Стефани Лоуренс - Неуловимая невеста

Крайтон, камердинер Дэниела, предложил поискать в Бери-Сент-Эдмондсе. Алекс согласился. Пока Родерик и Дэниел ехали на юг, чтобы разделаться с Гамильтоном, Крайтон отправился в Бери, а Алекс остался в Лондоне, чтобы организовать переезд.

Дэниел поднялся и подошел к окну.

— Вот-вот начнется снегопад. Если мы останемся здесь, завтра не сможем выехать, а гонцы Алекса не сумеют добраться до нас.

— Нам пора. — Родерик встал.

Дэниел отошел от окна.

— Гамильтон не рискнет путешествовать в непогоду. Это дает нам время отправиться на север, чтобы расправиться сначала с Делборо, а потом и с ним.

Уже через пять минут они мчались галопом по дороге, ведущей в Лондон.

«16 декабря 1822 года.

Утро.

Моя спальня в Маллингем-Мэноре.

Дорогой дневник!

Судьба была добра к нам. Сегодня мне дана идеальная возможность, чтобы хорошенько обдумать все детали того, что может оказаться превосходным браком между мной и Гаретом.

Стоило несколько минут поговорить с Леонорой и Клэрис, чтобы понять: их взгляды на жизнь и джентльменов совпадают с моими. И из того, что я наблюдала прошлой ночью, их браки, по крайней мере на первый взгляд, могут быть названы счастливыми. Хотелось бы, чтобы и мой брак оказался таковым. Поэтому сегодняшний день я собираюсь посвятить тому, чтобы узнать у них все, что сумею.

К тому же идет густой снег. Мы не можем носа высунуть за двери, и придется провести весь день в доме.

В моем случае — за осторожными расспросами дам.

Э.».

К середине дня, когда Леонора и Клэрис проскользнули в малую гостиную и, смеясь, бросились на диваны, Эмили узнала все, что хотела и даже больше того.

— Ваши дети восхитительны, — заявила она с сияющей улыбкой.

Леонора тоже улыбнулась:

— С этим мы спорить не будем, поскольку помешаны на своих крошках. И все же я рада, что они прилично себя вели.

Клэрис вальяжно махнула рукой:

— Все, что необходимо, чтобы их очаровать, — это заговорить об обезьянах. Калеб и Роберт уже обсуждают, как уговорить Джека купить им мартышку. Но у меня нет ни малейшего желания иметь в доме что-то подобное.

— Совершенно верно, — согласилась Леонора. — Кстати, у меня уже трое детей. А вы говорили с Гаретом, сколько малышей хотите?

— Я сказала «много», потому что сама из большой семьи, — сообщила Эмили, но тут же нахмурилась. — В отличие от Гарета. Он был единственным ребенком.

— Это ничего не значит, — возразила Леонора. — Тристан тоже был единственным ребенком, но считает, что мы должны иметь как можно больше ребятишек.

— У меня трое братьев, — сообщила Клэрис, — и я все гадала, как смирится Джек с непрерывным шумом, но, похоже, ему все это очень нравится, и детский гомон в его ушах звучит музыкой.

Они рассмеялись и продолжали болтать, расспрашивая Эмили о Гарете и о том, чего она ожидает от их брака. Типично женский разговор, именно то, в чем так нуждалась Эмили.

К тому времени как прозвучал первый гонг и все трое отправились переодеваться, она уже многое узнала о тонкостях супружеской жизни.

Доркас достала второе вечернее платье. Одеваясь, Эмили болтала с горничной о домашних делах.

Потом она уселась на табурет перед туалетным столиком и, пока Доркас расчесывала и укладывала ей волосы, снова задумалась о том, что занимало ее больше всего. Может, Гарет не уверен, что желает такого же брака, как она. Что ни говори, а он — воин, который много лет провел вне общества, и может иметь иное мнение.

Им нужно сесть и поговорить, но когда?

Нужно дождаться, пока они окажутся в относительной безопасности. А пока она постарается лучше разобраться в своих мечтах и планах. Найдет самые верные слова, чтобы описать все, чего хочет, все, что должно быть у них.

— Ну вот. — Доркас поправила узел волос на затылке Эмили и отступила. — Теперь вы выглядите как полагается. Но предупреждаю, если мы останемся здесь надолго, у вас кончатся вечерние платья.

Позже, ложась в постель, Эмили представила реакцию окружающих, появись она в наряде, который бегум тунисского бея считала вечерним.

При мысли об этом она улыбнулась: даже сейчас сложно поверить, что у нее хватило мужества надеть возмутительно неприличное платье.

Гарет, войдя в комнату, нашел ее в задумчивом настроении.

— Пенни за твои мысли, — пошутил он, укладываясь рядом.

Она бросилась в его объятия и припала головой к мужскому плечу.

— Я сейчас подумала, что делала за границей многое из того, на что никогда не решилась бы в Англии. Неужели теперь растеряю всю свою храбрость?

Он ответил медленной и теплой улыбкой.

— Невозможно. Храбрость в твоем характере. Ее невозможно потерять. А приспосабливаться к правилам общества, зная и понимая, что можешь и чего не можешь делать, не рискуя подвергнуться остракизму, — это сила, а не слабость.

— Я не думала об этом в таком смысле, — тоже улыбнулась она.

Гарет смотрел ей в глаза, но было слишком темно, чтобы увидеть, что в них. Видеть ее в таком настроении было ново для него, но это интриговало еще больше.

Похоже, ее устроит такая супружеская жизнь, как у Джека и Клэрис, Тристана и Леоноры. У него не было никаких знаний о современном браке, но такие отношения, как у этих четверых, ему подходят. Более того, он вполне представлял такие отношения между собой и Эмили, но не знал, что для этого сделать, на чем основан такой союз.

— Я… — начал он и замолчал.

Что он скажет? Что хочет того же, что есть у Джека и Клэрис?

Но они не Джек и Клэрис.

И Гарет не был уверен, что Эмили любит его безоглядно. Он рвался вперед, спотыкаясь и падая, спеша приковать ее к себе, узнать, чем еще может привлечь ее, не произнося тех трех слов, которые она так жаждала услышать.

Запустив руки в шелковистый водопад волос, он уложил ее на спину. Но Эмили уперлась ладошками ему в грудь.

— Что ты собирался сказать?

Гарет покачал головой:

— Позже.

Когда он сам все поймет. Когда найдет подходящие слова.

Она открыла рот, но прежде чем успела продолжить расспросы, он ее поцеловал.

Схватил в объятия и увлек в страсть, в огонь, который так легко вспыхнул, в водоворот их желаний.

Здесь, в этом мире, все было так просто, так достижимо. В этом мире он знал, как заставить ее стонать и молить… знал, что она любит.

Чего хочет.

И он постарался дать ей это… и больше. Показать то, что не мог выразить словами.

Эмили извивалась под ним, и перед глазами все кружилось, а ощущения накатывали волнами, разбивающимися о причал. В прошлую ночь она была главной и правила бал. Теперь настала его очередь.

И он доводил ее до пика, настойчиво и неуклонно вел по длинной, мучительной и новой тропе, боготворил и поклонялся ей.

Под его руками она чувствовала себя драгоценным сокровищем. Богиней. Особенно когда он развел ее бедра и поцеловал там, чтобы свести ее с ума. Чтобы уносить все выше. Чтобы она самозабвенно царапала ему спину, заходясь в безмолвном крике.

Но тут его жесткие ладони погладили воспаленную кожу, требуя и обещая одновременно. Он поднялся над ней, развел бедра еще шире и скользнул во влажную глубину.

Властно. Непреклонно.

Ощущение этой плоти, заполнившей ее, было невероятным.

Гарет вышел и снова вонзился еще глубже, с еще большим пылом.

Она слепо провела руками по мощной спине, обняла его еще крепче и поймала ритм этого прихотливого безымянного танца.

Их соединенные тела напрягались, стремясь к единственно возможному выходу.

Он врезался в нее последний раз, сильно, глубоко, и она взорвалась.

И упала. С обрыва. Разбитая и счастливая. Охваченная неописуемой радостью.

И услышала прерывистый стон.

Сдавшись неизбежному, он обмяк на ней, едва не раздавив тяжестью.

Эмили с улыбкой прижала его к себе, наслаждаясь послеощущениями экстаза.

«17 декабря 1822 года.

Моя спальня в Маллингем-Мэноре.

Дорогой дневник!

У меня есть немного времени до ужина.

Сегодня был день объединения и ожидания.

Когда я проснулась, Гарета, как обычно, уже не было. Окончательно измотав меня, он ушел на рассвете. И все же события этой ночи подтвердили мои мысли: между нами настолько прочная связь, что ни я, ни он не можем этого не признать. Когда мы вместе, между нами взаимное благоговение, взаимная преданность. Потому что мы обожествляем друг друга.

Этим утром я не пишу о нашей свадьбе. Скорее, пытаюсь сформулировать собственные мысли. И поскольку снег, хоть и постоянно тающий, все еще держит нас в доме, в этом месте относительной безопасности, где все невзгоды отодвинулись куда-то далеко, я наконец смогла достичь некоторого прогресса.

Я много беседовала с пожилыми леди — они такие душечки, — наблюдала за Тристаном с Леонорой и Джеком с Клэрис. И кажется, поняла, что необходимо для успешного брака между мной и Гаретом.

Доверие. Равенство. Сознание взаимной силы и готовность принять слабости друг друга, разделить беды и горести. Страдания и бремя. Триумфы и радости.

Поэтому, дорогой дневник, я полна решимости и с ясной головой жду. Конца миссии Гарета. Конца Черной Кобры. Скорее бы!

Я чувствую, что стою на пороге не только большого счастья, но и волнующего путешествия, которое продлится всю мою оставшуюся жизнь. Но я не могу сделать первый шаг, пока этот злосчастный Черный Кобра не пойман и не посажен под замок.

Мы надеемся, что скоро придет известие от Вулверстона.

Молюсь, чтобы так и было.