И что это за план придумал Карлтон? Неужели он понял правильно, и его друг действительно намеревается лишить мисс Редмир невинности, а затем бросить ее, опозорить в глазах всего лондонского общества, ничуть не заботясь о ее репутации?

Он знал Карлтона и понимал, что если что-то или кто-то не вмешается в задуманную им авантюру, мисс Редмир попадет вскоре в дьявольскую переделку.

Царапанье в дверь возвестило о прибытии обещанного слуги. Проследив за удаляющимся портпледом, Эдвард вернулся к окну. Спустя несколько минут он увидел, как коляска лорда Карлтона выехала за ворота постоялого двора и направилась на север по дороге на Тирск. Эдвард следил за ней, пока коляска не скрылась за каменным зданием на Хай-стрит.

«Чем все это может кончиться?» – думал он. Встав перед зеркалом, которое немного криво висело над комодом, он аккуратно поправил складки своего шейного платка. Как он скажет леди Редмир, куда сбежала ее дочь: то ли в Гретна, то ли в Париж?

Леди Редмир…

Его мысли неожиданно обратились к ней. Интересно, по-прежнему ли она так прекрасна, как была когда-то?

* * *

– Но где же она может быть? – воскликнула леди Редмир, измученная тревогой. Она сидела в своей спальне в мягком кресле с высокой спинкой, обтянутом бархатом цвета абрикоса, и ждала известий о дочери. Этот вопрос она задала своему давнему другу. – Джеймс, она просто не могла уехать из замка, но ее служанка обыскала весь дом, все комнаты наверху и даже чердаки, нижние помещения и все жилые комнаты, маслобойню, судомойню, сады и даже занесенный снегом тисовый лабиринт. У бедной девочки зуб на зуб не попадал, когда она говорила мне, что не нашла Джилли.

Виконтесса сжимала в одной руке вышитый платок и, не переставая, теребила его другой. Ее собеседник, казалось, никак не отреагировал на эти слова.

– Вы слушаете меня, Джеймс? – спросила она. Ответа по-прежнему не было. Ее дорогой капитан словно прирос к зеркалу.

Капитан Бек был привлекательным джентльменом, высоким, прекрасно сложенным, все еще стройным, несмотря на небольшое брюшко, и настоящим дамским любимцем. У него были выразительные карие глаза, томный взгляд, который он отрабатывал в надежде достичь когда-нибудь эффекта байроновского чарующего полувзгляда. Любая лондонская хозяйка салона, даже с самой малой претензией на моду, пыталась при каждом удобном случае заполучить его в свою гостиную. Он считался настоящим знатоком моды и танцев, и леди Редмир полагала, что ей несказанно повезло, коль скоро она смогла заручиться его преданностью, тогда как многие куда более высокопоставленные дамы тщетно добивались его внимания. Но выбор капитана был не случаен. В возрасте сорока лет леди Редмир могла быть довольна своей внешностью больше, чем иная тридцатилетняя дама. Джилли была очень на нее похожа, и матери, конечно, было весьма лестно, когда в прошлом году в Хэрроугейте один джентльмен умолял старшую сестру Джулиан танцевать с ним. Леди Редмир тогда покраснела от удовольствия, этот искренний комплимент согрел ей сердце, и ей стало еще приятнее, когда, узнав, что в действительности она мать Джилли, ее кавалер проявил неподдельное изумление. Он тотчас извинился за свою неосведомленность, а она добродушно взяла его под руку, настаивая, чтобы они пошли танцевать, невзирая на его ошибку, а затем заставила его пообещать, что он и дальше будет продолжать в том же духе, поскольку он, несомненно, доставил ей огромное удовольствие.

Танец был прекрасен, а партнер – очень интересным мужчиной, к тому же и выгодной партией, и будь она вдовой, а не женщиной, ушедшей от мужа, она бы приложила все усилия и заставила этого джентльмена искать ее руки. Он, казалось, тоже очень ею заинтересовался и был страшно разочарован, узнав о существовании лорда Редмира. Тот факт, что этот новый знакомый вскоре после того исчез с Хэрроугейтских ассамблей, одновременно и расстроил ее, и успокоил. Однако она не переставала вспоминать о нем иногда, поскольку была очень одинока после разрыва с мужем.

Но что толку сожалеть об этом?

Отогнав бесполезные воспоминания, она вновь обернулась к капитану, который все еще был полностью поглощен созерцанием собственного отражения в высоком зеркале, стоявшем в золоченой раме возле окна. Он взбивал белым куриным пером свои не в меру кудрявые черные волосы – весьма сомнительного цвета! – и прерывал это занятие лишь затем, чтобы развернуть зеркало ближе к окну, дабы поймать как можно больше полуденного мартовского света.

Он несколько раз тряхнул головой, явно недовольный своим видом, и воскликнул:

– Я не должен был позволять вашему парикмахеру стричь меня. Никакой тонкости, никакой художественности, необходимой в таком деле. Вы помните того парикмахера в Брайтоне прошлым летом? – Моп Dieu,[4] вот он был formidable![5]

Он даже прищелкнул языком. – Если бы я только знал, я бы хорошо заплатил ему, чтобы он ехал с нами. Но вот я здесь, на свадьбе вашей дочери, а выгляжу так, словно мной подметали!

– Ох, да замолчите же, Джеймс! – возмутилась она. – Вы, должно быть, не понимаете, но у меня сейчас есть более серьезный повод для волнения, чем ваша прическа.

– Что бы это могло быть? – спросил он изумленно.

– Вы совсем не слушали меня, не правда ли?

– Боюсь, не слушал. Но теперь я глубоко расстроен, видя, как вы встревожены. А что стряслось? Нет, не говорите, позвольте мне догадаться. Не прибыли жемчужные пуговицы для вашего платья? А мы-то с такой тщательностью их выбирали!

* * *

Она подняла руку и слегка повернула ее, чтобы он мог видеть те самые пуговицы, о которых говорил: они были пришиты в длинный ряд по рукаву светло-голубого шелка.

– Нет, их, разумеется, доставили через два дня после того, как отправили из Йорка. В тот же вечер за ужином я вам об этом рассказала. Джеймс, клянусь, вы никогда не обращаете внимания на мои слова.

– Не говорите так, – проворковал он. – Вы же знаете, я живу лишь для того, чтобы утешать вас и облегчать ваши страдания. – Он опять взглянул на себя в зеркало, слегка виновато, словно это происходило помимо его воли. – Итак, скажите, что же беспокоит вас, любимая?

– Я еще раз говорю вам, Джулиан пропала! По крайней мере, ее горничная искала ее повсюду и не смогла найти.

– Ах, это! Ну да, я слышал, вы что-то говорили, но, право же, вы преувеличиваете, дорогая. Это непохоже на вас, Миллисент. Но позвольте заверить вас – ваши волнения совершенно необоснованны. Кроме того, не может же венчание состояться без невесты, не так ли?

Леди Редмир опустила локоть на подлокотник кресла и подперла рукой подбородок.

– Вы совершенно меня успокоили, – с сарказмом ответила она. Увидев, как капитан Бек снова принимается за свои кудри, она вздохнула с досадой: – И что мне с вами делать?

Его внимание, однако, было уже всецело поглощено другим. Он сказал:

– Действительно, новое масло просто невыносимо. Я никак не могу назвать это благоуханием. Как вы думаете, не добавляют ли производители амбру? Ее получают из китов, вы знаете, должно быть. Не странно ли, что субстанция, принадлежащая самому огромному из океанических существ, используется для ароматизации масла? Я нахожу это отвратительным. Цветы – да, но рыба? – С этими словами он повернулся, подошел к леди Редмир, и наклонил голову к ее носу. – Скажите, что вы думаете? Я не прав? Это не амбра?

Леди Редмир закатила глаза, но, снисходя к своему самовлюбленному поклоннику, подалась вперед и понюхала его волосы.

– Возможно, миндаль, но не амбра, – ответила она.

– Орех? – переспросил он, ошарашенный и еще более недовольный. – Выходит, я мажу волосы ореховым маслом?

– Ох, оставьте ваши волосы хоть на минуту. Скажите, что мне делать, Джеймс? Если Джулиан не появится вскоре, как я объясню ее отсутствие полусотне гостей, собравшихся на свадьбу, а тем более Карлтону, когда тот приедет? – Она взглянула на свои любимые часы, закрепленные на портьере рядом с креслом, и проговорила, задыхаясь: – Силы небесные! Он должен быть с минуты на минуту, если уже не приехал! Что мне делать?

Ее мучительный вопрос не вызвал ни малейшей реакции у Бека: он изучал в зеркале свой толстеющий живот, раздраженно раздувая ноздри и поворачивая голову влево, чтобы лучше видеть свой профиль. У него был раздвоенный подбородок, и, как говорила мать Бека много раз с того дня, когда ее возлюбленный сын осчастливил Миллисент своим вниманием, эта глубокая ямка означала, что его целовали ангелы.

Леди Редмир вздохнула. Она бы скорее сказала, что славного капитана поцеловал Нарцисс.

Джеймс Бек был своеобразной смесью нелепостей. Он был наделен привлекательным лицом и фигурой, которые могли бы очаровать десяток богатых наследниц, но зато уж и тщеславие его было безгранично. Капитан Бек целый месяц служил в Королевской Армии Его Величества, пока его не уволили. Ему было около сорока. Когда год назад леди Редмир отошла от своей прежней жизни в высших кругах Йоркского общества, оскорбленная тем, что лорд Редмир развлекался со своей любовницей буквально у нее на глазах, Бек решил заняться ею.

Многие полагали, что их отношения имели под собой сердечную подоплеку, но ее близкие друзья знали, что это не совсем так: он был для нее чем-то вроде бальзама, который она таскала с собой повсюду для успокоения своих бедных расшатанных нервов. Он никогда не шел дальше поцелуев, приберегая наиболее интимные из них, которые он запечатлевал на тыльной стороне ее запястья, для случаев, когда они бывали на людях. Правда, он присутствовал при ее утреннем туалете, но поскольку все это время он был поглощен изучением перед зеркалом каждой морщинки или нежелательного пятнышка на своем лице, она никогда не чувствовала, чтобы ее скромность и ее женственность подвергались хоть малейшей опасности стать объектом восхищения.

Она вновь разочарованно вздохнула, подалась вперед в своем кресле, словно заглядывая в прошлое, лоб ее страдальчески сморщился.