Бренда Джойс - Неукротимое сердце

– Да, – подтвердила она, гладя покрытую пушком головку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Чудесно, – ответила Кэндис. – Привет, Кристина. Ты такая красивая. Моя маленькая леди.

– Ты хочешь назвать ее Кристиной?

– Это очень благородное имя, – отозвалась Кэндис, даже не взглянув на него. – Христианское. Когда девочка вырастет, она станет настоящей леди.

Джек увидел, как Кэндис высвободила грудь и поднесла к ней Кристину. Слова жены наполнили его безотчетной тревогой. Но внимание Джека тут же переключилось на девочку, которая нашла сосок и начала сосать. Он ощущал невероятную гордость, наблюдая за этой сценой. Его прекрасная жена и красавица дочь. Пристроившись за спиной Кэндис, Джек положил ее голову себе на колено.

– Удобно?

Кэндис удовлетворенно улыбнулась.

Кэндис перемалывала семена диких ягод в муку, из которой потом пекли хлебцы. В люльке за ее спиной спала их дочка. Видя Кэндис за подобным занятием, Джек должен был хотя бы улыбнуться: из-за теплых чувств, которые питал к ним обеим, или из-за усердия, с которым она трудилась, как настоящая индианка. Но Джек не улыбался.

Кэндис совсем не походила на индианку. Ее толстая коса была небрежно переброшена через плечо. Покрытое золотистым загаром лицо обрамляли белокурые локоны. Джек подавил желание. Слишком рано, да и вообще что-то не так. Глядя на Кэндис, он поневоле задавался вопросом: не впадают ли некоторые женщины в меланхолию после родов?

Внезапно решившись, Джек повернулся и быстро зашагал через лагерь. Решение созрело в его голове во время последнего губительного налета на долину Аравиапа, простиравшуюся неподалеку от форта Брекенридж. Вдруг Морис еще там?

Кочис встретил его улыбкой:

– Что заставило моего брата покинуть свое счастливое семейство и прийти ко мне?

Джек нахмурился.

– Как твои жены и дети? – участливо спросил Кочис.

– Прекрасно. Я уезжаю, – спокойно сообщил Джек. – В форт Брекенридж. Я намерен убить лейтенанта Мориса. Душа моего брата должна обрести успокоение и покинуть этот мир.

– Это очень опасная затея для одного человека. Как ты проберешься в форт?

– Я собирался прибегнуть к хитрости, пользуясь тем, что похож на белого, но потом передумал. Ночью я перелезу через стену, проскользну в дом Мориса и перережу ему горло во сне. И уйду тем же путем, каким пришел.

– Твой поступок, несомненно, пойдет во благо нашему народу. Если кто-нибудь и способен это сделать, то только ты.

– Я хотел бы, чтобы Кэндис и Кристину доставили на ранчо «Хай-Си», если я не вернусь.

– Это будет сделано.

– И еще. Не хотелось бы, чтобы о моей цели стало известно. Кэндис будет беспокоиться, если узнает. Я скажу ей, что отправляюсь на разведку.

Кочис кивнул и обнял его.

– Начиная с сегодняшнего вечера и до твоего возвращения духи будут танцевать и возносить молитвы. Пусть все думают, что они посвящены очередному походу, но я буду знать, что это ради тебя.

– Спасибо.

Он шел назад к своему вигваму, размышляя о стоящей перед ним задаче. Джек не сказал Кочису всего. Не сказал, что если вернется, то уйдет из племени навсегда. Шоцки будет отмщен. Это все, что он может сделать для брата. Оставаться с апачами и сражаться и далее за их дело выше его сил. И едва ли честно по отношению к воинам, которые не могут положиться на него в бою. К тому же это несправедливо по отношению к Кэндис и Кристине.

О том, что придется оставить Шоши, Джек старался не думать. Это нужно сделать, и точка.

Он облачился в кожаные штаны и рубаху, но обошелся без боевой раскраски и оседлал вороного. Взял ружье, «кольт», нож, лук и стрелы. Последние понадобятся ему, чтобы без лишнего шума подстрелить дичь, если возникнет нужда. Закончив сборы, Джек зашел за вигвам, где Дати долбила камнем шкуру, чтобы придать ей мягкость. В люльке за ее спиной дремал Шоши.

Джек коротко попрощался с ней, сообщив, что вернется через несколько дней, и погладил сына по головке. Шоши проснулся и заплакал, уставившись на него серыми глазками. Дати поднесла его к груди.

– Куда ты едешь? – спросила Кэндис.

Бросив последний взгляд на сына, Джек подошел к ней.

– На разведку. Дня на три, самое большее – на четыре. Она не сводила с него расширившихся глаз и казалась очень испуганной. Джек заподозрил, что Кэндис боится за него.

– Иди сюда, любимая. – Он заключил ее в объятия. Она отчаянно прижалась к нему.

– Джек, – прошептала Кэндис и, пригнув голову мужа, прильнула к его губам.

Они не могли оторваться друг от друга.

– Тебе придется потерпеть, – усмехнулся Джек. – Когда я вернусь, мы займемся любовью по-настоящему.

– Как ты можешь думать об этом сейчас? – удивилась она. Сердце ее неистово забилось при мысли о том, что ей предоставляется шанс. Она покинет лагерь задолго до того, как Джек вернется. Кэндис охватила паника. Она ощущала вину и ужас одновременно. И не чувствовала себя в силах расстаться с ним.

– Дай мне попрощаться с Кристиной, – ласково сказал Джек, отрывая от себя ее руки.

Издав звук, подозрительно похожий на сдавленное рыдание, Кэндис повернулась спиной к мужу, чтобы он посмотрел на дочку. Улыбнувшись, Джек погладил крошечное личико. Девочка даже не проснулась.

– Я скоро вернусь, Кэндис, – сказал Джек, недоумевая, почему у нее такой потерянный вид. – Все будет хорошо, не беспокойся.

– Прощай, Джек, – прошептала Кэндис, сдерживая слезы. Он взлетел в седло и, сверкнув своей неотразимой улыбкой, умчался.

Ну что ж. Пора подумать о Кристине. Будь Кэндис одна, она никогда бы не покинула Джека, если бы, конечно, он сдержал свое обещание развестись с Дати. А теперь ему не придется делать даже этого. Мысль о том, что они будут вместе, вызвала у Кэндис приступ мучительной ревности. Она шагнула к Дати с выражением мрачной решимости на лице.

– Дати, мне нужна твоя помощь, – обратилась Кэндис к индианке впервые после того, как та родила сына.

Дати вздрогнула и удивленно посмотрела на нее.

– Ты в долгу передо мной, – сказала Кэндис. – Я решила бежать и выехать на рассвете. Мне нужны лошадь, ружье и припасы. И проводник, который выведет меня за пределы лагеря. Дальше я сама найду дорогу.

Домой, в «Хай-Си». У Кэндис было слишком тяжело на сердце, чтобы размышлять о том, как отнесутся родные к ее появлению с Кристиной на руках. Она была уверена только в Люке. Он поможет ей перебраться на восток.

– Я ничего не понимаю. – Дати встала. – Ты любишь его. Он любит тебя. Зачем тебе уезжать?

– Из-за дочери. Кристина – не индианка, и я не хочу, чтобы она росла здесь.

– Он приедет за тобой.

– К тому времени меня не будет на ранчо. И еще, Дати. Кочис не должен ничего знать. Вообще – никто. Если кто-нибудь поинтересуется мной, хотя это маловероятно, скажи, что я пошла купаться или придумай что-нибудь еще. Дати кивнула и улыбнулась:

– Никто не заметит, что тебя нет.

– Нечего так радоваться! – вспылила Кэндис.

– Почему бы мне не радоваться? Наш муж в большей степени апачи, чем белый. Ему нужна женщина, которая понимает его. И потом, я родила ему сына. Со временем он забудет тебя. Уж я позабочусь об этом.

– Он никогда тебя не любил! – крикнула Кэндис. Перед ее глазами вдруг возник образ обнаженной Дати в объятиях Джека, и ей стало дурно. – Никогда. Он любит меня. Он может обладать твоим телом, но никогда не отдаст тебе своего сердца. – Они разъяренно смотрели друг на друга. – Я уеду на рассвете, так чтобы никто не видел. Мне нужно оказаться за пределами лагеря с восходом солнца.

– Я все устрою.

Проводив Дати взглядом, Кэндис нашла кусок угля и начала сочинять записку, которая, как она надеялась, будет достаточно жестокой, чтобы отвратить Джека от мысли последовать за ней.

А после этого она раз и навсегда перестанет думать о нем.

Джек прижался к стене и прислушался. Наверху, на парапете, храпел часовой, но больше ни звука не раздавалось в форте, обнесенном каменной стеной высотой в десять футов, перелезть через которую оказалось до смешного легко. Внутри форта находилось несколько зданий. Джек разглядел два длинных приземистых строения, служивших казармами для солдат: пехотинцев и кавалеристов. За ними располагался зал для собраний. В здании напротив размещалась штаб-квартира адъютанта, а рядом, в доме побольше, резиденция командира форта. Справа, в пяти небольших домиках, жили офицеры, в том числе лейтенант Морис. Джек вел наблюдение целый день и выяснил не только, кто из них Морис, но и где тот живет.

Зажав в руке нож, он двинулся вперед короткими перебежками, пригнувшись и стараясь держаться в тени. Миновав штаб и казармы, Джек проскользнул в открытое окно третьего по счету домика и помедлил внутри, привыкая к тусклому освещению. По его лицу катился пот. Здесь, на севере, было ничуть не прохладнее, чем в стойбище Кочиса.

Даже не оглянувшись, поскольку его обострившийся слух не пропустил бы постороннего звука, Джек пересек небольшую комнату и склонился над кроватью, прижав длинное лезвие к горлу спящего мужчины. Морис встрепенулся и открыл глаза. Он попытался приподняться, затем его руки дернулись к ножу. Джек остановил его, слегка надавив на нож:

– Не двигайся.

Глаза Мориса чуть не вылезли из орбит, но он лежал так неподвижно, что, казалось, не дышал. Повисло томительное молчание.

– Кто ты? – прошептал наконец Морис.

– Ниньо Сальваж.

– Что тебе нужно? Джек мрачно улыбнулся:

– Твоя жизнь.

Морис ахнул, его шея дернулась, и нож рассек кожу. Темная струйка залила кромку лезвия.

– Пожалуйста, – отчаянно прошептал Морис.

Он тяжело дышал, на лбу выступил пот, на глазах – слезы.

– За моего брата, – сказал Джек. – За шестерых повешенных апачей.