– Здесь прохладно. И красиво. И тихо. А если присмотреться, можно разглядеть доки там, вниз по реке.

Она махнула рукой в направлении доков и гавани на выступе речного берега вдали. Там на якоре среди прочих судов стоял и «Друг», вид которого всегда рождал у Шайны поток воспоминаний. Словно переводные картинки они постепенно проявлялись и делались все объемнее, все ярче. Ле Корбье, «Черная Жемчужина», знаменитый великолепный «великий Могол» и, конечно же, Габриель – его жесткое, красивое лицо постепенно вытесняло все остальные воспоминания и заполняло мысли Шайны.

– Что с тобой, Шайна? – спросила Ребекка.

Шайна вновь вынырнула из своих мыслей и посмотрела на кузину. Две девушки, сидящие сейчас под развесистой ивой, больше походили не на кузин даже, а на родных сестер. Ребекка казалась чуть-чуть ухудшенной копией Шайны. Та же кожа – разве только чуть менее шелковистая. Те же глаза на загорелом лице – разве только не такие голубые. Те же волосы – тонкие, светлые, вьющиеся – разве только без того неповторимого серебристого оттенка, что у Шайны.

Нужно сказать, что мать Ребекки, леди Клермонт, замечала эту разницу и сокрушалась.

– Вот что значит иметь в своих жилах голубую кровь и быть настоящей аристократкой, – качала головой она, сравнивая дочь и племянницу.

Франческа Клермонт не сомневалась прежде, что Ребекка – идеал женской красоты, однако, увидев Шайну, она скрепя сердце была вынуждена признать, что племянница ее – образец еще более высокой, утонченной красоты и грации. И это заронило искру зависти в ее любящее материнское сердце. А искра зависти постепенно и незаметно стала разгораться в неприязнь.

Что же касается Ребекки, то она была слишком поглощена своей любовью и грядущим замужеством и, в отличие от матери, не испытывала никакой зависти к Шайне. Она считала, что скорее Шайна должна завидовать ей. Если что-то и тревожило Ребекку, так это опасение, что рано или поздно Шайна может положить глаз на ее суженого.

– Шайна? – повторила Ребекка, так и не дождавшись ответа от кузины. Она протянула руку и дотронулась до желтого шелкового платья Шайны. – Что с тобой, Шайна? Почему ты так побледнела?

Шайна улыбнулась и сказала извиняющимся тоном:

– Так, ничего. Просто я смотрела на «Друга» в доках, и его вид напомнил мне…

Ребекка ничего не сказала. Конечно, она прекрасно знала о том, что Шайну похитили с борта отцовского судна, забрали в плен. Знала, что сначала Шайна попала в руки Ле Корбье, а затем стала добычей Габриеля Форчуна. Вот, пожалуй, и все. Только скупые и голые факты.

Разумеется, любопытство Ребекки требовало большего. Ей очень хотелось услышать все детали, все мельчайшие подробности. Ребекка просто сгорала от желания знать – каково быть похищенной разбойниками, каково жить на борту пиратского судна. Ей хотелось иметь представление, как выглядят пираты, во что они одеты, как они живут и чем занимаются во время своих плаваний по морям и океанам. А еще ей было интересно понять, как сумела Шайна вырваться из их цепких рук и бежать.

Но Шайна упорно молчала, и поэтому Ребекка частенько размышляла над этими вопросами сама. Она слышала множество историй о пиратах и о женщинах, которых они похищают, а затем делают их своими любовницами.

Она вспомнила, какой слабой и беспомощной чувствует себя в объятиях своего жениха. Вспомнила его губы, страстно прижимающиеся к ее губам, вспомнила, как перехватывает дыхание от его поцелуев. И тогда Ребекка представляла на месте своего жениха красивого и сильного пирата, привыкшего силой брать все, что ему хочется – будь то золото или женщина, и ее сердце замирало от сладкого страха.

Но, конечно же, Ребекка никогда не стала бы расспрашивать Шайну о подробностях ее пребывания на пиратском судне. Воспитание, деликатность и, не в последнюю очередь, страх перед отцовским запретом не позволяли ей затрагивать в разговоре с кузиной столь болезненную тему. Что могло сыграть положительную роль, так это время. Время затянет раны, сгладит переживания, и Шайна однажды сама расскажет ей все.

– Совсем забыла, – сменила тему разговора Ребекка и опустила руку в карман платья. – На твое имя пришло письмо. Мама попросила меня передать.

Шайна взглянула на конверт, сломала сургучную печать. Развернула и быстро пробежала глазами исписанный лист бумаги. Затем сказала упавшим голосом:

– Он возвращается… – Шайна растерянно взглянула на кузину. – Йен Лейтон возвращается.

– И что в этом плохого? – удивленно спросила Ребекка. – Папа рассказывал, что этот доктор – настоящий джентльмен.

– Полагаю, что это так и есть, – неохотно согласилась Шайна. – Он очень милый. И его доброта ко мне переходила все границы. Он так заботился обо мне, когда я болела… Но он не… не…

– Что – не? – сгорая от любопытства, воскликнула Ребекка. – Неужели у тебя в Лондоне остался сердечный друг? Ой, Шайна, как же ты с ним рассталась, уезжая в Виргинию, за тридевять земель?

Шайна слабо улыбнулась.

– Да нет, ничего подобного. Твоя помолвка совсем вскружила тебе голову. Теперь ты везде видишь любовные романы, даже там, где их нет и в помине.

Улыбка Шайны погасла. Перед ее мысленным взором снова промелькнуло улыбающееся лицо Габриеля. Она словно наяву увидела опять его пронзительные зеленые глаза, почувствовала его…

– Ничего подобного, – повторила она, с усилием отгоняя видения. И что он так крепко засел в ее памяти – этот Габриель Форчун? И кто он такой, в сущности? Пират, разбойник, насильник. Тоже мне герой – справился с беззащитной женщиной!

Ну что в нем хорошего?

Да, он красив. Очень красив. Да, от звука его мягкого низкого голоса Шайна всегда чувствовала дрожь под сердцем. Но искупают ли голос и внешность все его грехи?

Нет, надо перестать быть дурой и прекратить мучиться. Пора выкинуть из головы этого негодяя.

– Но ты можешь написать доктору Лейтону, что тебя не будет в это время в Монткалме, – предложила Ребекка.

– Нет, так нельзя, – возразила Шайна. – К тому же твой отец сам приглашал его. И я не могу не позволить ему повидаться со мной. И с дядей Артуром…

– Но будешь рада, когда он уедет, – закончила за кузину Ребекка.

Шайна кивнула.

– Очень буду рада, – согласилась она. – А ты? Где же твой жених? Когда я смогу своими глазами увидеть это чудо природы?

Ребекка хихикнула и покраснела.

– Скоро, – ответила она. – Он прислал письмо, что приедет в Монткалм в конце недели. Мама собирается устроить по этому случаю вечер – пригласить своих близких друзей и официально объявить о нашей помолвке.

– Наверное, это хлопотное дело – устроить такой вечер? – спросила Шайна, вспомнив, сколько сил отнимала у ее матери подготовка к подобным приемам в Лондоне.

– Надо думать, – согласилась Ребекка. – К тому же дела постоянно требуют присутствия Габриеля в Фокс-Медоу. Он очень редко может выбраться оттуда. Вот и теперь он, вероятно, уедет и появится вновь только перед самой нашей свадьбой.

Ребекка огорченно прикусила нижнюю губку.

– Шайна, ты и представить себе не можешь, как мне не терпится поскорее стать миссис Габриель Сент-Джон!

Шайна ласково улыбнулась кузине, но в голове у нее тем временем забилась мысль: «Габриель Сент-Джон! Да сколько же Габриелей, черт побери, в этой Америке? Складывается впечатление, что каждый второй».


Через три дня, ближе к обеду, приехал Йен Лейтон.

Он долго рассыпался в извинениях за то, что дела так долго задержали его в Вильямсбурге. Ему и невдомек было, что он, пожалуй, единственный, кого огорчает это обстоятельство.

Когда Шайна вышла ему навстречу, глаза его восхищенно вспыхнули. Он взял ее руку и склонился над ней в низком поклоне, нежно приложившись губами к ее пальчикам.

– Я помнил, что вы прекрасны, – сказал Йен, нимало не стесняясь тем, что его могут услышать стоящие рядом, – но в жизни вы еще ослепительнее, чем я представлял вас в своих мечтах.

– Вы льстите мне, сэр, – возразила Шайна, чувствуя, как кровь приливает к ее щекам. Мягко, но решительно она отняла у него свою руку.

– Я никогда не льщу, – поправил ее Йен. – Я всегда говорю правду.

В разговор включилась Франческа Клермонт, женской интуицией почуявшая, что в доме появился потенциальный жених для ее племянницы.

– Надеюсь, теперь вы никуда не спешите по своим делам, мистер Лейтон? Через несколько дней мы будем отмечать помолвку моей дочери. Было бы чудесно, если бы вы присоединились к нам. На этом вечере вы могли бы сопровождать Шайну.

Сердце Шайны упало, когда она увидела признательный и горячий взгляд темных глаз Йена. Он даже раскраснелся от радости.

– О, дорогая леди Клермонт! – воскликнул он. – Вы так добры! Для меня огромная честь и удовольствие сидеть на торжественном обеде рядом с мисс Клермонт! – Он перевел взгляд на Ребекку. – Примите мои искренние поздравления, мадам!

Шайна перехватила взгляд своей кузины и ясно прочитала в нем: «Спасибо тебе, боже, что я выхожу замуж за Габриеля Сент-Джона, а не за этого словоохотливого зануду!»

Шайна перевела взгляд на Йена и с трудом подавила в себе чувство зависти к Ребекке.


Время до торжественного дня помолвки Ребекки тянулось для Шайны утомительно медленно. Наконец она подумала, что если еще раз увидит перед собой лицо Йена Лейтона, взвоет от тоски.

Он не отходил от нее ни на шаг. С утра до вечера. С завтрака и до той минуты, когда все обитатели дома расходились по своим спальням, неся в руках зажженные свечи. Он без умолку болтал, то и дело говорил Шайне комплименты, нес всякую чушь, таскался за ней, словно верная собачка. Бедная девушка уже просто не знала, куда ей деваться от его назойливого поклонения. У нее не было ни единой минуты, чтобы перевести дух, остаться одной, заняться чем-либо или просто подумать в тишине.

Теперь Шайна с тоской вспоминала о том времени – совсем недавнем, – когда она так настойчиво и упорно изгоняла из головы мысли о Габриеле Форчуне. Те дни казались ей просто праздником! Господи, да она отдала бы, кажется, все на свете за возможность оказаться в уединении и погрузиться в размышления, просто насладиться тишиной, только бы не видеть и не слышать Йена Лейтона.