– Я его так и не увидела. Может, его где-нибудь схватили и повесили. А может, он до сих пор плавает по океанским просторам…

Ракидель, успокоившись, попытался обнять Сюзанну за плечи. Она позволила ему это сделать. Когда же он попытался ее поцеловать, она отпрянула и, поймав в ночном полумраке его взгляд, спросила:

– Кто эта женщина, с которой ты живешь? Она заняла мое место в твоей постели? Ты осыпал ее теми ласками, которыми вообще-то должен осыпать меня?

– Меня оклеветал этот чертов губернатор? Послушай… Правда заключается совсем в другом. Два месяца назад беглые чернокожие рабы решили устроить большую резню среди белых. Четверо из них донесли на заговорщиков, и королевские солдаты устроили засаду на главарей. Их приговорили к казни. Сначала им переломали ребра железным прутом, а затем их, лежащих на колесе, задушил палач. Это вызвало среди рабов такую панику, что несколько десятков убежали в горы. Одна молодая женщина, которая была в их числе, поранила лодыжку и не смогла убежать. Я случайно обнаружил ее в порту: она пряталась там в бочке. Николя Гамар де ла Планш обработал ее рану. Затем мы стали выдавать ее за свою служанку и тем самым помогли ей избежать ожидавшей ее печальной участи. Ее зовут Икетака, она – с Мадагаскара… Она чиста, как горный родник. Я ее опекаю и, кстати, могу сказать, что Жан-Батист испытывает к ней сильную симпатию…

После этого рассказа Сюзи позволила своему мужу ее поцеловать. Поцелуй этот был пылким – можно сказать, неистовым.

Затем Ракидель поведал Сюзанне о том, о чем она вообще-то уже знала: как Жан-Батист, Николя Гамар де ла Планш и он, Томас, сумели при помощи хитрости избежать ожидавшей их трагической участи и как они добрались втроем до острова Бурбон.

Когда Сюзи и Томас переступили вместе порог хижины, в которой теперь жили эти трое, Жан-Батист и врач радостно вскрикнули, увидев ту, кого они уже считали погибшей. Последовали объятия, поцелуи, вопросы, ответы, рассказы… В углу хижины сидела девушка с темной кожей и с заплетенными в косички волосами. Она была одета в ламбу, которую совсем недавно довелось поносить и Сюзанне. Девушка эта смотрела на вновь прибывшую испуганными глазами. Жан-Батист, взяв девушку за руку, подвел ее к своей сводной сестре.

– Сюзанна, – сказал он, – это Икетака. Я хотел бы на ней жениться, если ты дашь мне на это свое согласие…

Сюзи подумала, что ее брат еще успеет жениться: ему ведь еще нет и двадцати лет. Она ничего не ответила, потому что ее сейчас волновало нечто совсем иное.

– А вам, случайно, не удалось спасти мое имущество? – спросила она, имея в виду тот тяжеленный сундук, в котором хранилось ее золото и который скорее всего пошел на дно вместе со всем судном «Зимородок».

– К сожалению, нет, – вздохнул Жан-Батист. – Мы не смогли прихватить с собой ничего, кроме этого пергамента, который лежал в твоем сундуке. С его помощью мы, возможно, отыщем сокровища и станем богатыми.

– Ты имеешь в виду пергамент, который мне подарил Сагамор и при помощи которого якобы можно найти сокровища Ла Бюза?

– Говорят, что Ла Бюз скрывается где-то в здешних местах, – вмешался в разговор врач. – После того как Дюге-Труэн попытался его поймать, он угомонился, и его судно сгнило у берега Мадагаскара.

К разговору об этом тут же присоединился Ракидель:

– Настоящее имя Ла Бюза – Оливье Левассер. Он всегда отказывался от помилования, предлагавшегося ему королем Франции, потому что не собирается возвращать награбленные им сокровища, а именно это и являлось единственным условием помилования… Его уже многие годы разыскивают, чтобы повесить, но разыскивают безрезультатно!

Николя Гамар де ла Планш совершил так много морских путешествий, что ему не раз и не два доводилось слушать рассказы об этом пирате и его сокровищах. Он стал вспоминать:

– Несколько лет назад Ла Бюз сговорился с английским пиратом по фамилии Тейлор. Они захватили семидесятидвухпушечный португальский корабль, на котором хранилось много ценностей и которое, спасаясь от бури, зашло в этот порт. На борту этого судна находились граф д’Эрисейра – вице-король Португальской Индии – и архиепископ Гоа. Ла Бюз не стал требовать выкуп за вице-короля, однако он забрал с этого судна предметы огромной ценности: брильянтовые ожерелья, прочие драгоценности, жемчуг, золотые и серебряные слитки, ценную мебель, дорогие ткани, ритуальные вазы, шкатулки из драгоценных камней и золотой крест Гоа, усыпанный рубинами и весивший добрую сотню килограммов. Чтобы обезопасить себя от происков Дюге-Труэна и притязаний своих сообщников, он все это где-то закопал…

– При помощи этого пергамента мы сможем узнать, где именно! – восторженно воскликнул Жан-Батист, бросаясь за пергаментом, спрятанным в укромном месте.

Все склонились над этим пергаментом с потрепанными краями: на нем был написан текст, состоящий из набора каких-то кабалистических знаков, понять смысл которых было практически невозможно.

Врач, покачав головой, произнес слова, поубавившие энтузиазм юного Трюшо:

– Здесь, по-видимому, только половина послания, вторая его половина была оторвана – то ли случайно, то ли умышленно. Кроме того, послание это, как вы и сами видите, зашифровано! Тут какие-то непонятные значки…

– Я вообще-то не знаю, где Сагамор взял этот пергамент, – сказала Сюзи, – и, по правде говоря, я его всерьез никогда не воспринимала.

Следующая ночь стала для Томаса и Сюзанны чем-то вроде брачной ночи, и, несмотря на простоту их ложа, они доказали друг другу, что их взаимная любовь и взаимное притяжение остались все такими же сильными. Когда они пресытились любовными утехами, между ними завязался разговор.

– Я получил через губернатора послание от Элуана де Бонабана, – признался Ракидель. – Наши братья не отвергли идею создания масонской ложи на этом острове, на котором, как ты сама констатировала, Просвещение лишь с трудом пробивает себе дорогу…

– И это означает, что нам следовало бы задержаться? Когда господин де Пенфентеньо снарядил свое судно и доверил тебе им командовать, наш замысел состоял совсем в ином…

– Однако «Зимородок» покоится на дне океана вместе со своим грузом и с твоим состоянием! Элуан обещает прислать мне кое-какие средства, которые позволят и создать масонскую ложу, и устроить наш с тобой быт…

– Пусть будет по-твоему, – вздохнула Сюзи, согласная отправиться куда угодно, лишь бы только вместе с Томасом.

14

Совместная жизнь Томаса и Сюзанны Ракидель де Кергистен в одной из хижин в городишке Сен-Поль – жизнь, полная радости и счастья, – продлилась лишь несколько недель.

В январе Ракиделя свалила лихорадка, его стали мучить ужасные головные боли. Николя Гамар де ла Планш приготовил для него снадобья, но они оказались неэффективными. Несколько часов спустя на лице и теле больного появились гнойнички, и он впал в бессознательное состояние. Врач тогда поставил диагноз:

– Это оспа! Я слышал, что несколько поселенцев уже стали ее жертвами. Начинается эпидемия.

– А эта болезнь может закончиться смертью? – с тревогой спросила Сюзи.

– Именно этим она чаще всего и заканчивается. Есть еще и другая проблема: больной может заразить всех, кто находится рядом с ним! Томаса нужно изолировать. Ухаживать за ним буду только я.

– Исключено! – заявила Сюзи. – Если ему суждено умереть, то я умру вместе с ним и такой же смертью!

В течение целой недели она ухаживала за своим супругом в соответствии с предписаниями Николя Гамара и совместно с ним: они делали Томасу клизмы, очищение желудка и кровопускание. Больной представлял собой жуткое зрелище: он был покрыт язвочками, сильно исхудал и бредил от лихорадки. Сюзи все время находилась рядом с ним. Она вытирала его изрытую оспой кожу, удаляла гной, давала больному пить, дежурила возле него днем и ночью. Николя, заметив и у нее первые признаки болезни, стал настаивать на том, что ей нужен покой.

– Если вы не будете щадить себя, вы тоже станете жертвой этой болезни! – твердил он.

Вокруг свирепствовала смерть. То и дело проезжала повозка, на которой везли очередной труп. Трупы эти либо поспешно закапывали в землю, либо сжигали на гигантских кострах. Испуганные жители острова стали убегать в горы в поисках убежища.

Жан-Батист и темнокожая туземка, которую он любил, тоже покинули хижину, в которой они жили: они исчезли неизвестно куда.

Оставалось только надеяться, что они живы и здоровы.

Десятью днями спустя Сюзи уже чувствовала себя изможденной, но на ее коже не появилось никаких гнойничков. А Томас Ракидель открыл глаза. Его внешность была обезображена, но он остался жив.

Эпидемия закончилась. Сен-Полю пришлось заплатить болезни тяжелую дань: оспа унесла по меньшей мере полторы тысячи человек. Ряды поселенцев сильно поредели, а их моральный дух упал. Пришло время разобраться, почему же началась эта эпидемия, и вину за нее стали возлагать сначала на саранчу, а затем на негров, которых едва ли не ежедневно привозили на остров суда, прибывающие из Африки, с Мадагаскара, из Индии и Аравии. Миссионеры не преминули упомянуть об «Откровении Иоанна Богослова»[164]: данная эпидемия была, по их мнению, зловещим предзнаменованием и карой небесной.

На лице Томаса Ракиделя навсегда запечатлелись следы перенесенной им болезни: к шраму, имеющемуся на его правой щеке, добавилось множество маленьких впадинок на коже. Однако Сюзи по-прежнему считала Ракиделя красивым.

Жан-Батист и Икетака вернулись: укрывшись в горах, они не попали в число жертв эпидемии.

Жизнь потекла спокойнее. Ракидель, полностью выздоровев, начал вести активную переписку со своими братьями-масонами – как англичанами, так и французами (в том числе и с Элуаном де Бонабаном). Он ходил по острову с севера на юг и с запада на восток, ведя пропаганду в кругах прогрессивно настроенных поселенцев в поселках Сент-Сюзанн, Сент-Роз и Сен-Луи. Он наведывался и на соседние острова, тоже относящиеся к числу Маскаренских. Задача у него была нелегкой, поскольку до него здесь уже немало потрудились миссионеры, а плантаторы отнюдь не горели желанием ради весьма опасного принципа равенства между людьми отказываться от практики торговли теми, кто являлся для них всего лишь ниспосланной Провидением рабочей силой.