– Примите мои соболезнования, – искренне сказал Йен. – Так вы теперь совсем одна?

– Была. Дядя, унаследовав от отца титул и деньги, любезно пригласил меня к себе в дом, в свою семью. Когда меня похитили, я плыла в Виргинию на его судне.

Широко улыбнувшись, Йен вскочил на ноги.

– В таком случае, мисс Клермонт, позвольте мне иметь честь лично доставить вас на плантацию вашего уважаемого дядюшки.

– Буду очень рада, если вы составите мне компанию, – ответила Шайна. – И буду вам признательна, если вы пришлете кого-нибудь из здешней прислуги, чтобы помогли мне одеться. А затем мы можем двинуться в путь.

Учтиво поклонившись, Йен вышел из комнаты, чтобы позвать жену хозяина гостиницы. Шайна проводила доктора задумчивым взглядом. У нее появилось не очень приятное чувство, что она приобрела не только попутчика, но и поклонника.

5

На следующий вечер Шайна в сопровождении Йена Лейтона добралась до Йорка. Жизнь в городке била ключом. Будучи единственным удобным портом на побережье между Филадельфией и Чарлстоном, он притягивал к себе богатых торговцев, которые со временем оседали здесь и обзаводились просторными красивыми домами на высоком берегу Йорк-ривер. Простой люд и моряки жили в домах попроще, жмущихся к самой воде. Этот район города обитатели богатых домов с пренебрежением называли «Нижним».

Дела йорктаунских купцов особенно круто пошли в гору с тех пор, когда губернатор штата издал указ, по которому все торговые суда, пересекающие Чесапикский залив, должны были проходить здешнюю таможню. Благодаря этому указу все пристани города были постоянно забиты судами, заходившими в порт Йорка. Через таможню проходило несметное количество товаров и из Америки, и из Европы. И это было выгодно всем жителям города – и купцам, и матросам, и рабочим на верфях.

Оказавшись в Йорке, Шайна и Йен Лейтон первым делом направились в таверну «Лебедь» на углу Главной и Баллард-стрит. Здесь Шайна расположилась в гостиной для дам, а Йен отправился на поиски приличной комнаты. Кроме того, он собирался связаться с Монткалмом и через посыльного обрадовать лорда Клермонта известием о том, что его племянница цела и невредима.

– Я не покину вас до тех пор, пока за вами не приедут, – сказал Йен, следуя вслед за Шайной по крутой гостиничной лестнице.

– Это так любезно с вашей стороны, – ответила Шайна. – Я уверена, что дядя будет чрезвычайно признателен вам за то, что вы оставили ради меня свои дела в Вильямсбурге.

– Мне было весьма приятно сделать это, – ответил ей доктор.

Шайна оглянулась. Что-то в выражении его глаз насторожило ее. Заметив в стенном зеркале свое отражение, Шайна задержалась возле него, поправляя волосы.

– Надо привести себя в порядок, – сказала она, приглаживая локоны. Затем одернула и разгладила платье.

Хотя хозяйка «Синей Голубятни» и сделала все возможное, чтобы платье выглядело прилично, на нем все равно остались следы той бурной ночи, которую Шайна провела в лесу под бушующим ливнем.

– Что подумает дядя, если я предстану перед ним в таком виде? Я похожа на чучело?

– Вы были пленницей у пиратов, – напомнил ей Йен. – В страшную бурю бежали от них через лес. Вы были больны… После таких испытаний трудно выглядеть словно картинка.

– И все же… – она вздохнула, не договорив.

– Отдохните хорошенько, – сказал он. – Я распорядился, чтобы вам прислали горничную – помочь привести себя в порядок. А я ненадолго покину вас. Я вернусь раньше, чем за вами приедут из Монткалма.

Шайна проводила его улыбкой. Но эта улыбка мгновенно сошла с ее лица, как только Йен вышел из комнаты и за ним захлопнулась дверь. Может, это было невежливо с ее стороны, но ей больше всего хотелось, чтобы он попрощался с нею прямо сейчас и продолжил свой путь в Вильямсбург. Но доктор прочно вошел в роль ее покровителя и защитника, а кое-что в его голосе и взгляде давало Шайне повод подозревать, что Йен был бы не прочь претендовать и на некую другую роль. Большую, чем просто верный друг, но совершенно ненужную Шайне.


Вскоре появилась горничная с тазом, наполненным горячей водой, и чистыми полотенцами. Появился и небольшой кусочек душистого мыла на изящном блюдце. Шайна попросила дать ей еще и гребень, и служанка, поклонившись, вышла из комнаты.

Быстро раздевшись, Шайна с наслаждением смыла с себя дорожную пыль. Когда горничная вернулась с гребнем, Шайна уже вновь была одета. Она взяла принесенный горничной костяной гребень и тщательно расчесала свои дивные белокурые волосы. Закончив, она перехватила их черной ленточкой, это был дар жены хозяина «Синей Голубятни». Если что-то и огорчало сейчас Шайну, так это необходимость оставаться в ненавистном ей теперь платье – том самом платье, в котором она бежала из дома Габриеля Форчуна.

Она не позволяла себе думать, вспоминать об этом человеке с той самой штормовой ночи. И вдруг…

Воспоминания нахлынули на Шайну внезапно. Они словно ждали своего часа, притаившись в глубине ее сознания. Мысли ранили, возбуждали, они рождали живые и яркие картины минувших дней, минувших событий.

Шайна застыла в напряженной позе и зажмурила глаза. Она даже не заметила, как вышла из комнаты горничная, унося с собой таз с водой.

Перед мысленным взором Шайны вновь вставало лицо Габриеля – красивое, волевое. Она словно вновь чувствовала на своем плече его руку – когда он забирал ее у Ле Корбье в каюте «Черной Жемчужины». Она вспомнила, как они стояли рядом возле пылающего камина в его доме. Со сладким ужасом вспомнила, как приблизилось его лицо, как смотрели на нее его глаза в ту ночь, в каюте «Золотой Фортуны». Снова почувствовала на себе тяжесть его сильного тела и ту боль, когда он вошел в нее.

– Шайна? – вывел ее из забытья голос Йена. Он нерешительно заглядывал в комнату. – Я стучал, но вы не отозвались. Я подумал, что…

Шайна залилась краской. Как хорошо, что люди не умеют читать чужие мысли! Она сгорела бы от стыда, если б доктор смог узнать, о чем она думала, что вспоминала минуту тому назад!

– Я просто задумалась, – объяснила она.

– Я кое-что принес для вас, – сказал Йен, входя в комнату.

В руках у него была большая коробка, перевязанная лентой. Следом за доктором в комнату шла горничная.

– Вы и так сделали для меня слишком много, – заметила Шайна. Ей очень не хотелось быть обязанной слишком многим этому человеку. Но женское любопытство взяло верх, и она подошла к коробке, которую он положил на краешек постели.

– Я раздобыл это у портного в нескольких кварталах отсюда, – пояснил Йен, развязывая шелковую ленту – голубую, с розовыми полосками.

Шайна восхищенно вздохнула, когда горничная вынула из коробки голубое шелковое платье, украшенное на воротнике кремовой лентой, с кружевами на рукавах. Под шелком пенилась воздушная нижняя юбка. На дне коробки лежала пара чудесных расшитых туфелек.

– Но как… Я не верю своим глазам… – изумилась Шайна.

– Платье было сшито на заказ, – пояснил Йен. – Но заказчик не пришел. Портной обрадовался, что на него нашелся покупатель.

Доктор не стал уточнять, что заказчиком был один из богатейших торговцев города и что заказывал он его для своей любовницы. А вернулось платье к портному после того, как тот отправил его по ошибке не по тому адресу: не любовнице, а жене заказчика.

– Прекрасно! – восхитилась Шайна. Конечно, ей не хотелось быть обязанной Йену, но она искренне радовалась тому, что теперь ее дядя увидит перед собой изящную леди, а не бродяжку, которую только что выловили из воды в гавани.

Польщенный реакцией девушки на его подарок, радостный и довольный, Йен вышел из комнаты, а Шайна с помощью горничной принялась надевать свой новый наряд.

Вскоре переодевание было закончено, и Шайна уселась перед зеркалом. Платье сидело прекрасно – разве только рукава слегка широковаты: очевидно, любовница купца была полнее Шайны. Горничная хлопотала вокруг нее с гребнем, укладывая локоны Шайны в прическу, каскадом спадающую вдоль плеч и за спину.

– А что прикажете сделать с этим, мисс? – спросила служанка, указывая на старое платье Шайны, небрежно брошенное на пол.

– Можете выкинуть его, – ответила Шайна. – Видеть его больше не хочу. Никогда!

Горничная забрала старое платье Шайны, ее разбитые, размокшие туфли, нижнюю юбку и тихо удалилась – как раз в тот момент, когда в комнату вернулся Йен.

– К подъезду только что подъехала карета, – сказал он. – Я полагаю, что это ваш дядя, ибо слышал, как кто-то произнес фамилию Клермонт.

Шайна испытала вдруг приступ страха. Хотелось верить, что дядя окажется добрым и славным человеком, но тем не менее она никак не могла совладать со своими нервами.

Она бросила на себя последний взгляд в зеркало. Слава богу, все в порядке. Волосы хорошо уложены, шелковое платье достаточно элегантно, хотя фасон его несколько вызывающ. Она перебросила длинную прядь волос вперед, стараясь прикрыть низкий вырез декольте.

В дверь постучали.

Йен отворил. Появившийся в дверном проеме хозяин гостиницы возвестил громко:

– Лорд Клермонт!

Оторвавшись от зеркала, Шайна сжала пальцами шелк платья, пытаясь унять в них дрожь. Затаив дыхание, она всматривалась в лицо человека, появившегося на пороге.

Артур Клермонт, а ныне – барон Клермонт, внешне мало походил на своего покойного брата. Отец Шайны был высоким, стройным мужчиной. Лорд Артур оказался гораздо ниже ростом, плотным, с широкими плечами и короткой шеей. Он производил впечатление солидного, добропорядочного человека, твердо стоящего на этой грешной земле.

Лицо его было массивным, квадратным, с сильными челюстями и тонкими бровями того же темно-каштанового цвета, что и длинные, до плеч, волосы – такие густые и вьющиеся, что напоминали парик. Одежда его отличалась добротностью и простотой: на ногах – ладно сшитые мягкие сапоги с заправленными в них темными бриджами, сюртук и плащ – коричневые, хорошо скроенные, из дорогой ткани, но без всякой отделки, которой так любят украшать себя жители таких городков, как Йорк.