— Вижу, вам не составило труда вытянуть все из несчастного. Отвезли его к Гюнтеру, верно?

— Да, и оказалось, что его любимое мороженое — малиновое. Я увидела, как он стоит у дверей кафе с видом человека, готового продать душу за одну ложечку. Признаться, он действительно легкая добыча. Ест и болтает одновременно. Мне осталось заказывать ему порцию за порцией и слушать. Правда, я и сама не устояла перед ванильным.

— Выезжая сегодня на прогулку, — признался Спенсер, оглядывая немногочисленных посетителей, — я никак не ожидал такого. Даже преподобный Олдер, милый старый чудак, мы сравнится с вами. Я не привык к сюрпризам подобного рода, мисс Мейберри.

— Дождитесь своего дня рождения, милорд, и еще не так удивитесь.

Бичем рассмеялся звонко, с удовольствием, какого давно не испытывал. Он почти привык к этому состоянию, и теперь низкие бархатистые звуки казались вполне естественными. Лютер поднял голову и фыркнул. Элинор побрела к нему. Бичем поднял руку, и она потерлась носом о его ладонь.

Он присмотрелся к мисс Хелен Мейберри. Темно-синяя амазонка вся в пятнах и помята, шляпка снова съехала набок, маленькая гроздь винограда у него в кармане… Великолепное зрелище, ничего не скажешь!

— А что, если я замечу, что предпочитаю быть не вашим партнером, а любовником? Хелен подступила поближе:

— Неужели вы нисколько не любопытны, милорд? И не хотите знать, в чем, собственно, дело? Не гадаете, почему я, женщина безмерных возможностей, ищу партнера?

— Не хочу.

Настала ее очередь смеяться.

— Да, сэр, по крайней мере одно можно сказать точно: вы не коротышка.

— То есть не пал жертвой ваших чар?

— Представить не могу, что вы вообще способны пасть жертвой чьих-то чар.

— Так оно и есть. Не способен. А теперь объясните, зачем вам понадобился партнер.

Она пристально всматривалась в лицо Бичема, должно быть, опасаясь, что он не пожелает ее выслушать.

— Можете говорить со мной откровенно, мисс Мейберри.

— Это займет довольно много времени. Давайте отыщем скамейку.

Они пошли по тропинке. Хелен ни на полшага не отставала, шагая по-мужски широко. Волосы выбивались из-под шляпки. Он остановил ее и попытался привести в порядок непокорные пряди. Потом легонько сжал подбородок и долго изучал ее раскрасневшуюся физиономию, прежде чем стереть пятно грязи со щеки, отряхнуть пыльные юбки амазонки и расправить каждую складочку. Лиф тоже помялся, и у Спенсера так и чесались руки его разгладить, но он мужественно сдержался.

— Ну вот, теперь у вас более или менее приличный вид. Партнер… Такой роли я не ожидал. Во что может впутаться приличная женщина, если ей срочно понадобился партнер?

Хелен наконец увидела скамейку и уселась, одергивая амазонку.

— Это не партнер в обычном смысле. Просто мне нужен человек со свежим взглядом и острым умом, который мог бы предложить мне новые идеи. Вы именно такой человек.

— Но прежде объясните, в какую авантюру вы ухитрились ввязаться, мисс Мейберри?

— Я говорила вам, что владею гостиницей “Лампа короля Эдуарда”? Той, что в Корт-Хэммеринге?

— Говорили. Несколько необычное занятие для леди, но, подозреваю, вы на подобные пустяки внимания не обращаете. Почему у гостиницы столь странное название?

— Я так и знала, что вы немедленно схватите самую суть. Значит, я была права насчет вас! Видите ли, такая лампа действительно существует. Я, во всяком случае, верю в это всем сердцем. Еще в школе я узнала чудесную легенду. Мой отец наткнулся как-то на древнюю рукопись. Пергамент был спрятан в старом сундуке, много лет простоявшем в углу библиотеки его приятеля. Тот умер и завещал все содержимое комнаты отцу. Текст написан на старофранцузском, но я все-таки сумела получить перевод.

Судя по ее задумчивому лицу, она сейчас далеко от него и мыслями вся в прошлом.. — недаром смотрит куда-то вдаль, в пространство, туда, где существуют старинные рукописи, непонятные лампы — словом, все, что совершенно не понятно виконту Хизерингтону.

— Расскажите, — тихо попросил он.

— По правде говоря, я и сама не слишком много знаю. Это исповедь, написанная рыцарем-тамплиером в конце тринадцатого века. В ней он признается, что нарушил обеты, данные ордену, во имя любви к маленькому сыну. Король Эдуард спас жизнь мальчика, когда три воина-сарацина собирались насадить его и трех слуг на мечи, как на вертела. Но парнишка был ранен. Король посадил его на своего боевого коня и вернулся в лагерь, разбитый неподалеку от неприступной твердыни тамплиеров. Рыцарь пишет, что, прибыв в лагерь, нашел своего сына, вымытого и перевязанного, на коленях у королевы, которая его кормила. Благодарность его была так безмерна, что он нарушил обет хранить тайну и отдал королю золотую лампу, которая должна была сделать того самым могущественным человеком в мире. Потом рыцарь взял сына и покинул лагерь. Исповедь заканчивалась обращенной к Господу мольбой простить преступление против ордена.

— Я что-то слышал о золотой лампе, — негромко пробормотал лорд Бичем. — Старое предание о том, как она попала в Англию и потом затерялась. Мне говорил об этом один ученый в Оксфорде. Но, мисс Мейберри, даже он не был уверен, что все это не очередной миф, не одна из бесчисленных сказок о чудесах в Святой земле, — Готова согласиться, что в крестовых походах совершалось немало омерзительных жестокостей, и дай Боже, чтобы они никогда больше не повторялись, но в данном случае речь идет о волшебстве.

— Я не верю в волшебство.

— А я уверена, что оно существует, — настаивала Хелен, положив ладонь ему на руку. — Никогда не встречалась с истинной магией, но она есть. И лампа самая настоящая, иначе зачем бы тамплиер стал дарить ее королю? Вряд ли он подарил бы монарху какой-то пустячок за спасение своего сына!

Бичем молча вопросительно смотрел на нее. Хелен прерывисто вздохнула.

— Шесть лет назад я нашла еще одно упоминание о лампе — в старой норманнской церкви в Олдборо, выстроенной на вершине крутой скалы, которая возвышается над морем. За эти годы я подружилась со многими священниками и учеными, но всем объясняла только, что интересуюсь сказаниями, связанными с крестовым походом короля Эдуарда Первого.

Местный викарий, мистер Гиллиам, рассказывал, что он и его помощник занимались раскопками в старой полуразрушенной норманнской церкви после того, как произошел оползень. Они нашли старые пергаменты, которые, по его мнению, могли бы меня заинтересовать. Они были написаны на латинском, и даже моего несовершенного перевода оказалось достаточно, чтобы понять: речь идет о лампе. Поверьте, лорд Бичем, я так разволновалась, что думала, сердце разорвется. Рукопись принадлежала Роберту Бернеллу, секретарю короля Эдуарда. О Бернелле я знаю все. Умный, циничный, но не злобный и снисходительный к окружающим. Беззаветно преданный королю. Он утверждал, будто король не знал, что делать с лампой. Очевидно, боялся ее сверхъестественной силы и в то же время не верил, что она может быть чем-то иным, кроме как обычной старинной сарацинской лампой, которой по какой-то непонятной причине дорожили тамплиеры, скрывая ее от повелителя. Бернелл писал, что не видел никаких чудес, совершаемых лампой, пока…

— Ба-ба-ба, кто это?!

Бичем невольно вздрогнул и, подняв глаза, увидел стоявшего перед ними в небрежной позе Джейсона Флеминга, барона Кроули. Тот улыбался, легонько похлопывая стеком по сапогу.

Лорд Бичем терпеть не мог Кроули, уже немолодого человека, чересчур много знавшего обо всем и обо всех и, похоже, делавшего немалые деньги на своих познаниях. Он пил без меры, играл вечерами напролет, гонялся за каждой юбкой, и хотя по всем признакам французская болезнь давно должна была свести его в могилу, этого до сих пор не произошло. При виде привычной наглой ухмылочки лорду Бичему всегда хотелось хорошенько стукнуть Кроули по носу.

Он ответил нахалу бесстрастным взглядом, кивнул и коротко бросил:

— Кроули.,.

— Кто эта прелестная леди, Бичем?

— Вряд ли она может вас интересовать, Кроули. Ваша лошадь, кажется, нервничает.

— Я где-то видел вас, дорогая. Кажется, неделю назад, на балу у Сэндерлингов. Вы были с Александрой Шербрук. Все делали комплименты вашим несомненным.., э-э.., достоинствам.

Хелен, с первого взгляда понявшая, кто перед ней, брезгливо скривила губы и немедленно отпарировала:

— Мои достоинства могут быть несомненными, но ваша " грубость, сэр, еще более очевидна, мало того — невыносима.

Лорд Кроули отступил. Четко очерченные губы растянулись в уродливом оскале.

— Это ваше первое свидание с лордом Бичемом, дорогая? Умоляю, будьте осторожнее. Бичем — человек опасный. Он не будет обращаться с вами так хорошо, как я. — И с поклоном добавил:

— Я, как вы уже слышали, Кроули. А кто вы?

Хелен широко улыбнулась:

— А я — леди, сэр.

— Проваливайте, Кроули! Мы с дамой заняты.

— Чем именно, позвольте поинтересоваться? Лорд Бичем медленно поднялся и устремил на Кроули пронизывающий взгляд. Тот нервно поежился.

— Тут нечего скрывать, Кроули. Мы партнеры.

— В чем, позвольте спросить?

— А вот это не ваше дело. Убирайтесь!

— Вы заинтересовали меня, Бичем. Он отсалютовал Хелен стеком, повернулся и грациозно вскочил в седло.

— Держитесь подальше от него, — велел Спенсер, глядя вслед всаднику, пока тот не скрылся из виду. — У меня репутация соблазнителя: занятие вполне невинное по сравнению с пороками лорда Кроули. Он же питает неутолимую жажду ко всяким мерзостям. Поверьте, он — воплощенное зло.

— Каким мерзостям?

— Он паразитирует на бессилии и несчастьях, — коротко бросил лорд Бичем. — Итак, на чем мы остановились?

— На Роберте Бернелле и лампе. Он писал, что никаких чудес лампа не совершала. И это при том, что король и королева целыми днями безуспешно терли ее. Наконец осенью 1279 года Элинор тяжело заболела. В то время в Лондоне бушевала какая-то злокачественная лихорадка, и королева вместе с тремя придворными дамами слегла. Все фрейлины умерли, и король был безутешен, опасаясь, что за ними последует и любимая жена. Тогда-то он в качестве последнего средства и взял лампу. Врачи отказались от королевы, и король положил лампу на руки Элинор.