Каждый раз, когда Сюзанну охватывал ужас, она думала об Антуане, своем покойном муже. Она задавалась вопросом: если ей придется сейчас утонуть в морской пучине, встретит ли она Антуана на небе? Однако неба над ней уже больше не было: его уничтожила буря.

Тем не менее некоторое время спустя шторм начал постепенно стихать. Ветер мало-помалу ослабевал. Успокаивалось и море. Дождь прекратился. Первый помощник капитана Антуан Карро, выйдя из кают-компании, встретил в коридоре, тянущемся вдоль борта, марсового Клода Ле Кама, державшего в зубах свою короткую трубку.

– Если бывают прекрасные бури, то эта буря была прекрасной, – сказал Клод.

– Меня ее красота что-то не впечатлила, – ответила Сюзи.

– Так вы, по-моему, в первый раз вышли в море, помощник капитана!

– Да, вы правы!

Лицо матроса расплылось в широкой улыбке.

– После такого серьезного испытания у вас, возможно, начнет расти борода, как она растет у других моряков.

Сюзи постаралась не выдавать охватившего ее при этих словах беспокойства. Что имел в виду этот марсовый? Зубы у него были почти черными (наверняка из-за того, что он курил табак), взгляд – лукавым, а лицо – таким же безусым и безбородым, как и у нее, Сюзанны. Клод сменил тон:

– Давайте будем откровенными, помощник капитана, вам не следует меня опасаться. Понимаете, когда капитану, врачу и одному из моих приятелей станет известно, что вы прячете под своим камзолом…

Произнеся эти слова, матрос резким движением расстегнул свой камзол (отчего отлетела одна пуговица), приподнял рубашку и – буквально на одно мгновение – показал Сюзанне свое тело, в котором не было ничего мужского: взору Сюзанны предстали две маленькие заостренные женские груди. Затем матрос поспешно опустил рубашку, застегнул камзол и, взяв ошеломленную Сюзанну за локоть, повел ее за собой в один из углов трюма, в котором находился его (или ее?) гамак.

– Не удивляйтесь. Женщины не так уж и редко оказываются среди мужчин в экипажах, и они ничуть не менее ловкие, чем мужчины, – если, конечно, смогут позабыть о том, каким образом вести себя им уготовано природой…

– Так вы…

– Да, я женщина. Но имя у меня – мужское: Клод. Клод Ле Кам. Меня угораздило родиться в открытом море, тринадцать градусов северной широты, пятьдесят градусов западной долготы, неподалеку от одного из Малых Антильских островов, который называют Барбадос. Однако Ракидель об этом не знает. Он нанял меня марсовым, потому что я умею лазать так же ловко, как обезьяна, и потому что я храбрая. А ты? Ты ведь…

– Никто здесь не знает, какого я на самом деле пола… И ты этого не знаешь.

– Ну, тогда – молчок!

Женщина-матрос сделала жест, который вслед за ней повторила и Сюзи: приложила указательный палец к губам, – после чего они обменялись пристальными взглядами. Затем они долго сидели друг напротив друга в темном углу трюма, в котором пахло рассолом, копченым мясом и застоявшейся водой.

– Сколько тебе лет? – спросила Сюзи, уже забыв о том, что она – первый помощник капитана.

– Не могу сказать. Моя мать мне всегда говорила, что я родилась в тот год, в который король пожаловал дворянством Жана Бара[67]. Она вместе с ним и моим отцом принимала участие в морских сражениях под командованием Турвиля[68]. А еще мои родители вместе с Жаном Баром прорвали блокаду Дюнкерка и вышли в открытое море, ускользнув с семью фрегатами и брандером[69] от сорока английских кораблей. Жан Бар был отчаянным малым, можешь мне поверить… Кстати, а как тебя по-настоящему зовут?

– Сюзанна.

Из рассказа Клода Ле Кама Сюзи так и не смогла понять, сколько этой женщине лет. Она дала бы ей не больше тридцати, но не меньше двадцати двух. То есть эта женщина была немного старше. Сюзи все никак не могла прийти в себя после такого сюрприза: эта особа догадалась, что первый помощник капитана – тоже женщина, и открыла ей глаза на то, что она на этом судне не одна такая! Сюзи с удовольствием подумала о том, что у нее здесь может завязаться женская дружба: после семи дней пребывания в море ей ужасно надоело видеть вокруг себя одних лишь мужчин. Тем не менее ей было очень интересно, как же эта вторая женщина сумела ее, Сюзанну, раскусить, и она спросила ее об этом.

– Женщина всегда сумеет распознать другую женщину, а особенно среди двух сотен «яйценосцев»!

Клод не только была внешне очень похожа на настоящего моряка, но разговаривала так, как разговаривают моряки. Сюзи, скрытая полумраком, улыбнулась.

– А что стало с твоими родителями? – спросила она.

Ответ был уклончивым:

– Они плохо кончили. А с твоими?

– Мать умерла вскоре после того, как родила меня, а отец торгует в Париже сукном… если он еще жив.

– Я – дочь моряков, родившаяся в море, а потому я не могла убежать от своей судьбы. Но вот как такая девушка, как ты, родившаяся на твердой земле, да еще и в Париже, смогла стать первым помощником капитана на корсарском фрегате? Тебе что, нежелательно находиться на суше? Может, ты совершила какое-то преступление, за которое тебя могут вздернуть на виселице? Или же тебя привела в море несчастная любовь?

Сюзи рассказала в общих чертах о своей – еще довольно короткой – жизни, умолчав, однако, о том, что она является владельцем фрегата. Клод удивилась тому, что капитан Ракидель, который был человеком осмотрительным, вдруг решил взять в качестве первого помощника человека малоопытного и… не очень-то похожего на настоящего мужчину.

– По-моему, он догадался, что под мужской одеждой скрывается девица, – сказала она, скривив губы в характерной для нее манере. – Ракидель – хороший моряк, выдающийся корсар, который одержал немало побед и над вражескими кораблями, и над женщинами… Он известен этим во всех портах… Он – пылкий…

– Кролик, – закончила вместо своей собеседницы Сюзи, ничуть не удивившись тому, что услышала.

Клод испуганно скрестила пальцы.

– Не накликай на нас беду, – сказала она, – это слово никогда не произносят на борту судна! Его произносить запрещено!

– Запрещено?

– Да. Оно может навлечь несчастье на корабль. Говори «животное с длинными ушами» или «кузен зайца», но не произноси никогда настоящее название этого зверя… Кстати, их ты на борту никогда и не увидишь.

– А почему?

– Потому что они могут сгрызть пеньковые швы между досками обшивки корпуса судна, и начнет просачиваться забортная вода… Больше никогда не произноси и того слова, которое обозначает должность отца Лефевра… Это тоже запрещено!

– Но ведь он же находится на борту!

– Называй его «кабестаном», как это делают все остальные.

Первому помощнику капитана Антуану Карро еще не раз придется констатировать, что на корабле бытует множество суеверий и что их необходимо знать, чтобы ненароком не вызвать ненависть моряков.

Эти две женщины, ставшие теперь подругами (ибо дружба может родиться и из общей тайны), вернулись к прежней теме разговора.

– Значит, – сказала Сюзи, – капитан Томас Ракидель – пылкий… кузен зайца.

– Всем об этом известно: он никогда не платит во время заходов в порт!

– Никогда не платит?

– Он не нуждается в шлюхах, потому что находит женщин среди горожанок… Они считают его достаточно привлекательным для того, чтобы бесстыдно предлагать ему себя и отдаваться ему, не требуя за это никакого вознаграждения!

Эти два члена экипажа, от которых постарались бы избавиться, если бы узнали их настоящий пол (а ведь это было единственное, что их объединяло), обменивались откровенностями до раннего утра, сидя в гамаке, который марсовый подвесил в укромном углу трюма – подальше от гамаков других матросов. Сюзи понимала почему.

Когда взошло солнце, на корабле был объявлен аврал: пришло время разобраться с ущербом, причиненным судну штормом.

В корпусе корабля появились течи. Их нужно было срочно устранить, а просочившуюся воду – вычерпать. К счастью, стены трюма, в котором находился пушечный порох, не были повреждены, и порох остался сухим. А вот запасы продовольствия пострадали, и коку пришлось их сортировать. Конопатчики, плотники и матросы, отвечающие за паруса, были завалены работой на много дней вперед. Оставалось только надеяться, что вожделенный испанский галеон подождет, пока все повреждения не будут устранены. Кок пришел в отчаяние: мука, из которой он делал сухари, впитала в себя влагу и собралась в комки, да и просо промокло.

Качество подаваемой экипажу еды ухудшилось. Утром в десять часов кок ставил котел на огонь, чтобы сварить соленое мясо в пресной воде. В то же самое время он варил просо до тех пор, пока оно не становилось похожим на рис. Он снимал жир с мяса и клал его в это просо, а когда оно было готово, раскладывал его по тарелкам. Те, кто принимал пищу в кают-компании, морщились. Среди них лишь Ракидель и врач ели с удовольствием. Священник, поднося ложку ко рту, каждый раз зажимал нос, чтобы не чувствовать запаха такой пищи. Врач опасался, что скоро начнется эпидемия дизентерии, и сокрушался по этому поводу:

– У меня и так полно работы после этой бури! Столько ран! Одному из канониров[70] пробило череп, а один из плотников сильно порезал палец теслом![71]

Первый помощник капитана Антуан Карро не воротил нос от подаваемой пищи, но при этом чувствовал, что его скоро опять стошнит.

После того, что Сюзанне рассказал марсовый Клод (наверное, правильнее было бы сказать «марсовая Клод»), она смотрела на капитана уже с новым интересом. Значит, этот вроде бы не очень общительный мужчина одержал немало побед над женщинами! Если раньше она полагала, что ни в его лице с четкими чертами, ни в его манере одеваться, ни в его манере вести себя нет ничего привлекательного, то теперь она вынуждена была себе признаться, что его взгляд был волнующим, а улыбка – завораживающей.

И этот взгляд из-под опущенных век довольно часто останавливался на первом помощнике капитана – останавливался как бы случайно. Сюзи заметила это. Однако, когда она начинала смотреть на него, пытаясь встретиться с ним взглядом, ей это не удавалось.