедником, прекрасным оратором, чудаком и фанатичным поклонником лошадей. Лорд Бичем слышал от пономаря церкви Святого Иуды, которого преподобный обчистил до нитки, что тот не гнушался тратить часть церковных пожертвований, делая ставки на скачках. Преподобный Олдер, заявив, что это гнусная ложь, расквасил бедняге нос.

— На следующей неделе подумываю отправиться на скаковой круг Макколти, — признался Олдер. — Но разумеется, не в воскресенье. Этот день — единственный, когда я занят с утра до вечера.

— Истинная правда, — согласился лорд Бичем, изо всех сил пытаясь не расхохотаться. Неужели отныне он обречен на взрывы непристойного веселья по любому поводу? Что же, возможно, со временем он смирится с этим странным явлением.

— Не знал, что вас интересуют кошачьи бега, ваше преподобие.

— Ах, эти крошки способны бежать быстрее ветра, мальчик мой. Главное — уметь держать их в напряжении, поскольку они легко отвлекаются. Вы никогда не бывали на кошачьих бегах? Лорд Бичем покачал головой:

— Пока нет. Может, когда-нибудь… Мой друг Роэн Каррингтон, барон Маунтвейл, — один из поклонников этого вида спорта.

— Совершенно верно. Его кошки постоянно выходят победителями. Самые известные тренеры, братья Харкер, служат садовниками в его загородном поместье, и в этом — немалое преимущество барона.

Всякий слышал о кошачьих бегах на знаменитом скаковом круге Макколти, где выигрывались и проигрывались огромные суммы. Лорд Бичем, однако, был далек от подобных развлечений. Всего раз побывав на ипподроме в Йорке, он счел конские скачки смертельно скучными, хотя и выиграл сотню фунтов, поставив на первую попавшуюся лошадь, чья кличка ему понравилась. Мадди Бой [4], громадный костистый мерин, выглядел куда более грозным, чем Гонорария, двоюродная тетушка Бичема, когда поймала племянничка на том, что он крался сзади и тайком вытаскивал чучела птичек из ее монументального парика.

— А я однажды был на кошачьих бегах и, поверьте, едва не потерял свой пасторский воротничок, — продолжал преподобный Олдер, — когда белая тощая глиста, имеющая самое отдаленное сходство с кошкой, промелькнула мимо фаворитки, на которую я поставил пятьдесят гиней, и рванула к финишу.

Они еще немного поболтали, прежде чем Олдер, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

— О Боже, совсем забыл! Милые леди из дворца Монпелье пригласили меня на чай, и я должен немедленно удалиться. Нельзя же огорчать добрых дам! Я даже подумываю жениться на одной из них.

Вот это новость! Преподобные Олдер за эти годы тоже обзавелся определенной репутацией — не развратника, естественно, ибо он честно соблюдал обеты, данные церкви, — но настоящего дамского угодника.

— На какой именно, сэр?

— Конечно, на Лайлек Мерчисон, леди Чомли. Вы ведь помните Чомли, Спенсер? Болтливый олух, догадавшийся, к счастью, окочуриться, прежде чем проиграл все состояние. Насколько я помню, он имел наглость залезть в корсаж чужой жены прямо в нефе моей церкви, и мужу пришлось вызвать его на дуэль. Представляете, пустил пулю прямо в лоб болвану. Сын Лайлек отдал ей довольно прибыльный конный завод в Уэссексе. Когда я не смогу больше сочинять проповеди и мой мозг окончательно иссохнет, уйду на покой и буду разводить там лошадей.

Глядя вслед преподобному Олдеру, чей зад забавно подпрыгивал в седле, лорд Бичем только головой качал. Невозможно представить, что святой отец больше не будет обличать с амвона грешников, не засмеется, как прежде, громко и весело, как в то утро, когда руководитель запутался в своей сутане и налетел на органиста, который, в свою очередь, взял такой аккорд, что прихожанам пришлось заткнуть уши.

Неужели преподобный Олдер действительно дружил с отцом? Пусть священник — настоящий чудак и чересчур увлекается скачками, но, кажется, насквозь пронизан добрым юмором и благородством, чего никак не скажешь о Джилберте Хизсрингтоне, родителе Спенсера.

Бичем глубоко вздохнул и повернул Лютера с изъезженной дорожки в глубь парка, чтобы пустить его галопом.

— Так и быть, Лютер, — сказал он в ухо мерину, — вперед!

Лютер насторожился, взбрыкнул задними ногами и рванулся как стрела. Лорд Бичем громко рассмеялся, наслаждаясь звуками собственного голоса, и пригнулся к шее скакуна, вдыхая запах конского пота.

— Представляю, как бы ты мчался на скачках, дружок, — прошептал он. — Наверняка загнал бы этого дрянного Брута! Если когда-нибудь мне вздумается выставить тебя на ипподроме, сам сяду в седло.

Он как раз задумался о том, стоит ли еще раз попробовать сыграть на бегах, когда какая-то особа, утопающая в пене юбок, без всякого предупреждения свалилась на него из ниоткуда, выбив из седла. Перед глазами замелькали всполохи ослепительно белого света. Воздуха не хватало. Он изнывал под весом женского тела.

Постепенно огни погасли. Бичем с усилием сглотнул и приоткрыл глаза. Выяснилось, что придавила его не кто иная, как мисс Хелен Мейберри. Толстая белокурая коса обвилась вокруг его шеи. Крошечный цилиндр навис над правым глазом. Их носы почти соприкасались.

— О Боже, вы живы, лорд Бичем? Пожалуйста, скажите что-нибудь! Взгляните на меня!