Бренда Джойс - Неукротимое сердце

– Мести. – Он снял шляпу. – И тебя. Сердце у Кэндис гулко и болезненно забилось.

– И как ты собираешься этого добиться?

– Ты облегчила мне задачу, сообщив всем, что мы женаты. Кинкейд коснулся ее подбородка, затем скользнул по шее к плечу. Кэндис замерла, но, когда его рука накрыла ее грудь, оттолкнула его, отскочив на другую сторону кровати.

– Я закричу, – сказала она. Ее тон не оставлял сомнений в том, что она сдержит слово.

Кинкейд улыбнулся:

– Я и забыл, до чего же ты соблазнительна, Кэндис. Ты хоть представляешь, как возбуждаешь меня?

Кэндис прижалась к стене. Что ему нужно? И что он подразумевает под местью? И что, во имя Господа, ей делать? В глазах всего Тусона он ее муж…

Кинкейд сбросил пиджак.

– Чертовски кстати, что ты раззвонила всем, что мы женаты, дорогая. Похоже, ты попала в ловушку собственной лжи. – Что ты делаешь?

Кинкейд уселся на постель и снял парчовый жилет.

– Ты не скажешь им, – испуганно прошептала Кэндис. – Па убьет тебя, если узнает, что мы не женаты.

Кинкейд ухмыльнулся:

– Ты хочешь сказать – попытается убить! Неужели ты думаешь, что хоть один из твоих родственников выстоит против меня?

Кэндис пришла в ужас. Если они узнают правду, то не дадут спуску Кинкейду, но чувство справедливости не позволит им напасть на него сообща. Они предоставят ему возможность защищаться. Кинкейд убьет их всех, одного за другим.

– Я по-прежнему хочу тебя, Кэндис, – заявил он. – И даже больше, чем раньше.

Ей стало дурно.

– В конце концов, как твой муж, я имею на это полное право.

Кэндис оцепенела. Как она угодила в такую жуткую западню? Но она не может рассказать правду. У нее нет выхода.

– Так что не вздумай кричать. Надеюсь, у тебя хватит ума изображать преданную женушку, пока мы не уедем отсюда.

Кэндис опешила:

– Уедем?

Она вдруг сообразила, что, если он уедет, ей придется последовать за ним, поскольку все считают их мужем и женой.

Кинкейд встал и, склонившись над Кэндис, запустил пальцы в ее волосы.

– Я приложил немало усилий, чтобы выманить тебя из-под крылышка семьи. – Он злобно уставился на нее. – Зачем, по-твоему, мне это понадобилось? Потому что я хотел тебя. И ты будешь моей любовницей, пока я не потеряю к тебе интерес. Поняла?

Кэндис даже не видела, как он занес руку, только почувствовала обжигающее прикосновение его ладони к своей щеке. Голова ее мотнулась и ударилась о спинку кровати.

– Заруби на носу. Если ты позволишь себе хоть какую-нибудь выходку, не соответствующую образу любящей супруги, я хладнокровно пристрелю твоего вспыльчивого братца, не дожидаясь, пока он бросит мне вызов. – Он начал снимать рубашку.

Кэндис тупо кивнула.

– Не переживай, – любезно заметил Кинкейд, бросив рубашку на стул. Его худощавое тело было очень мускулистым. – Тебе недолго придется играть роль преданной жены. Только до Эль-Пасо. Мы выезжаем завтра утром. Но ты будешь беспрекословно подчиняться мне, пока я не отошлю тебя прочь. После этого можешь делать все, что угодно.

Кэндис пыталась собраться с мыслями. Она сможет вернуться домой, когда надоест ему, и скажет всем, что его убили. Опять.

Кинкейд потянулся к ней. Он казался таким сильным, что Кэндис невольно сравнила его с Джеком.

– Может, я и не хочу жениться на тебе, Кэндис, – сказал Кинкейд, притянув ее к себе, – но должен признать, что ты невероятно соблазнительная штучка. – Он хрипло рассмеялся, склонившись к ее лицу. – А твоя ненависть только возбуждает меня, – добавил он и безжалостно смял ее губы, намеренно причиняя боль.

Впившись ногтями в его щеку, Кэндис тут же получила очередную затрещину и ощутила вкус крови во рту. Слезы брызнули у нее из глаз.

– Позволь дать тебе совет, дорогая, – злобно процедил Кинкейд, отстранившись. – Я не привык деликатничать со своими любовницами. Попробуй сбежать от меня еще раз, и я сделаю тебе очень больно.

Джек! Она могла бы обратиться к Джеку, мелькнуло в голове Кэндис. Нет, он не придет к ней на помощь, даже если бы ей удалось послать ему весточку. Она попала в ловушку, из которой нет выхода.

Посмеиваясь над отчаянным сопротивлением Кэндис, Кинкейд навалился на нее горячим твердым телом. Кэндис ощущала его возбужденную плоть. Он расстегнул брюки и вонзился в ее сухое, неподатливое лоно.

Острая боль пронзила Кэндис. Она вскрикнула, но Кинкейд зажал ей рот ладонью, удивленно уставившись в ее бледное, залитое слезами лицо.

– Я мечтал первым добраться до тебя, – в бешенстве прохрипел он. – Черт бы тебя побрал!

Кэндис закрыла глаза и прикусила губу, ощущая внутри себя его пульсирующую плоть.

Кинкейд сдавил пальцами ее лицо.

– Ты же утверждала, что краснокожие не изнасиловали тебя.

В глазах Кэндис сверкнул вызов:

– Они не насиловали меня! Я добровольно отдалась одному из них.

Лицо Кинкейда исказилось. Он приподнялся и с остервенением вонзился в нее.

Джек застонал.

Комната расплывалась перед его глазами. Ослепленный ярким солнечным светом, он зажмурился и ощутил режущую боль в висках, сердцебиение и тошноту. И безумную жажду – такую, словно провел несколько дней в пустыне без глотка воды. Джек снова открыл глаза и попытался сесть.

Прямо на полу рядом с ним стоял кувшин с чистой холодной водой.

Морщась от шума в ушах, Джек налил себе воды, осушил залпом две кружки и огляделся. Он валялся на полу в крошечном закутке, отгороженном от основного помещения грязным одеялом. Соломенный тюфяк, на котором лежал Джек, был единственным предметом обстановки, не считая прислоненного к стене зеркала.

Где он и как сюда попал? Джек не помнил, как отключился. Собственно, последнее, что он помнил, – это как наблюдал за восходом луны через открытую дверь салуна, напиваясь до бесчувствия. Должно быть, он в задней комнате одного из соседних домов. Боже, до чего же болит голова!

Одеяло отодвинулось, Джек сел и изумленно уставился на знакомое лицо. Это была девушка-полукровка, работавшая в салуне. Она оказалась еще моложе, чем ему запомнилось, и выглядела такой грязной и жалкой, что Джек искренне понадеялся, что не спал с ней.

Робко улыбнувшись, девушка протянула ему чашку горячего кофе и свежую булку. Джеку стало тошно, когда он представил себе, что произошло между ними минувшей ночью, если она вот так улыбается, предлагая ему еду. Один Бог знает, где она нашла на нее деньги. Он поморщился и застонал, проклиная себя.

– У тебя есть виски? – спросил Джек, чувствуя, как возвращается боль, которую он пытался притупить накануне. – Который час?

Девушка сделала знаки руками, и Джек вспомнил, что она немая – ей отрезали язык, – и снова ощутил приступ тошноты. Она поставила на пол кофе и тарелку с хлебом и повернулась, собираясь уйти. Джек схватил ее за худенькое запястье.

– Постой. Она обернулась.

– Прошлой ночью, – медленно, так, чтобы она поняла, начал он, – мы с тобой, – Джек указал на постель, – спали вместе?

Девушка снова улыбнулась, и Джек возненавидел себя за то, что воспользовался несчастным обездоленным ребенком. Но девушка покачала головой и знаками объяснила, что он спал в соседней комнате, уронив голову на стол.

– Спасибо, – облегченно вздохнул Джек. Оставшись один, он потер лицо, гадая, как же попал в ее постель. Одеяло снова отодвинулось, и из-за него показалась толстая мексиканка.

– Твоя платить за ночь, – сказала она на ломаном английском, протягивая руку.

– Но я не спал с ней.

– Все равно. Не мое дело, если твоя перепил. Раз спать здесь, плати.

Джек полез в карман за деньгами и обнаружил, что там пусто.

– Вот черт!

Мексиканка сложила толстые руки под своей внушительной грудью.

– Нет денег?

– Как видишь.

Она в ярости уставилась на него. Джек поднялся на нетвердые ноги. Несмотря на похмелье, ситуация казалась ему забавной.

– Ладно, – сказал он. – Я принесу тебе оленя.

В глазах женщины отразилось недоверие.

– No soy estupida, senor.[5]

– Я принесу тебе оленя, – повторил он. Она подозрительно прищурилась.

– Даю слово, – сказал Джек, глядя ей в глаза. Женщина улыбнулась:

– Моя верить. Дочка говорить, ты не такой плохой, как другие в салуне. Когда?

– Завтра.

Она удовлетворенно кивнула.

– Может, и цыпленка? Джек чуть не улыбнулся.

– Если получится. Как я сюда попал?

– Мы облить тебя водой и привести сюда. Ты все болтать про Кэндис Картер. Ты тот полукровка, из-за которого она бросить Кинкейда, да?

– Что?

– Весь город говорить об этом, сеньор. Она сбежать с Кинкейдом, а вернуться с вами. Вначале бросить вас ради Кинкейда, а теперь уйти к нему. – Мексиканка рассмеялась. – Никак не выберет.

– Что ты мелешь? – в замешательстве спросил Джек. – Как это она могла уйти к Кинкейду? Он мертв.

– О нет, сеньор. Кинкейд приехать несколько дней назад за своей женой.

Джек прислонился к шероховатой стене.

– Кинкейд жив? Он здесь?

– Да, здесь. Со своей женой. – Она ткнула большим пальцем назад.

– Они сейчас в городе?

– Ждут дилижанс.

Оцепеневший мозг Джека ожил, сердце гулко и часто забилось. Кэндис здесь, в Тусоне. С Кинкейдом. Неужели ему никогда не скрыться от нее? Ему нет дела, где она и куда направляется. Их больше ничто не связывает.

Проклятие! Куда они едут?

Через Тусон проходили два маршрута: на восток, куда дилижанс отправлялся в полдень, и на запад – в три часа дня. Опоздания на несколько часов были обычным делом, но случались перерывы и подольше.

Джек напомнил себе, что Кэндис сделала свой выбор.

Интересно, как прошло их воссоединение? Проливала ли она слезы радости, что муж живехонек? Как объяснила потерю невинности? Джек мстительно понадеялся, что Кинкейд заставил ее сполна заплатить за это.