— У вас лицо грязное.

Она смахнула с его щеки песчинки и пробормотала:

— И маленький порез у правого уха. А я.., мне не очень больно. Вы не ушибли голову?

— Нет. Лютер был так добр, что сбросил меня в кусты и я не сильно ударился. Даже видел, как вы перелетели через голову Элинор. Оба чертовых предателя, должно быть, мирно трусят в Шагборо-Холл. Я по крайней мере надеюсь, что Элинор приведет туда Лютера.

— Лютер так обезумел, что укусил Элинор за шею. Может, он влюблен в нее? Если это так, он наверняка последует за ней на край света.

Позже Бичем ни за что не смог бы вразумительно объяснить, почему сделал это. Возможно, только что пережив неожиданную опасность, испытывал слишком большое облегчение, что оба они живы и относительно здоровы. Но какая, в конце концов, разница? Кровь бушевала в его жилах, сердце выбивало барабанную дробь, и он почему-то был готов выпрыгнуть из собственной кожи. Сам не сознавая, что делает, он подался вперед, легонько прихватил губами ее шею, чуть повыше кружева белой блузки, и немедленно отстранился.

— Я видел, как оценивающе озирал Лютер бока Элинор, — пробормотал он, пытаясь совладать с собой.

— Ничего подобного. И перестаньте подражать своему коню. Не смейте кусаться! Слава Богу, я прихожу в себя. Почти пришла. И какова на вкус моя шея?

В этот момент разверзлись хляби небесные.

— О, моя бедная амазонка! — взвыла Хелен, пытаясь притянуть Бичема к себе и прикрыться им от дождя. Бичем так хохотал, что набрал полный рот дождевой воды, но все-таки не стал сопротивляться и подмял Хелен под себя, чувствуя каждый изгиб ее совершенного тела. Они так идеально подходили друг другу: ощущение, которого он не испытывал ни разу за всю свою взрослую жизнь.

— Наказание, отмеренное нам природой, — заметил он, целуя ее губы.

Хелен оцепенела. Бичем приподнялся, чтобы взглянуть в ее лицо.

— Что-то не так? Заметьте, я не сунул руку под ваши юбки, чтобы погладить колено. Не прикусил шею. Даже не подумал ласкать ваши бедра. Нет, я только поцеловал вас. Всего лишь соприкосновение ртов, ничего более. Какой дьявол вселился в вас, Хелен?

Он продолжал лежать на ней, балансируя на локтях. Дождь хлестал с такой силой, что канава наверняка вот-вот переполнится. Но Хелен ничего не сказала, хотя понимала, что их сейчас затопит. И продолжала молча глазеть на него.

— Вы опять представляете, как стаскиваете с меня сапоги?

Она покачала головой. Он снова поцеловал ее.

— Просто смешно, — выдохнула она ему в губы и прижала к себе так крепко, что ни капли влаги не просачивалось между их телами. Его руки запутались в ее волосах, лихорадочно стягивая шляпку с поломанным павлиньим пером. Его язык проник в пещерку ее рта, и Бичем, тяжело дыша, почувствовал, что теряет остатки разума. Но Хелен, кажется, обезумела еще больше, чем он. Каким-то образом она ухитрилась раздвинуть ноги, и он приподнялся над ней, сгорая от страсти и желания, хотя все это было действительно довольно забавно — тут Хелен права. Тряхнув головой, Бичем отстранился и, вскочив, потянул ее за собой.

— Взгляните, какой ливень! Необходимо найти убежище. Если нам повезет и мы сумеем отыскать хотя бы подобие крыши над головой, берегитесь; я ворвусь в вас, как победитель в завоеванный город.

Он вывел ее на дорогу.

— Где мы, по-вашему?

Она тупо, как деревенская идиотка, уставилась на него.

— Хелен, возьмите же себя в руки и перестаньте думать о том, что я с вами сделаю! Или вы представляете, что сотворите со мной? Лучше скажите: мы сумеем набрести на приют?

Она с трудом подняла руку и показала на восток:

— Там были развалины старой хижины. Примерно в четверти мили отсюда.

Они вновь перебрались через канаву и стали продираться сквозь кусты, росшие по обочине дороги. Заросли были такими густыми, что влага сюда не проникала.

Лорд Бичем на минуту остановился, вдруг поняв, что хромает. Кажется, растянул ногу, хорошо, что не очень сильно. Хелен задыхалась от усилий. Чудесные белокурые волосы липли к ее лицу, плечам, спине.

— Как вы себя чувствуете? — шепнул он, сжав ее щеки ладонями.

— Лучше, чем вы. Хотите, помогу?

— Нет, все не так уж плохо. Небольшое растяжение. Куда идти?

Они бесконечно долго ковыляли по лесу, пока Хелен не остановилась.

— Где-то здесь, справа. Там должна быть поляна. Еще минуты три — и они оказались на месте.

— Слава Богу, она не развалилась! — воскликнула Хелен, подбегая к остову лачуги. — Часть крыши по крайней мере цела.

— Оставайтесь здесь, — предупредил Спенсер, осторожно потянув дверь на себя. Обшарпанные доски визжали и стонали, с трудом поворачиваясь на ржавых петлях. — Заходите, — бросил он не оборачиваясь.

Зрелище было поистине плачевным. Половину крыши снесло, другая едва удерживалась на трех балках. Полы прогнили, и каждый шаг грозил обернуться катастрофой. Но, благодарение милосердному Богу, один угол все же оставался сухим. Путники, смеясь, медленно опустились на пол и прислонились к громко скрипнувшей стене. Но тут парочка отчего-то притихла. Дождь барабанил по крыше, словно кто-то невидимый усердно забивал гвозди. Через дыру в потолке вода лилась сплошной серой стеной.

Бичем жадно уставился на рот Хелен.

— Иди ко мне. Я хочу тебя прямо сейчас.

— Я думала об этом, — прошептала Хелен, не сдвинувшись ни на дюйм. — Вряд ли это такая уж хорошая идея. Мы партнеры в интересном, волнующем предприятии. По моему опыту, как только мужчина устает от женщины или наоборот, они начинают избегать друг друга, Бичем поднял брови, отчего показался Хелен как никогда высокомерным и дерзким. Усевшись поудобнее, он обхватил руками колени.

— Нельзя ли рассказать подробнее об этом самом опыте?

— Мужчины не всегда ведут себя разумно и логично.

— Как и женщины.

— Совершенно верно. Поэтому я считаю, что физические отношения не должны омрачать духовных. Не стоит портить нашу дружбу.

— Я все-таки хотел бы знать, в чем заключается ваш опыт, Хелен? Мне известно, что вы безраздельно господствуете в Корт-Хэммеринге и мужчины, работающие на вас, трепещут в восхитительном страхе и предчувствии наказаний, на которые вы так щедры. Кроме того, я так и вижу, как вы стягиваете мой левый сапог, чуть выпятив при этом попку, и, повернув голову, улыбаетесь кокетливой, озорной улыбкой, исполненной обещания грядущих наслаждений.

Хелен молча смотрела на струи воды, бьющей с неба. Лужи собирались почти у их ног. Становилось все холоднее. Она промокла насквозь и мечтала лишь о том, чтобы он снова укусил ее за шею, а возможно, и за бедро, Хелен повернулась, желая сказать что-то, но не успела. Он почти бросился на нее, опрокинув на спину. Хорошо еще, что с потолка над ними не текло.

Она почти мгновенно согрелась, стоило почувствовать его руки, гладившие плечи и грудь. Он накрыл губами ее рот, впиваясь, завладевая, безмолвно передавая свою настойчивость, безумное желание, и она поняла, что настала пора осуществить решение, принятое в тот момент, когда она впервые увидела его. Хелен отдала ему свои губы, свое тело, всю себя, приподнимаясь, прижимая Спенсера к себе, лихорадочно лаская его спину, расстегивая лосины.

Жар, исходивший от Спенсера, поразил ее, окутал огненным покрывалом, и она, словно в беспамятстве, выгнулась, почувствовав его руки на своей груди, на пуговицах жакета амазонки.

— Хелен, — пробормотал он, — не могу поверить, что ты моя.

Тяжело дыша, он приподнялся над ней и замер на мгновение, прежде чем рывком поднять ее юбки. И когда она осталась обнаженной до пояса, уселся на корточки и долго смотрел на нее, прежде чем медленно поднять руку, поднести к ее животу и положить ладонь на мягкую плоть.

Пальцы чуть заметно скользили вниз, словно он наслаждался каждым мгновением, прежде чем сжать треугольник в светлых завитках. Хелен снова выгнулась и схватила его за плечи, пытаясь притянуть к себе.

— Нет, Хелен, пока нет. Стоит мне снова поцеловать вас — и я пропал. Зря пролью свое семя, и вы посчитаете меня величайшим болваном во всей Англии.

— Спенсер… — выдохнула она, когда его палец проник в нее. Он едва не исторгся прямо в это мгновение, задохнувшись так, что сердце, казалось, вот-вот остановится. Такая горячая, мягкая и хочет его… Лицо раскраснелось, губы полуоткрыты, и смотрит на него, словно он единственный мужчина на земле, единственный, кто ей нужен.

— Хелен, — произнес он снова и, сдернув лосины, поднял ее бедра и вошел в жаждущее тело глубоко и сильно. Она вскрикнула — сначала от боли, потом от наслаждения. Он лежал на ней, прижавшись ртом ко рту, обводя языком ее нижнюю губу, проникая внутрь сквозь преграду зубов. Хелен приняла его и сама целовала, пока ей не показалось, что она сейчас умрет от блаженства, от силы так долго копившихся в ней чувств. Он начал двигаться, и неустанное давление, ощущение мужской мощи, заполнявшей ее, было столь восхитительно острым, что она боялась одного: как бы это не кончилось.

И страхи были не напрасны. Он держался из последних сил, зная, что так и не дал ей наивысшего наслаждения. Спенсер пытался, честно пытался ублажить ее, ласкать губами и руками, но едва ли не впервые в жизни полностью потерял контроль над собой. И, в отчаянии откинув голову, закричал что-то в черное небо.

Он лежал на ней, спрятав лицо в мокрые белые волосы, не в силах прийти себя от ослепительного наслаждения, величайшего, не испытанного им доселе. Он полностью опозорился. Взлетел в небеса один, позабыв захватить ее с собой. Настоящий олух.

— Прости, — покаялся он, приподнявшись на локте. — Мне ужасно жаль, Хелен. Ты так чертовски прекрасна!

Не в силах удержаться, Спенсер наклонился, чтобы поцеловать ее, и обнаружил, что плоть снова налилась и отвердела.

— Мне тридцать три года, — бормотал он между поцелуями, — и я снова хочу тебя. Немедленно. Ты ведьма. Колдунья. Ты невероятна…

Он вышел из нее, пульсирующий и набухший, и, задыхаясь, снова стал целовать. Его пальцы нашли заветное местечко и начали ритмический танец, в котором он всегда был так искусен, но ощущение ее влажной плоти, мягкости, жара снова свело его с ума, кружило голову. Как ему хотелось видеть, что и она бьется в судорогах экстаза, бешеного, исступленного. Спенсер целовал ее и ласкал, пока она не напряглась, не задрожала… Только тогда он поднял голову, чтобы взглянуть в ее запрокинутое лицо. Она чуть надавила на его пальцы и исступленно, почти истерически закричала, когда наслаждение пронизало ее и весь мир, казалось, сосредоточился в его руке. Она снова ахнула, на этот раз в его губы.