– А как называется фрегат?

– «Грациозный». И разве это не будет… грациозным? После того как мы с тобой расстались, я плавала на торговом судне до острова Бурбон[99]. Это плавание было не таким захватывающим, как охота за испанскими галеонами, однако оно стоило того, чтобы в него отправиться. Сейчас же – курс на запад и полный вперед! Тебя это не прельщает?

– Ни один капитан не возьмет с собой такого никудышного моряка, как я. Я входила в экипаж «Шутницы» только потому, что это судно принадлежало мне.

– И ты прекрасно сумела это скрыть… как и все остальное! Но если бы такое приключение тебя и вправду прельстило…

Клод вдруг замолчала. Сюзи не выдержала:

– Договаривай же! Что, если бы такое приключение меня и вправду прельстило?

– Бедняга, который должен был отправиться вместе с нами корабельным писарем, прошлой ночью скончался от злокачественной лихорадки. Капитан сегодня утром подыскивал ему замену, и, пока ее не было, ему приходилось самому заниматься работой писаря, что его ничуть не радовало…

– Как, по-твоему, он в конце концов нашел себе писаря?

– А ты умеешь писать?

– Монахини-урсулинки говорили, что у меня красивый почерк… и что я умею излагать на бумаге свои мысли и фантазии.

– Речь идет не о том, чтобы писать какие-то сказки, а о том, чтобы фиксировать на бумаге все, что происходит на судне! Кроме того, ты не можешь даже и мечтать о том, чтобы взойти завтра на борт, потому что завтра ты… вступаешь в какой-то непонятный брак!

– Я могла бы…

– Ну, и что ты могла бы?

– Цель у этого брака только одна – отдать половину моего состояния в руки представителя дворянского рода Бонабан.

– Никто не отказывается от звучной фамилии и от состояния ради того, чтобы стать писакой, которому платят не больше десяти солей за страницу.

– Бедность меня ничуть не пугает… Вот только брачный контракт уже подписан!

– Если церемония бракосочетания так и не состоится, брачный контракт станет недействительным.

– К черту деньги, которые для меня только обуза, и к черту благонамеренные решения! Завтра я взойду на борт «Грациозного»! Если, конечно, подойду капитану…

– В этом можешь не сомневаться! За сегодняшнюю ночь он вряд ли подыщет нужного ему писаря!

– Ну что ж, тогда его писарем станет женщина… которая снова будет выдавать себя за мужчину – по примеру одного марсового.

– Чему этот марсовый будет только рад, – сказала, широко улыбнувшись, Клод.

Сюзи на некоторое время глубоко задумалась. Ее собеседница не стала мешать ее размышлениям, опасаясь, как бы она не изменила своего решения. Наконец Сюзи, словно бы очнувшись, сказала:

– Мне, однако, нужно еще до наступления утра кое-что уладить. Ты можешь мне помочь?

– Ты можешь положиться на мою… мужскую дружбу! – заявила Клод с широкой и нагловатой улыбкой.

Несколько минут спустя эти двое «мужчин» вышли из таверны «Прекрасная Индия», провожаемые взглядами оставшихся за столами выпивох.

Сюзи привела свою подругу к повозке, которую она оставила в конюшне находившегося поблизости постоялого двора. Они уселись в эту повозку и направились к усадьбе Клаподьер. В усадьбе все спали. Сюзи с превеликой осторожностью повернула ключ в замке и затем поднялась, крадучись, по большой каменной лестнице, ведущей на второй этаж. Вслед за ней шла ее сообщница, тоже старавшаяся по требованию Сюзанны не производить ни малейшего шума. Сюзи, зайдя в комнату, в которой она провела не один год, зажгла свечу. При ее тусклом свете она написала письмо, адресованное Эдерне. В нем она рассказала о причинах своего бегства (не упомянув, однако, куда она направляется и зачем), попросила у Эдерны прощения и заверила ее в своей вечной дружбе. К этому письму она также добавила несколько строк, адресованных господину де Пенфентеньо, который, принимая Сюзанну у себя в гостях, был очень терпеливым и любезным, а также несколько строк, адресованных детям. В этих строках она пообещала Эктору, что когда-нибудь вернется и расскажет ему о своих новых приключениях. В постскриптуме она сообщила, что повозка, которую она позаимствовала, и впряженная в нее лошадь будут ждать своего хозяина на постоялом дворе, расположенном неподалеку от въезда в Сен-Мало через ворота Святого Фомы. Высушив чернила при помощи специального порошка и сложив письмо вчетверо, она положила его на своей кровати так, чтобы оно бросалось в глаза. На следующий день, когда ее хватятся и станут искать, наверняка заглянут в ее комнату и сразу же увидят это письмо.

Закончив с первым письмом, Сюзи принялась за второе, но адресованное уже Элуану. В нем она написала следующее:


Мсье!

Вы, конечно же, сочтете мое бегство предательством, однако на самом деле это вовсе не предательство. Хорошенько поразмыслив сегодня, я пришла к выводу, что Вы были правы, когда узрели в сделанном мною Вам предложении не только благожелательность, но и жестокость. Жестокость эта, однако, – отнюдь не проявление прихоти. Я искренне желаю, чтобы Вы восстановили свое достойное положение в обществе и чтобы в поместье Бонабан возродилось процветание, которого оно уже давно было лишено вследствие неблагодарности правителей страны. Однако я осознала теперь, на какие мучения Вы будете обречены, если заключите брак, в котором Вы не сможете воспользоваться прерогативами супруга, хотя Вы, как Вы утверждаете, меня любите. Бог – или боги, – которые распоряжаются судьбами людей и возникновением у них такого чувства, как любовь, очень жестоки и зачастую сеют зерна чувств по двум сердцам весьма неравномерно. Я была бы только рада, если бы в моем сердце проросло зерно такой же чистой и такой же большой любви, какую Вы испытываете ко мне. К сожалению, заставить себя кого-то полюбить невозможно. Я испытываю к Вам огромное уважение и нежность, которые исчезнут лишь с моей смертью. Я Вам безгранично признательна за уроки, которые Вы мне преподали: Вы обучили меня искусству фехтования, однако при этом сам по себе пример Вашего поведения был еще более поучительным, и если я не могу выполнить условия брачного контракта, который сама же и составила, то только лишь потому, что мне теперь кажется, что я недостойна величия Вашей души. Погасите, пожалуйста, пламя, которое в Вас все еще пылает! Чувство горечи, которое Вы, несомненно, испытаете, когда прочтете это письмо и узнаете о моем отступничестве, Вам в этом поможет. Просить Вас быть снисходительным ко мне я даже и не смею.

Хотя я нарушаю взятое мной обязательство стать Вашей супругой, я, однако, заявляю Вам, что все мое состояние отныне принадлежит Вам целиком и полностью. Вы найдете его в этом сундуке. Распоряжайтесь им, как сочтете нужным, – такова моя воля.

Не задавайтесь вопросами относительно того, какую судьбу я выбрала. Не пытайтесь выяснить, по какому морю я плыву и в каком направлении, ибо Вы наверняка догадались, что я снова вышла в море и надеюсь причалить к далеким берегам, на которых, возможно, и останусь.

Позвольте мне помнить о Вас как о самом лучшем из моих друзей.

Сюзанна Флавия Эрмантруда Трюшо, вдова Антуана Карро, шевалье де Лере.


Пока Сюзи писала эти строки, Клод Ле Кам тихонько сидела в глубоком кресле, чтобы случайно не произвести какого-нибудь шума и не разбудить хозяев или слуг. Тусклый свет свечи не позволял ей рассмотреть обстановку в этой комнате – самой красивой и самой комфортабельной из всех, которые она когда-либо видела в течение всей своей жизни моряка. Она молча радовалась благоприятному обороту судьбы, благодаря которому она встретила Сюзанну, и той силе убеждения, которую она проявила в разговоре с ней. Наконец Сюзи, закончив писать, сказала:

– Возьмись за левое кольцо этого сундука. Я возьмусь за правое, и мы отнесем его туда, где ему следует находиться.

Клод подчинилась Сюзанне, но, ухватившись за свинцовое кольцо и приподняв сундук, тихонько пробурчала:

– Черт возьми, да мы так сломаем себе хребет!

– Тише ты!

– Если в этом сундучище лежит твое золото, то ты богаче самого короля!

– Пошли!

Они молча спустились по лестнице, стараясь не кряхтеть и не дышать громко от натуги. Выйдя из здания, они пересекли парк, освещенный полной луной. На дороге они увидели повозку, на которой Сюзи ездила в порт и которая теперь их ждала.

Сюзи уже знала наизусть дорогу в замок Бонабан, в который она ездила неисчислимое количество раз. Когда повозка въехала во двор этого замка, Сюзанне пришлось успокаивать псов, которые бросились к двум женщинам, угрожающе рыча. Она вместе с Клод затем перенесла сундук на порог дома и оставила его там, положив на его крышку письмо так, чтобы его было лучше видно.

Девятнадцатого июля 1723 года в восемь часов утра Антуан Карро де Лере, бывший помощник капитана фрегата «Шутница», попросил доложить о нем господину Пьеру-Клеману де Лепине, капитану фрегата «Грациозный». Этот человек мало чем походил на капитана Ракиделя: он был пятидесятилетним мужчиной с добродушной физиономией. Он носил напудренный парик и вообще был одет так, что ему не стыдно было бы появиться и при королевском дворе. Телосложение у него было тучным, а лицо – круглым. Он внимательно выслушал элегантного молодого человека, пришедшему к нему предложить свои услуги.

– Получается, мсье, вам стало известно, что наш несчастный писарь подвел нас самым скверным образом?

– Именно так, мсье.

– Ну что же, значит, само Провидение привело вас на борт этого судна, принадлежащего господину Бланшару, потому что иначе мне самому пришлось бы вести судовой журнал и записывать навигационные данные. Это, признаюсь вам откровенно, меня очень сильно бы удручало! И вовсе не потому, что я не люблю читать и писать. Я, наоборот, очень даже люблю читать – например, произведения Лафонтена. Но вот талант писателя у меня абсолютно отсутствует. А вы уже упражнялись с пером?

– Я пишу совсем не плохо, если верить мнению моих бывших учителей и тех, с кем я регулярно веду переписку.