– Если я буду сообщать ему обо всех твоих делах и поступках…

– Он знает, что ты находишься на этом судне?

– Я сообщил ему об этом, когда вслед за тобой садился на корабль.

– А откуда ты узнал, что я собираюсь отправиться в плавание?

– Господин Маливель… тоже занимается этим вместе со мной… Он знает обо всем, что происходит в нашем королевстве… Ой, Сюзон, сжалься надо мной… дай мне выпить…

– Откуда ты узнал, что я собираюсь отправиться в плавание?

– Маливель… знает обо всем, что происходит в нашем королевстве…

– Откуда?

– Он… бывает везде… благодаря специальным пропускам… благодаря своим интригам… благодаря своей изворотливости…

– Как ты узнал меня в этой мужской одежде?

– Я узнал бы тебя… даже в монашеской рясе с капюшоном… и под той вуалью, которую носят вдовы… Дай мне выпить… Пожалуйста! Ради всего святого!

– Чего добивается господин де Бросс?

– Он хочет вернуть свое золото… а еще хочет понять… как шевалье Карро де Лере… которого он лично убил… смог воскреснуть!

– Ты не сообщил ему, каким образом его вдова сумела его воскресить?

– Нет… Дай мне выпить, Трюшо, сжалься…

– Почему ты не рассказал, кто такой этот шевалье на самом деле?

Рантий лишь застонал в ответ.

– Почему ты этого не рассказал?

– Потому что… я…

Сюзи дала ему выпить глоток рома. Он при этом едва не поперхнулся.

– Ну?

– Граф платит мне за то, чтобы я следил за шевалье де Лере… а не за Сюзанной Трюшо! Еще… еще рома!

Его голова опустилась, он закрыл свой единственный глаз. К Сюзанне и Рантию подошел Гамар де ла Планш.

– Вы уже получили нужные вам признания, помощник капитана? – спросил он. – Вы позволите мне отрезать ему ногу на уровне колена? Если я этого не сделаю, то у него есть все шансы отправиться на тот свет.

Сюзи, ничего не сказав в ответ, ушла, тем самым позволяя врачу делать то, что он считал нужным.

Гамар де ла Планш некоторое время спустя подошел к ней, уже стоявшей поодаль на палубе и погрузившейся в горькие размышления и сожаления. Ну почему она не оставила свое золото на улице Турнель? Золото, которое стало причиной постигшего ее несчастья и из-за которого она теперь постоянно подвергалась опасности! Сюзи была уверена, что граф де Бросс вел себя подобным образом по отношению к ней именно затем, чтобы вернуть свои деньги. Но почему же он тогда не приказал схватить и привести к нему воскресшего шевалье?

Врач тихонько приблизился к ней. Он подошел так близко, что она услышала, как он дышит.

– Помощник капитана, позвольте признаться вам, что вы не перестаете меня удивлять.

– Это почему же, господин врач?

– Я считал вас юношей из благородной семьи, оставшимся без наследства и вынужденным отправиться в плавание, не вызывающее у него особого восторга. Я считал вас жеманным и слабохарактерным, но вы, по правде сказать, дрались во время абордажа как настоящий корсар. А еще я убедился, что Великий инквизитор был, несомненно, милосерднее, чем вы. Я убедился в этом, когда смотрел, как вы допрашиваете того матроса!

– Дело в том… мсье…

– Не пытайтесь давать какие-то объяснения, помощник капитана. Вы заслужили мое уважение и дружбу… А тот матрос выживет, хотя я и отрезал ему ногу по колено… У него ведь еще есть одна целая нога, две руки и один глаз, а этого ему вполне хватит для того, чтобы приносить пользу… Или вред?

Гамар де ла Планш был порядочным человеком – в этом Сюзи не сомневалась. Она начала сожалеть о том, что выслеживавший ее Рантий и в самом деле не отправился на тот свет. Впрочем, у господина де Бросса наверняка имелись и другие соглядатаи, которых он мог послать по ее следам.

Вечером, когда стемнело, поспешно сбросили в море двенадцать трупов, лежавших в ряд на палубе. Первому помощнику капитана снова пришлось наблюдать за этой печальной церемонией при свете факелов. Матросы, управляющие парусами, надели на трупы сшитые для них простенькие саваны и, как полагается, положили в эти саваны возле ног каждого из трупов по три пушечных ядра. Саваны затем сбросили в море – без особой осторожности и без молитв. Сюзанну это удивило.

– «Кабестан» не будет читать молитв? – спросила она у капитана, шагая рядом с ним по палубе.

Она удержалась от того, чтобы произнести «священник», помня предупреждение женщины-матроса о том, что это слово на судне произносить запрещено.

– «Кабестан» исчез еще до начала боя, – усмехнулся Ракидель. – Церковники вроде бы должны радоваться, когда им предоставляется возможность наконец познать прелести жизни вечной… А они вместо этого удирают, как животные с длинными ушами, при первом же пушечном выстреле!

Минутой раньше Ракидель пришел за Сюзанной в помещение, где Гамар де ла Планш делал самые последние перевязки, ампутации и прижигания.

– Мсье, – сказал капитан, – пришло время мне с вами поговорить.

Сюзи, встревожившись и насторожившись, пошла вместе с капитаном в носовую надстройку судна. Рулевой получил приказ лечь на другой галс[81]. Фрегат сейчас направлялся на север, двигаясь по спокойному морю. Паруса наполнялись ветром, дувшим со стороны кормы. Позади «Шутницы» виднелся рангоут «Нины» – такой же внушительный, как и ее корпус.

Капитан и его первый помощник зашли вдвоем в помещение, в котором лежали навигационные приборы и карты – и расстеленные на столе, и свернутые в трубочку.

Капитан предложил своему первому помощнику присесть на табурет, но сам садиться не стал, а принялся расхаживать взад-вперед, держа руки за спиной.

– Мсье, – начал он разговор, – вы продемонстрировали во время абордажа безграничное мужество…

– Благодарю вас, мсье.

– Вы послужили французской короне с отвагой настоящего корсара и расторопностью опытного фехтовальщика…

– А вы полагали, мсье, что я проявлю себя как-то иначе? – запротестовал «настоящий корсар».

– Вовсе нет! Однако ситуация сложилась так, что во время своего поединка с испанским капитаном я мог бы умереть, если бы вы не бросили мне свою саблю после того, как сломалась моя. Получается, что я обязан вам жизнью.

– Мсье, прошу вас не считать себя чем-то обязанным мне. Или же давайте будем считать, что мы с вами квиты, потому что вы помогли мне снарядить этот корабль и предоставили мне возможность стать на нем вашим первым помощником. Кроме того, благодаря вашему командованию кораблем я получу отдачу от тех средств, которые вложил в это судно и в это плавание.

– И об этом я тоже хотел бы с вами поговорить… Мы захватили немалую добычу. Вы – собственник этого судна. Вам прекрасно известно, какая процедура ожидает нас в Сен-Мало, когда мы туда вернемся. А вернемся мы туда не позднее чем через три или четыре недели – в зависимости от того, какой будет погода…

– Мне известно, мсье, что вам придется представить на рассмотрение чиновникам из Адмиралтейства свой отчет о плавании.

– Вы, по-видимому, ничего не знаете о законах каперства…

– Господин де Пенфентеньо мне о них рассказал.

Сюзанне уже не в первый раз приходилось разговаривать с капитаном Ракиделем с глазу на глаз. Однако раньше в его поведении по отношению к ней чувствовались лишь высокомерие и едкая ирония… если не считать взглядов, которые она иногда на себе случайно замечала и в которых ощущалось нечто совсем иное. В тот день, когда с борта судна сбросили в воду трупы юнги и кота, Сюзанне показалось, что во взгляде капитана промелькнула искорка нежности. А ведь это совсем не то чувство, которое может испытывать капитан по отношению к своему первому помощнику! Неужели он все-таки догадался, что она прячет под своим мужским камзолом? Почему же он тогда неизменно относился к ней как к мужчине, моряку и судовладельцу?

Вообще-то ее неприязнь к этому человеку была вовсе не такой сильной, как ей раньше казалось. Наблюдая за тем, как он расхаживает по комнате, она мысленно констатировала, что в его внешности и манерах чувствуется редкое благородство. Даже в его голосе сейчас звучали приятные интонации, которых она еще никогда не замечала: раньше она слышала лишь, как он выкрикивает приказы, поскольку, когда он принимал пищу вместе со своими помощниками, священником и врачом, он обычно не произносил ни слова, потому что его раздражали бессодержательные или же слишком заумные разговоры, которые велись за столом.

Когда он обращался к Жилю Жиро, своему второму помощнику, то всегда говорил с ним повелительным тоном. Он вел себя как человек, который хотел, чтобы его уважали, но которому не нужно было, чтобы его любили.

А тут он вдруг совершил поступок, который окончательно запутал и ошеломил Сюзанну: он взял ее за руку и подвел к окошку, через которое открывался вид на морской простор.

– Посмотрите и убедитесь в том, насколько был прав Гомер, когда он сказал в своей «Одиссее»: «Ветром наполнившись, он поднялся, и пурпурные волны звучно под килем потекшего в них корабля зашумели; он же бежал по волнам, разгребая себе в них дорогу»!

После того как Сюзи взошла на это судно, она, как только у нее появлялось свободное время, сразу же погружалась в чтение «Одиссеи». Капитан не раз насмехался над ней по этому поводу, заявляя, что его первый помощник предпочитает заниматься не навигацией и связанными с ней проблемами, а чтением. Теперь же, услышав, как капитан почти слово в слово процитировал знаменитейшего древнегреческого поэта, Сюзи поняла, что знакомство Ракиделя с текстом «Одиссеи» не ограничивается эпизодом с сиренами. Приведенная им цитата была очень даже уместной: волны и в самом деле шумели под килем «Шутницы», и этот их шум был слышен в различных помещениях корабля. Фрегат – как и следовавший за ним галеон, – казалось, «бежал по волнам, разгребая себе в них дорогу».

– Не знал, что вам нравятся поэты, капитан, – усмехнулась Сюзи.

– Мы многого друг о друге не знаем, – ответил Ракидель с улыбкой, смысл которой Сюзи понять не смогла.

Это ее встревожило. Однако Ракидель, похоже, просто хотел убедить ее в том, что он вовсе не примитивный мужлан и безжалостный корсар, которым она его считала. Все еще глядя на море, он продекламировал: