— Повезло Джорджу! — заметил граф. — Ничего удивительного, что он так настаивал на том, чтобы я приберег Делоса для Сент-Лежера!

— А Бестиан герцога Портланда победил на скачках в Сент-Джеймс Палас. Что случилось с вашими лошадьми?

— По правде говоря, — ответил граф, — я слишком беспокоился и был занят поисками одной исчезнувшей особы, а потому опоздал и не успел записать на эти бега ни Зевса, ни Перикла, как вначале собирался, — вот они и не участвовали.

— Так это моя вина! — воскликнула Калиста. — Я уже причинила вам столько неприятностей, что не понимаю, как вы вообще еще со мной разговариваете!

— Я нахожу, что вы прекрасная сиделка!

— Я очень рада, — тихо сказала девушка, — потому что я не знаю, что я могу для вас сделать, чтобы вы простили меня! Мне так стыдно, что я испортила вам жизнь! Право, мне очень жаль!

— Думаю, мои соперники были вне себя от радости, не увидев меня в Эскоте и узнав, что мои лошади не будут участвовать! — с улыбкой отозвался граф.

— Будь вы там, вы обязательно выиграли бы Золотой кубок, — жалобно проговорила Калиста. — На этих состязаниях присутствовала сама королева! В газетах описывают, как она была одета.

— Бога ради, избавьте меня от светских сплетен, — сказал граф. — Лучше уж я послушаю еще какие-нибудь из ваших историй об арабских и берберийских скакунах!

— Я их знаю бесчисленное множество, — ответила девушка. — Некоторые из тех, которые я уже вам рассказывала, скорее всего вымышленные, но я стараюсь собирать любую информацию, все, что только найду о лошадях; я занимаюсь этим с пятнадцати лет. Мне хотелось бы когда-нибудь показать вам альбом, куда я наклеиваю вырезки из старых газет и переписываю всякие интересные факты, которые попадаются мне в книгах, или записываю» рассказы грумов. — Она помолчала. — Но мне никогда не удастся показать вам все это, ведь я… если я не вернусь домой…

— Вы обязательно вернетесь домой, — твердо сказал граф. — Я отвезу вас обратно, и мне кажется, ваша мать будет так рада снова увидеть вас, что она даже не рассердится.

— Почему вы так уверены в этом?

— Ваша мать очень беспокоилась о вас, Калиста, и она сказала мне, что любит вас больше других дочерей, потому что вы больше всех похожи на своего отца.

Девушка широко раскрыла глаза.

— Если бы вы сказали мне это три года назад, я была бы счастлива. Тогда я любила маму всем сердцем и восхищалась ею, мне так хотелось, чтобы она тоже любила меня, но теперь…

— — Теперь? Что же изменилось? — спросил граф, так как она замолчала, недоговорив.

— Я никогда не смогу простить ей того, что она попыталась насильно связать нас друг с другом; того, что она опоила меня снотворным и так недостойно, так коварно и низко хотела завлечь вас в ловушку! — Она опять помолчала немного, потом робко спросила:

— Вам было очень противно? Вы, наверное, страшно разозлились?

Граф улыбнулся.

— Мне кажется, в тот момент я был так ошеломлен и сбит с толку, все это было так неожиданно, что я даже не мог как следует разозлиться. Меня просто потрясли простота и дерзость этого плана.

— Интересно, что подумали лорд Джордж и лорд Пальмерстон?

— Они мне ничего не говорили.

— Но вы, наверное, имеете некоторое представление.

— Если даже и имею, то, во всяком случае, не собираюсь сообщать об этом вам, — ответил граф. — Я отвезу вас домой, Калиста, и постараюсь сделать это как можно скорее, сразу же, как только смогу встать на ноги, и я совершенно уверен, что все это происшествие останется в тайне. — Увидев, с каким выражением она смотрит на него, граф воскликнул; — Боже милостивый, дорогая моя девочка! Не можете же вы разрушить всю вашу жизнь только из-за того, что вашей матери вздумалось поставить маленький, но эффектный спектакль, и выиграть таким образом пари на тысячу гиней!

Мгновение Калиста пристально, не отрываясь смотрела на него, потом встала и прошла через комнату к окну.

— Вы всерьез предлагаете, — спросила она каким-то сдавленным голосом, точно с трудом произнося каждое слово, — чтобы я вышла за вас замуж?

— Абсолютно серьезно, у нас нет другого выбора, — ответил граф. — И поскольку мы пробыли вместе все это время и прекрасно ладили друг с другом, то, как мне кажется, наш брак должен быть удачным. — Девушка ничего не ответила, и, подождав минутку, граф продолжал:

— У нас с вами есть много общего, особенно наша любовь к лошадям. Думаю, вам интересно будет узнать о моих планах выведения чистокровных скаковых жеребцов из тех, что уже гуляют на моих пастбищах или стоят пока в конюшнях, и вы будете с удовольствием помогать мне в этом. — Улыбнувшись, он продолжал:

— С вашей поддержкой я смогу вывести новые, прекрасные породы. Вы будете воодушевлять меня, и, может быть, мне удастся даже вырастить лошадь, которая выиграет восемьсот шестьдесят две скачки, как Эклипс, или тысячу сорок две, как Царь Ирод!

— Да, это будет замечательное достижение! — тихо согласилась Калиста. — Хотя мне кажется, что вы столь же успешно можете вделать все это и без меня.

— Думаю, нам будет веселее заниматься всем этим вместе, — возразил граф. — И скажу вам честно, Калиста, что если уж я должен жениться, то лучше на вас, чем на ком-либо из тех, кого я встречал до сих пор.

— Благодарю вас, — ответила девушка. — Но вы знаете не хуже меня, что это не совсем то же самое, что любовь.

— Откуда вы можете знать, ведь вы еще никого не любили?

— Мы оба знаем умом, а может быть, сердцем, как это должно быть по-настоящему.

— Тем не менее, — сказал граф, — я совершенно убежден, что брак, основанный на взаимном доверии, на общих интересах и, что самое главное, на разумном желании обоих супругов дать счастье другому, должен быть удачным.

Калиста молчала, глядя в окно, и граф снова откинулся на подушки, любуясь, как лучи теплого полуденного солнца яркими искорками вспыхивают в ее рыжеватых волосах.

Граф понимал, что девушка чувствует себя очень несчастной и не знает, на что решиться, но он подумал, что не стоит пока больше настаивать и пытаться, внушить ей, как следует вести себя в подобных обстоятельствах.

Она походила на норовистую, еще не объезженную лошадь, которая никогда не знала узды, а потому действовать надо было осторожно, ласково уговаривая, а не принуждая ее подчиняться требованиям общества.

Требования эти, подумал граф, не очень-то совпадали с ее отвагой и бесстрашием, ее пренебрежением к условностям, неотделимыми от ее мягкости и чувствительности, от ее чистого, возвышенного взгляда на жизнь, которых он ни разу еще не встречал ни в одной женщине.

Она гораздо более чувствительна и ранима, чем кажется, только она ни за что не хочет, чтобы другие это заметили, решил граф, пытаясь угадать в то же время, какие чувства эта девушка может испытывать к нему.

Впервые в жизни он не мог этого сделать, в первый раз, общаясь с женщиной, он ни в чем не был уверен.

Глава 6

— Ваш ход! — сказал граф.

В начале игры Калиста была рассеянна, казалось, мысли ее витают где-то далеко, и вот теперь, внимательно посмотрев на доску, она вдруг обнаружила, что ей грозит шах, а может быть, даже и мат.

— О чем вы задумались? — спросил граф немного погодя.

Девушка улыбнулась.

— Об Оресте; я думала, не от него ли вы хотите выводить новую, чистокровную породу? Из него получился бы отличный производитель!

— Неужели вы никогда ни о чем не думаете, кроме лошадей? — В голосе графа прозвучали нотки раздражения.

— Они восхищают меня, я не могу смотреть на них без волнения, — ответила Калиста. — Вчера вечером я подумала, как это глупо было с моей стороны, что я не догадалась попросить Коко подарить мне ту французскую книгу, в которой я нашла рассказ о Годольфине Арабе. Там были еще другие очень интересные рассказы, которые я хотела бы вам прочитать. — Она помолчала, словно пытаясь их припомнить, потом добавила:

— Коко, конечно, не смог бы мне отказать, потому что…

Девушка недоговорила. Подождав немного, граф не выдержал:

— Потому что — что?

— О, ничего особенного, — ответила она, как будто речь шла о чем-то совсем незначительном, и быстро перевела взгляд на доску.

— Мне кажется, вы собирались сказать, что это потому, что он влюблен в вас, — заметил граф после паузы. — Именно это вы и имели в виду, не так ли?

Взглянув на Калисту, он увидел, как краска бросилась ей в лицо.

— Да, вы правы, — не сразу ответила она, — но он был очень хороший, добрый человек, и он не пугал меня так, как Мандзани.

— Он целовал вас? — спросил граф резко и отрывисто, каким-то сразу охрипшим голосом.

— Разумеется, нет!

— В таком случае, откуда же вы знаете, что он был влюблен в вас? Он сказал вам об этом?

— Я… это было видно по тому, как он старался услужить мне, сделать мне что-нибудь приятное, помочь, и по тому, как он… говорил со мной. Я уверена, что он понимал, насколько различно наше положение в обществе, и знал, что я — не обычная цирковая артистка.

— Надо было бы совеем не иметь ума, чтобы не понять этого, — усмехнулся граф. — Но мне хотелось бы знать об этом романе.

— Никакого романа не было! — с жаром возразила Калиста. — И вы не имеете права меня допрашивать.

— Как ваш будущий муж я имею полное право интересоваться вашими отношениями с другими мужчинами.

Калиста помолчала, потом сказала:

— Люди почему-то считают, что клоуны — грубые, вульгарные люди. Многие из них действительно таковы, но Коко, он… совсем другой, непохожий на них… Возможно, это потому, что он… француз.

— Чем же именно он отличался, чем он был так непохож на других? — настаивал граф.