Ну да, она была девственницей. Но откуда он мог знать это! Красивая, юная – да. Но ведь не маленькая девочка, не подросток.

И вообще, если бы она серьезно сопротивлялась, может, ничего бы между ними и не было.

И вот теперь и экипаж бросает на него хмурые взгляды. Ну все, хватит! Хватит терпеть женские капризы! Если она и дальше будет дуться как маленькая, то и он будет обращаться с ней соответственно! Задать ей хорошую трепку – глядишь, с нее и слетит эта маска обиженной маменькиной дочки!

И тут словно к мозаике добавился недостающий фрагмент. Габриель увидел все в ином свете, и сразу все стало на свои места.

Оскорбленная… обесчещенная…

Да, она вела себя именно так. Изнеженная, капризная куколка, привыкшая к тому, что все должно быть так, как она хочет. И нет в ней никакого смирения, нет ничего от служанки – покорной и знающей свое место. Габриель достаточно повидал в своей жизни женщин и может отличить прислугу от леди. Даже девушка из хорошей семьи, вынужденная пойти в услужение, не стала бы дуться столько времени, гордо молчать и копить в себе злость и раздражение, ожидая, пока рядом с ней не окажется человек, достойный того, чтобы ему пожаловаться.

Но в таком случае кто же она – юная красавица с роскошными пепельными волосами, запертая до сих пор в его каюте? Он с самого начала заподозрил, что она – не та, за кого себя выдает. Стоп, стоп! А что, если она – дочь богатых и влиятельных родителей? Путешествовала на корабле, плыла из Англии в Америку, по дороге попала в руки пиратов…

Габриель схватился руками за голову, затем распустил узел душившего зеленого шейного платка. Этого еще недоставало! Только теперь до него дошло, в какую историю он, возможно, попал.

Дальнейшие мысли Габриеля стали совсем уж невеселыми.

Плавание в колониальных водах давно считается опасным из-за возможного нападения пиратов. Не желая мириться с этим, правительство Британии объявило пиратам войну. И губернатор Виргинии, Александр Спотсвуд, заявил, что не остановится перед самыми жесткими мерами, пока не уничтожит пиратство в американских водах. Даже губернатор Северной Каролины Чарльз Иден, известный своими тесными и дружескими связями с пиратами, объявил, что не гарантирует им впредь безопасности и поддержки. Так что теперь корабли Спотсвуда могут не обращать внимания на границы, ведя свою войну на истребление морских разбойников в прибрежных водах.

А тут еще это осложнение. Если девушка, которую он лишил невинности несколько дней тому назад, окажется дочерью, или сестрой, или – господи помилуй! – невестой кого-нибудь из богатых виргинских плантаторов, тогда Спотсвуд не просто расправится с виновным – он устроит показательную казнь! И все, о чем Габриель мечтал, все, к чему стремился, все его надежды и планы рухнут в одну минуту на эшафоте под улюлюканье толпы зевак.

Ему живо представилась картина: красавица с заплаканными глазами выступает свидетельницей в суде. Вот она подходит к сидящему в белом парике судье и клянется на Библии говорить только правду. А затем рассказывает – истинную правду. О том, как Габриель выиграл ее в карты, привез на свое судно, а затем – изнасиловал. Ну а о том, что она сама с удовольствием принимала участие в любовных играх, прекрасная свидетельница, естественно, промолчит.

Дальше? Дальше его объявят подлым, гнусным негодяем, дьяволом во плоти, чудовищем, изнасиловавшим юную беспомощную девушку, выродком, лишившим ее невинности. Он не сомневался, что все показания суд обратит против него, и эта так называемая Меган Гордон станет первой из тех, кто затянет петлю на шее Габриеля.

Картина была настолько яркой, что Габриелю даже стало трудно дышать – так живо представилось ему прикосновение шершавой пеньковой веревки к шее. По коже пробежал озноб. Почувствовав рядом с собой чье-то присутствие, Габриель тряхнул головой, отгоняя прочь ужасные видения и вглядываясь в лицо подошедшего. Это оказался Эдвард О'Мара, его первый помощник.

– Добрый вечер, кэп, – сказал он, облокачиваясь на перила рядом с Габриелем.

Этот голос окончательно привел Габриеля в чувство. Он горько усмехнулся, вспомнив, как далеко унесло его на своих крыльях разыгравшееся воображение, а затем повернулся к своему помощнику.

– Завтра в это время мы уже должны быть в порту, – заметил О'Мара. – Полагаю, вам хочется поскорее вернуться домой.

– Конечно, – согласился Габриель. – Вот только…

Первый помощник бросил на своего капитана быстрый взгляд. Как и все на судне, он заметил изменения в характере Габриеля, случившиеся за последние дни. И, как весь экипаж, он считал, что самое мудрое в такой ситуации – помалкивать.

– Что случилось, кэп? – рискнул все-таки задать щекотливый вопрос О'Мара. В конце концов, его положение первого помощника и многолетняя дружба с капитаном дают ему право хотя бы попробовать разрешить проблемы Габриеля.

Габриель тяжело вздохнул.

– Эта девушка, – тихо сказал он. – Ума не приложу, что мне с ней делать.

– Если ее отпустить, – осторожно произнес О'Мара, – она тут же пустит по нашему следу полицейских ищеек…

– Да, не теряя ни минуты, – подтвердил Габриель. – Она ненавидит меня. Она поклялась, что отомстит мне за…

О'Мара кивнул, полагая, что ему понятны мотивы, по которым так жаждет мести девушка, запертая сейчас в капитанской каюте.

– Выходит, ее нельзя отпускать на свободу, – заключил он. – А значит, остается только…

О'Мара чиркнул корявым пальцем по своей шее.

– Нет, – твердо сказал Габриель. – Я не могу убить ее.

Первый помощник уже раскрыл было рот, но Габриель добавил, опережая его:

– И никому не позволю перерезать ей глотку.

О'Мара нахмурился и покачал головой:

– Спаси вас бог, капитан. Крепко же она вас зацепила.

– Зацепила? Да, может быть, – согласился Габриель. – Очень может быть.

О'Мара снял шляпу и медленно, торжественно наклонил свою седую лохматую голову – так, словно склонял ее над гробом почившего друга.

– Какой ужас, капитан! Какой ужас!

Считая свой долг выполненным, он оставил капитана в одиночестве на палубе, а сам направился в кубрик, чтобы донести до всего экипажа «Золотой Фортуны» печальную весть: Габриель повержен противником, против которого бесполезны пушки и шпаги, ибо имя ему – женщина.


Оставшись вновь в одиночестве, Габриель прислонился к перилам и подумал, что на самом деле положение его гораздо серьезнее, чем кажется первому помощнику. Ведь О'Мара, так искренне желавший помочь своему капитану, ровным счетом ничего не знал о запертом в столе капитанской каюты письме. Письме от девушки, которую Габриель попросил стать его женой. Да, Габриель сделал ей предложение – и пожалел о нем раньше, чем произнес последние слова. И не мог даже в самых своих смелых мыслях предположить верный старый помощник, что его капитан обручен с девушкой, которую не любит, и всецело поглощен другой, которая поклялась уничтожить его.

Габриель тряхнул головой. Попробуй-ка объясни кому-нибудь, что ты живешь между двух огней: между женщиной, от которой не знаешь, как избавиться, и женщиной, от которой тебя отделяет пропасть, и не видно ни одного моста, ни одной жердочки, по которой эту пропасть можно перейти.

– Проклятие! – прорычал он в беспросветную, бесконечную пустоту, окружавшую его. – Лучше иметь дело с дюжиной английских солдат, чем с одной разъяренной женщиной!

Покинув палубу, Габриель спустился в кают-компанию, где спал последние две ночи, не пытаясь и заикнуться о правах на свою собственную постель в капитанской каюте, на которой спала Шайна. Габриель укутался турецким ковриком, купленным у португальского купца, и попытался заснуть. Было неуютно и холодно, но не беда – ведь завтра он будет дома!


Шайна презрительно оттолкнула руки Габриеля, когда тот попытался помочь ей сойти по трапу на берег. Он шел рядом с девушкой вдоль длинной темной громады дока, протянувшегося по берегу гавани. Шайна ступала нетвердо, слегка покачиваясь, заново привыкая после шаткой палубы к твердой земле под ногами. Идти ей было непросто, но ледяной взгляд ее глаз отметал даже намек на помощь со стороны спутника.

– Где мы находимся? – холодно спросила она, когда они миновали док.

– Дома, – коротко ответил он, идя вслед за Шайной по узенькой – двум лошадям не разъехаться! – каменистой дорожке.

– Это вы – дома, а не я, – огрызнулась Шайна. – Еще раз спрашиваю: где мы? Скажите, по крайней мере, это хотя бы Америка?

– Хотя бы, – неохотно подтвердил он и не добавил больше ни слова.

Шайна села в поджидавший их экипаж, и Габриель забрался в него следом. Доки и гавань вскоре скрылись за спиной, и дорога запетляла по бескрайнему полю, заросшему кое-где кустарником. Луна выглянула в просвет между низкими облаками, и в ее призрачном свете Шайна увидела вдали очертания большого дома.

Ночью все дороги кажутся длиннее – так и дом оказался ближе, чем ожидала Шайна. Он был мрачным, темным, необитаемым. Но при этом Шайна догадалась по очертаниям, что дом велик. Он был похож на те огромные здания, в которых жили лондонские знакомые семьи Клермонтов и в которых Шайна так часто бывала со своими бедными покойными родителями.

– Ваш? – спросила она, еще раз окидывая взглядом стоящий на невысоком холме дом.

– Мой, – просто ответил Габриель.

– Для вашей невесты? – Шайна спохватилась, что сболтнула лишнее, но было поздно: она проговорилась, и слов, вылетевших на ветер, уже не вернуть. Она испугалась его гнева, но Габриель лишь улыбнулся в ответ:

– Я так и знал, что вы прочитали то письмо.

Габриель улыбнулся, но мысли его в это время бешено крутились: он вспоминал, не упоминала ли его невеста в том письме его настоящее имя. Очень не хотелось бы, чтобы «мисс Меган Гордон» оказалась посвященной в тайну, которую Габриель скрывал под маской пирата. Наконец он вспомнил, что на письме есть только его инициалы, и облегченно вздохнул.