Бренда Джойс - Неукротимое сердце

– Это зависит от того, что ты попросишь. Девушка вздохнула:

– Это правда, что мужчины-апачи не спят со своими беременными женами? – не удержалась от вопроса Кэндис.

Кочис рассмеялся:

– Ты сердишься, что муж отказывает тебе во внимании? Кэндис зарделась.

– Нет. Но я белая и не привыкла делиться тем, что мне принадлежит. Если Джек спал с Дати после того, как мы поженились…

– Понятно. – Кочис пристально посмотрел на нее. – Мужчины-апачи действительно не спят с беременными женщинами. С того момента, как узнают о зачатии ребенка.

Уже хорошо, решила Кэндис.

– На твоем месте я бы поверил Ниньо Сальважу. Он человек чести. И никогда не солжет ни мужчине, ни женщине. Даже враги верят его слову. Уверен, он не станет обманывать женщину, которой принадлежит его сердце.

– Вы думаете, его сердце принадлежит мне?

– Я знаю это. Однажды мы проговорили всю ночь. – Кочис улыбнулся: – Вскоре после того, как я встретив тебя на перевале Апачи.

Кэндис покраснела под его вопросительным взглядом.

– У меня не было выхода.

– Не часто встретишь женщину с несколькими мужьями, – усмехнулся Кочис.

Она сочла разумным промолчать.

– Спустя некоторое время меня навестил Сальваж. Мы говорили о тебе. И без слов было ясно, как он относится к тебе. Достаточно было посмотреть ему в глаза.

Кэндис глубоко вздохнула. Если это и правда, этого мало, чтобы разрешить все проблемы.

– Все равно унизительно делить мужа с другой женщиной, даже если это чистая формальность. Так не поступают. – Ее глаза сверкнули. – У меня тоже есть гордость. Мне хочется пристукнуть их обоих.

Кочис рассмеялся:

– Таков обычай апачей. Но, что более важно, Сальваж покроет себя позором, если откажет в крове и пище женщине, которая ждет его ребенка. А будет ли он спать с ней потом или нет – дело десятое. Его долг заботиться о ней.

– А как апачи разводятся? Кочис насторожился.

– Зачем тебе это знать? Ты хочешь развестись с мужем?

– Возможно. Женщина имеет право развестись с мужем? Или только муж может сделать это?

– Жены редко разводятся с мужьями по той простой причине, что мужчин меньше. Пожалуй, мне не стоит рассказывать тебе, как это делается. Узнаешь об этом от своего мужа.

– Но ведь это известно любому апачи!

– Верно, но ты не принадлежишь к нашему племени. Кэндис поняла, что Кочис принял решение и никакие уговоры не заставят его передумать. Тем не менее ей стало легче. Теперь она верила, что Джек не спал с Дати после их свадьбы в лагере Шоцки, а значит, был верен ей. Не считая того времени, которое она провела с Кинкейдом. Но в этом Кэндис никогда бы не упрекнула его, хотя и была разочарована, что он так быстро нашел ей замену.

Может, у них еще есть надежда.

Только бы продержаться до конца войны – если она когда-нибудь закончится.

Вернувшись к вигваму, Кэндис застала там Джека. Он принес свежую дичь: опоссума и двух кроликов, которых Дати потрошила. Вид у него был не слишком довольный.

– Где это ты была? – поинтересовался он, пристально глядя на Кэндис.

– С Кочисом, – самодовольно сообщила она. Глаза Джека сузились.

– Не дразни меня, – предостерег он.

При мысли, что он ревнует, Кэндис пришла в восторг.

– Никто тебя не дразнит. Мы с Кочисом – друзья, – сказала она, пряча улыбку. – Мне нравится его общество. И потом, он честный человек.

Джек подошел ближе.

– Женам не полагается проводить время с посторонними мужчинами в отсутствие мужа.

– Женам апачей, – уточнила Кэндис. – На меня это не распространяется.

– Только посмей изменить мне, – пригрозил Джек.

Кэндис с трудом сдержала улыбку. Да он просто изнемогает от ревности! Так ему и надо. Не в силах устоять перед соблазном, она с невинным видом округлила глаза:

– Представляешь, Кочис хотел сделать меня третьей женой, когда мы встретились на перевале Апачи.

Ноздри Джека раздулись.

– Только через мой труп! С чего это тебе захотелось стать третьей женой? По-моему, ты и первой быть не желаешь!

– Я не собираюсь ни с кем делить своего мужа, – заявила Кэндис. – Не забывай об этом, Джек, если хочешь сохранить наш брак.

Он сразу же ухватился за ее слова.

– А, ты все-таки признаешь, что мы женаты. – Джек улыбнулся.

– Это не самое существенное из того, что я сказала.

– Я же говорил тебе, что был с Дати всего один раз и до тебя. Сколько можно повторять? – Он устремил на нее долгий взгляд. – Большинство женщин смотрят на это иначе. Они были бы рады, что муж предпочел их.

– Я не из большинства.

– Я это прекрасно понимаю. Послушай, Кэндис, хватит игр. И не вздумай кокетничать с Кочисом.

– Я не считаю это игрой! Меня насильно увезли, я ношу твоего ребенка и живу в стане врага – рядом с женщиной, беременной от тебя. Какие уж тут, к черту, игры!

Джек всеми силами старался сохранить самообладание.

– Раз уж мы коснулись этой темы, учти, что не я начал эту проклятую войну и, будь моя воля, давно бы ее прекратил. Единственное, что от тебя требуется, – это потерпеть. Возможно, если бы ты больше доверяла мне, все не казалось бы таким безнадежным.

Кэндис молчала. Если ему нужно ее доверие, пусть сначала заслужит его.

– Я надеюсь… нет, прошу тебя помочь по хозяйству. Работы невпроворот. Нужно готовить еду, сушить припасы, чинить одежду, выделывать шкуры. Дати приходится заботиться о четверых.

Кэндис хотела было возразить, но передумала. Все равно ей нечем заняться.

– Ладно, но я не собираюсь ничего делать вместе с ней. Просто скажи, что нужно.

– Что ж, и на том спасибо, – буркнул Джек.

Следующую неделю Кэндис занималась различными делами, в том числе перерабатывала цветы юкки, собранные Дати во время вылазки в лес. Бутоны юкки сушили и добавляли в травяной чай, чтобы подсластить его. Цветы вываривали с мясом и костями. Готовое блюдо частично съедали, а то, что оставалось, высушивали для длительного хранения.

В конце недели состоялась еще одна экспедиция, на сей раз за стеблями мескаля. Кэндис шла пешком вместе с женщинами. Их сопровождали несколько вооруженных мужчин верхом, среди которых был и Джек. Кэндис старалась держаться подальше от Дати. Другие женщины, хотя и не проявляли особого дружелюбия, не чурались ее, знаками указывая на нужные растения. Кэндис получила истинное удовольствие от прогулки. Она никогда не любила праздности и радовалась возможности заняться делом. Яркое солнце пригревало землю. Кэндис постоянно чувствовала на себе заботливый взгляд Джека. По его словам, на очереди был сбор ягод сумаха, соцветий акации и дикого лука, и Кэндис с нетерпением ждала следующей вылазки в лес.

Стебли мескаля обжаривали на костре или запекали в ямах – Дати предпочитала последний способ, – а потом высушивали на солнце, прежде чем убрать на зиму, смешав с соком мескаля. Это занятие напомнило Кэндис тот день, когда она помогала Луси заворачивать мескалевые хлебцы, и печаль наполнила ее душу. Состояние Луси не изменилось. Хозяйственные обязанности постоянно сводили вместе Кэндис и Дати. Хотя они по-прежнему не разговаривали, выяснилось, что ладить друг с другом не так уж сложно.

Ночью Кэндис спала вместе с Джеком на его скатке. Они словно бы заключили очередное соглашение, весьма деликатного свойства. Кэндис жаждала его прикосновений. Она была создана для любви, во всех значениях этого слова, и по ночам потребность в Джеке долго не давала ей заснуть. Он, однако, избегал занятий любовью. Собственно, даже не касался ее. И если Кэндис знала, что Джек обнимает ее, то только потому, что, проснувшись ночью, обнаруживала, что они крепко сжимают друг друга в объятиях. Но когда она просыпалась утром, Джека уже не было.

Кэндис так и не простила ему того, что он заставил ее жить в стойбище, да еще с Дати, но постепенно она смирилась с тем, чего не могла изменить – во всяком случае, на данном этапе.

Через десять дней после их прибытия в лагерь апачей умерла Луси.

Джек испытал облегчение. Наблюдать день за днем, как угасает Луси, было выше его сил. Она отошла во сне. Утром Дати нашла ее бездыханной на постели из шкур. Две женщины, родственницы Луси, пришли помочь Дати с похоронами. Они унесли тело, чтобы обмыть его и одеть.

– Как ты?

Джек обернулся и посмотрел на Кэндис. Ему хотелось, чтобы она утешила его, хотелось очутиться в ее объятиях, почувствовать ее любовь. Но он лишь коротко кивнул и зашагал прочь. Чтобы подумать и предаться горю, хотя и знал, что душа его онемела и устала скорбеть.

Спустившись к уединенной опушке на берегу ручья, Джек уселся на валун. Солнце пригревало его обнаженный торс. Он так и не смирился с мыслью, что Шоцки мертв. Даже добровольный уход из жизни Луси оказалось легче принять.

Мысли Джека переключились на жену. Невероятно, но она привыкла к жизни в лагере – или делает вид, что привыкла. Вряд ли Кэндис простит ему беременность Дати, но, похоже, она смирилась и с этим. Он надеялся, что это первый шаг к пониманию и прощению. Когда-нибудь все это останется позади, и они заживут вместе, как друзья и любовники, как муж и жена. Возможно ли это?

Конечно, Кэндис все еще ненавидит Дати. Хотя «ненавидит», пожалуй, слишком слабо сказано. Джек с нелегким сердцем оставлял их наедине, с ужасом думая, что по возвращении найдет мертвое тело и изувеченную победительницу. Сколько еще они продержатся, не разговаривая друг с другом?

И конечно же, Дати ненавидит Кэндис, причем куда сильнее, чем та. Ведь она занимает положение его жены только из-за ребенка, а Кэндис он любит. К тому же Кэндис открыто заявила свои права, проводя ночи на его скатке. Вот уж настоящая пытка, день ото дня все нестерпимее. Кончится тем, что, проснувшись ночью, он обнаружит, что совокупляется с собственной женой прямо посреди лагеря. А это верх неприличия, хуже того – несмываемый позор.