– У тебя есть виски? – с трудом вымолвил он, взглянув на женщину, наблюдавшую за ним с нескрываемым любопытством.

Проглотив залпом спиртное, Джек снова захмелел. Это было несложно, учитывая количество выпитого накануне. Знать бы только, куда они направляются.

Черт, почему он не может перестать думать об этой бессердечной сучке?

Джек был круглым дураком, когда надеялся, что Кэндис останется с ним. Будь она проклята! Почему он не может забыть, как Кэндис выглядела, как сверкали ее глаза, когда она сердилась, как смягчались от улыбки и сияли от возбуждения? Как она лежала под ним, отвечая на его ласки с пылом, какого он не встречал у других женщин и никогда больше не встретит. В их слиянии было нечто большее, чем физическое соединение, они становились частью друг друга.

Только оказавшись на пыльной улице, Джек понял, что вышел из лачуги босиком, в одних штанах, безоружный.

Остановка дилижансов располагалась напротив.

Кэндис сидела на скамье, в дорожном костюме – юбке и жакете из голубой саржи и шляпке в тон, украшенной голубым пером. Одежда подчеркивала изящные линии ее фигуры, и это вызвало у Джека вспышку запретного желания. Волосы ее были убраны под шляпку, и только несколько белокурых прядей падали на лицо, покрытое золотистым загаром. Она была намного смуглее, чем в тот день, когда он нашел ее в пустыне. На короткое мгновение Джек унесся мыслями к их первой встрече.

Кэндис сидела очень прямо, в напряженной позе, непохожая на себя. Она была одна.

Натыкаясь на прохожих, Джек пошел через дорогу. Он был уже на полпути, когда она заметила его.

– Кого я вижу! – протянул он с издевательской ухмылкой, остановившись перед ней. – Миссис Кинкейд собственной персоной. Собрались в путь?

– Джек! – воскликнула она.

В глубине ее глаз, казавшихся темными озерами на бледном лице, притаилась печаль, поразившая его в самое сердце. С чего бы Кэндис печалиться? Наверняка показалось, да и какое ему дело? Не хватает еще расчувствоваться.

– А где же ваш супруг? – ядовито осведомился Джек, поднимая ее на ноги.

Вопреки его ожиданиям Кэндис не отшатнулась. Она напряженно вглядывалась в его глаза и лишь поморщилась, когда Джек усилил хватку.

– Что же вы не умоляете, чтобы я оставил вас в покое? – Он насмешливо усмехнулся. – А вдруг вас увидят со мной? Что с вами, миссис Кинкейд? Проглотили язычок?

Джек дернул ее к себе, однако Кэндис не издала ни звука протеста.

– Ну и как, миссис Кинкейд? Счастливы вы со своим белым мужем? – Кэндис молчала. В чем дело? Почему она терпит его выходки? – Или в темноте не различишь? – Джек отпустил ее руки и оттолкнул от себя.

Кэндис покачнулась, упершись в столбик навеса, затем выпрямилась, но ни на секунду не отвела от него взгляда.

– Джек, ты не понимаешь…

– О, я понимаю, Кэндис. Я прекрасно понимаю, что ты маленькое ничтожество, помешанное на предрассудках, – с отвращением бросил он, схватив ее за плечи.

Кэндис всхлипнула.

– Убери лапы от моей жены! – рявкнул Кинкейд, быстрым шагом приближаясь к ним.

Джек отступил, опасаясь, что Кэндис может пострадать в перестрелке. Потянувшись к поясу, он вдруг сообразил, что безоружен. У него не было даже ножа. К величайшему его сожалению, ибо ему отчаянно хотелось прикончить белого мужа Кэндис Картер.

– Не надо, Вирджил! – В панике Кэндис бросилась к Кинкейду и схватила его за руку. – Он пьян. Мы просто разговаривали.

– Это он? – взвился Кинкейд. – Это он?

– Нет! – солгала Кэндис, цепляясь за него. – Клянусь тебе, это не он!

– Отойди, Кэндис.

– Нет! – крикнула девушка. Уходи, – буркнул Джек, борясь с похмельем.

Он не испытывал страха, но сознавал, что попал в переделку. Преимущество было на стороне Кинкейда.

– Вирджил, прошу тебя, он пьян и безоружен, – умоляла Кэндис.

Джек смотрел на них, пытаясь прояснить мозги и сосредоточиться на происходящем.

Кэндис прижималась к Кинкейду грудью и что-то быстро говорила, устремив на него обольстительный взгляд. Джек напряг слух, но слишком отупел от виски, чтобы разобрать слова. Наконец Кинкейд немного успокоился. Бросив на Джека угрожающий взгляд, он обнял Кэндис за талию и повел прочь.

Она ни разу не оглянулась.

Глава 40

Путешествие казалось бесконечным. Весь первый день Кэндис молча просидела в набитом битком дилижансе, совершавшем еженедельные рейсы между Сан-Франциско и Типтоном, штат Миссури, с остановками в Эль-Пасо, Тусоне, форте Юма и Лос-Анджелесе. В зависимости от рельефа местности в день они покрывали пятнадцать, от силы двадцать миль. Дорога то вилась по поросшим кустарником и полынью каменистым долинам, обрамленным высившимися в отдалении зубчатыми хребтами, то круто поднималась вверх, петляя вдоль узких каньонов, проложенных горными потоками в толще скал. Здесь, в тени сосен и можжевельника, было прохладнее.

Временами, когда колеса увязали в песке или цеплялись за корни деревьев и выступы скал, пассажиры высаживались. Женщины шли пешком, а мужчины толкали карету. Кэндис радовалась возможности размять онемевшее от тряски тело. В карете было душно, в воздухе висел тяжелый запах немытых тел. Однако за весь долгий день никто не решился заснуть. Пассажиры находились на грани психоза от страха, который укладывался в одно короткое слово.

Апачи.

Кэндис было все равно. Она чувствовала себя раздавленной и опустошенной. И не только из-за учиненного Кинкейдом насилия. Сердце ее терзала боль, перед которой меркло все остальное. Мысли ее постоянно возвращались к Джеку. Неужели она любит его? Но это невозможно. И безнадежно. Их разделяют непреодолимые препятствия, не последнее из которых ее собственная семья. Отец и братья отвернутся от нее. Кэндис чуть не заплакала, вспомнив ненавидящий взгляд Джека и его презрительные слова. Он презирает ее и считает рабой предрассудков. И как это ни ужасно, Джек прав.

Мысли Кэндис переключились на Кинкейда. Он не выпустит ее из своих лап, а если она попытается сбежать, настигнет и жестоко накажет. Кэндис не сомневалась, что, не вмешайся она, он не моргнув глазом застрелил бы Джека, воспользовавшись тем, что тот пьян и безоружен. Значит, у нее нет иного выхода, кроме как затаиться и, дождавшись подходящего момента, убить Кинкейда.

Она уже пыталась сделать это. На сей раз придется довести дело до конца.

Тоска по Джеку и хладнокровные размышления о том, как избавиться от Кинкейда, отвлекали Кэндис от мыслей о прошлой ночи, полной жестокости и насилия. Но временами пережитый ужас пробивался на поверхность, и тогда Кэндис охватывала дрожь. Ей хотелось закрыть глаза и заснуть, забыв обо всем.

Присутствие пяти попутчиков заставляло Кинкейда держаться в рамках приличий и не приставать к ней по ночам. Но Кэндис постоянно ощущала его интимные прикосновения и похотливые взгляды, со страхом ожидая прибытия в пункт назначения, которым оказался Эль-Пасо, а не Сан-Франциско, как сказал Кинкейд Марии. Он увез Кэндис, даже не позволив ей дождаться возвращения отца и братьев.

Что ж, по крайней мере она получила отсрочку. Тисканье по углам и жадные поцелуи украдкой все же лучше, чем насилие.

На четвертый день они остановились на ночевку на перевалочной станции на участке дороги с красноречивым названием перевал Апачи. К этому моменту единственная, кроме Кэндис, женщина-пассажирка впала в полубезумное состояние и тряслась от страха. Никакие доводы мужа не могли успокоить ее.

Перевал Апачи пересекал горный массив, связывая долины Сульфур-Спрингс на западе и Сан-Симон на востоке, и пользовался дурной славой. С тех пор как охотники и первопроходцы, а затем и поселенцы освоили его, он считался смертельно опасным и напоминал о бесчисленных нападениях апачей, резне и убийствах.

Протянувшись на восемь миль вдоль узкого, зажатого между скалами ущелья, перевал представлял собой идеальное место для засады. Во все стороны от основного тракта расходились узкие проходы и каньоны, один из которых вел на север, где, по слухам, располагался в горах лагерь Кочиса.

Теперь, правда, Кочис взял на себя защиту проезжавших по перевалу путешественников, а на перевалочных станциях нередко можно было встретить индейцев, предлагавших свои товары. Однако ни для кого не было секретом, что далеко не все апачи подчиняются Кочису. Да и сам он не вызывал особого доверия.

Обнесенная каменной стеной станция имела Г-образную форму. В западной ее части размещались спальни и кухня, а южное крыло было отведено под хранилища для зерна, еды, оружия и амуниции. В четверти мили от станции находились родники. Из-за них-то и индейцы, и белые пользовались этим путем. Станция располагалась примерно на середине перевала, на северной стороне каньона Сифон.

Поужинав в молчании, Кэндис прилегла на жесткий матрас. Кинкейд расположился рядом, но не тронул ее, и она погрузилась в сон, измученная переживаниями последних дней. Ночь прошла спокойно. Перекусив на скорую руку, они тронулись в путь, едва забрезжил рассвет.

Несмотря на раннее утро, было душно, что предвещало еще один томительно жаркий день. Зажатая скалами дорога полого спускалась к простиравшейся внизу долине, поросшей бурой травой, искореженным кустарником и деревьями юкки. Мулы неутомимо тащили карету, цокая копытами по каменистой почве. Они были на полпути к Эль-Пасо.

Нападение застигло их врасплох.

Только что все было мирно и спокойно, ничто не нарушало тишины, кроме тихой беседы, поскрипывания колес и звона упряжи. Неожиданно воздух огласился дикими боевыми кличами и улюлюканьем. И хотя Кэндис уже приходилось их слышать, ею овладел ужас.

Карета остановилась, окруженная всадниками, беспорядочно стрелявшими из луков и ружей. Кэндис оказалась на полу, куда ее столкнул Кинкейд, отстреливавшийся из окна. Но прежде чем упасть, она видела, как свалился со своего сиденья кучер, и разглядела свирепые раскрашенные лица индейцев, носившихся вокруг кареты.