«21 октября 1822 года.

Перед обедом.

Моя комната в доме Кэткарта.


Дорогой дневник!

После подтверждения Кэткартом времени нашего отъезда пришлось еще раз наведаться на рынок. Мы постоянно оглядывались, но наших врагов не заметили, что только усилило наши опасения. Никто не верит, что они сдались. И то, что Черная Кобра отозвал своих ищеек, рождает единственный вопрос: каким образом он намеревается загнать нас в угол?

Что касается следующего этапа путешествия, хотя я не стала открыто возражать, все же втайне питаю опасения относительно путешествия с караваном. Однако, поскольку альтернатив, по-видимому, не существует, я, разумеется, стану держать голову высоко и вынесу все.

На личном фронте… я заметила со стороны Гарета явную тенденцию к тому, что называют «собака на сене». В нем явно проявляется инстинкт собственника по отношению ко мне, и я не совсем представляю, как на это реагировать. Хотя мне все это не слишком по душе и я предвижу скорые проблемы, подозреваю, что у мужчин определенного типа подобные инстинкты являются врожденными, и от них не так легко избавиться.

Конечно, сестры смогли бы дать мне мудрый совет, но они далеко, а обратиться больше не к кому. Поэтому мне очень их не хватает, и мамы тоже.

Я понимаю, что там, где речь идет о Гарете Гамильтоне, мне необходим совет опытного человека.

Э.».


За час до рассвета Роджер Кэткарт привел их к небольшому племени берберов, которым управлял шейх Али-Джихан. Лагерь находился между песчаными барханами, к северо-востоку от города.

Эмили, закутанная в бурку, стояла рядом с остальными членами своего отряда, пока Гарет и Али-Джихан, красивый дьявол, почти ровесник его и Кэткарта, что-то тихо обсуждали. Кэткарт настороженно оглядывался. Эмили тем временем сквозь прорезь в бурке разглядывала окружающих, стараясь хоть что-нибудь узнать об этом незнакомом мире.

С того места, где стояла Эмили, видно было еще три берберских лагеря. Обитатели этого молча наблюдали за разговором шейха с чужеземцами.

В какой-то момент Эмили заметила, что Али-Джихан и Гарет смотрят в ее сторону. Потом Али-Джихан что-то спросил, кивнул, услышав ответ, и переговоры возобновились.

Наконец в полумраке сверкнула белозубая улыбка Али-Джихана. Они с Гаретом обменялись рукопожатием, и шейх стал выкрикивать приказы мужчинам и женщинам, разбиравшим шатры.

Кэткарт и Гарет подошли к своим.

— В этом племени все говорят по-английски или по-французски, или на обоих языках, — сообщил Кэткарт. — Так что вас поймут. А с ними вы будете в безопасности. Относительной, конечно.

Эмили не поняла смысла взглядов, которыми обменялись друзья. Но тут Гарет обратился к ней:

— Доркас и Армия пойдут с женщинами постарше. Мукту, Бистер и я поедем с мужчинами, охраняющими караван. Маллинс, Уотсон и Джимми будут при повозках с багажом.

— А я? — нахмурилась девушка.

Гарет посмотрел куда-то вдаль.

— У вас будет собственный транспорт.

Обернувшись, она увидела Али-Джихана, вернувшегося с погонщиком, который вел в поводу огромного верблюда. В караване были и другие верблюды. Животные брыкались и ревели. Каждое было нагружено тяжелыми седельными сумками, но этот верблюд был другим. За его горбом лежала подушка, перехваченная ремнями. Подойдя ближе, верблюд ощерился и издал громкий рев, который Эмили приняла за протест.

— О нет! — Она попыталась отступить, но Гарет сжал ее плечо.

— К несчастью, да. В наших обстоятельствах спина этого зверя — самое безопасное для вас место. И самый безопасный способ путешествовать через пустыню.

— И кто это сказал?

Эмили широко распахнула глаза при виде того, как и погонщик, и верблюд показали зубы. Животное подвели к ней и заставили встать на колени.

Али-Джихан обошел верблюда, спустил с импровизированного седла веревочное стремя-лесенку и поклонился, весело блестя глазами.

— Ваш рысак, дорогая леди.

Он говорил на превосходном английском, но в том, как его взгляд пытался проникнуть сквозь бурку, не было ничего цивилизованного.

Проигнорировав это обстоятельство, поскольку у него все равно ничего не выйдет и, кроме того, под буркой она была полностью одета, Эмили с опаской уставилась на верблюда и неохотно шагнула вперед. Большая лохматая голова повернулась к ней. Животное снова показало зубы.

Гарет подвел ее к седлу.

— Осторожнее. Они плюются.

— Плюются?! — Ошеломленная девушка поставила ногу в стремя и инстинктивно потянулась к высокой луке. И только поднявшись, заметила уже оседланных великолепных лошадей.

Вместо того чтобы сесть в седло, Эмили замерла.

— У них есть лошади, на одной из которых я вполне могу ехать. Не помните, как я мчалась по горной дороге из Пуны?!

Но Гарет упрямо сжал ее бедра и подтолкнул вверх.

— Нет. Вы не можете скакать на лошади.

— Но почему?

Она старалась извернуться, чтобы окатить его гневным взглядом. Но Гарет вцепился в ее бедра, удерживая на месте.

— Прежде всего они не до конца объезжены.

— Я бы смогла управиться…

— Возможно, — сухо перебил Гарет. — Но есть одна причина, по которой вы будете ехать на этом животном. Верблюд — любимец Али-Джихана.

Устав стоять в стременах, она сдалась и уселась в седло, оказавшееся на удивление удобным. Берберский вождь тем временем разъезжал среди своих людей, что-то крича и жестикулируя.

— Но какое отношение к происходящему имеет то, что верблюд — любимец Али-Джихана?

— Он не покинет хозяина.

— И что?

— Если кто-то попытается украсть вас, ничего не получится: верблюд с места не сдвинется. На свете нет более упрямого животного.

Он кивнул погонщику, державшему поводья, и Эмили едва не вскрикнула, когда верблюд неуклюжими рывками поднялся с земли.

— Но это… — пробормотала Эмили.

— Это Ханиф. Он научит вас управлять Дохой.

— Дохой?

Ханиф широко улыбнулся:

— Доха — очень хороший верблюд.


Дядя опустился на подушки, раскинутые перед низким столиком, на котором стояли разнообразные неизвестные ему блюда. Впрочем, он готов к любым лишениям во имя служения своему великому хозяину.

Прежде чем он успел потянуться к первому блюду, во дворе послышался шум. Дядя взмахом руки велел сыну узнать, кто приехал. Через минуту Мугал вернулся с одним из служителей культа.

Тот низко поклонился.

— О, высокочтимый, мы только что получили известие, что майора и его отряд видели за городскими стенами.

— И?..

Мужчина, не поднимая головы, продолжал:

— Они покинули город вместе с берберским караваном. Те, кому мы заплатили, сказали, что караван ушел на запад.

— Превосходно, — кивнул Дядя. — Можешь идти.

Мужчина, вскинув удивленные глаза, встретился со взглядом Дяди и поспешно опустил голову.

— Да, высокочтимый, — пробормотал он и, часто кланяясь, попятился из комнаты.

— Слышал? — обратился Дядя к сыну.

Мугал кивнул.

Дядя улыбнулся.

— Вне всякого сомнения, майор пытается добраться до посольства в Каире, — объявил он и знаком велел сыну сесть рядом с ним; Тот немедленно повиновался. Отец положил ему руку на плечи. — Это твой шанс, сын мой, возвыситься на службе у Черной Кобры. Наш вождь великодушен со всеми, кто хорошо ему служит. Он приказал остановить майора. И если мисс Энсуорт, вечно сующая нос в чужие дела, будет поймана и по достоинству вознаграждена за свою дерзость, это тоже нам зачтется. Полагаю, ты должен использовать кочевников, которым мы платим, и вместе с ними пуститься в погоню за майором и женщиной. Поимка и доставка их в Каир сулит тебе славу и успех.

— Так ты поручаешь мне догнать их? — просиял сын.

Дядя с улыбкой кивнул:

— Давай поедим, и я провожу тебя. Караван идет медленно, и они не ускользнут от тебя.

Когда Мугал жадно потянулся к тарелке, взгляд Дяди смягчился.

— И я буду ждать тебя в Каире, чтобы отпраздновать.


Когда солнце зашло, окрасив горизонт оранжевым, красным и пурпурным, Эмили осторожно спустилась на землю. Доха привычно ощерился и проигнорировал ее.

Эмили тихо фыркнула, расправила юбки и широкую бурку и, оставив Ханифа заботиться о Дохе, пошла искать остальных.

Когда они отправились в путь, некоторое время ушло на то, чтобы приноровиться к странной походке верблюда, но зато потом она уже не боялась свалиться. Ханиф показал ей, как управляться с поводьями, чтобы животное слушалось. Верблюд повиновался не очень охотно, но особых хлопот не доставлял.

Вопреки ее ожиданиям первый день путешествия прошел без неприятностей. Когда в середине дня караван остановился на обед и отдых, Эмили спросила Ханифа, что будет, если Али-Джихан помчится на лошади по пустынным барханам. Разве Доха не последует за ним?

— О нет, мисс, — покачал головой Ханиф. — Доха — умное животное и знает, что это… — он обвел рукой караван, — место его хозяина. Останется здесь и будет ждать возвращения Али-Джихана. Ему нет нужды мчаться за ним, если он знает, что хозяин вернется.

— Уверены, что этот Доха привязан не к вам?

Ханиф слегка усмехнулся:

— Но я всегда здесь… у меня больная нога, и я не могу скакать достаточно быстро, чтобы угнаться за разбойниками.

Завидев друзей, Эмили подхватила юбки и побежала к ним. Нельзя сказать, что она так уж влюбилась в верблюда, который, мягко говоря, отвратительно смердил, куда хуже, чем лошади, — но езда на нем была роскошью.

В караване было много повозок с колесами без шин, но некоторые мужчины толкали ручные тележки.

В повозки были впряжены ослики. Женщины и мужчины постарше по очереди садились в них, но берберы помоложе упорно мерили шагами пустынную тропу.