— Теперь вы должны в точности выполнить то, что я вам скажу, — напомнил ей маркиз.

Ей показалось, что он нервничает.

— Вы знаете, что у меня одно желание — угодить вам, — ответила она.

— Именно этого я и жду от вас, — сказал маркиз.

Ландо остановилось у массивного входа во дворец, где слуги с факелами помогали гостям выйти из экипажа. Повсюду сновали бесчисленные напудренные лакеи в огненно-красных ливреях, обшитых золотым галуном и украшенных сверкающими пуговицами, что придавало им несколько вульгарный вид.

Маркиз первым вышел из ландо и, взяв Фортуну за руку, прошел в открытую дверь мимо кланяющихся слуг. Не дав Фортуне рассмотреть настенные панно с изображением обнаженных богов и богинь, он быстро провел ее по узкой лестнице, покрытой ковром, которая вела на второй этаж.

Поднявшись наверх, они оказались на балконе, окружавшем огромный зал. На всех его четырех сторонах располагались двери с номерами, и только в дальнем конце симметрия нарушалась.

Именно туда и повел ее маркиз. Она пыталась разглядеть, что происходило внизу. Оттуда доносились взрывы смеха и шум разговоров.

Но не успела она понять, куда попала, как маркиз открыл дверь в крошечную комнату и ввел ее туда. Она была бы похожа на шкаф, если бы не окно, из которого хорошо был виден зал под ними.

— Это комната владельца дворца, — объяснил маркиз, заговоривший впервые после того, как они вышли из ландо, — но он разрешил мне воспользоваться ею сегодня вечером, так что вас никто не потревожит. Запритесь изнутри и ни при каких обстоятельствах не выходите, пока я не подам вам сигнал.

— Какой сигнал? — спросила Фортуна.

Маркиз подвел ее к окошечку в стене и велел посмотреть вниз. Она увидела шесть больших ниш, скорее даже комнат без одной стены, которые открывались в зал. В центре зала находился небольшой фонтан с ароматической водой, струи которого стекали в украшенную резьбой чашу.

В четырех нишах стояли столы для карточной игры: в одних большие, в других — маленькие, за которыми уже сидели люди, бросавшие золотые гинеи на зеленое сукно или смотревшие, как ложились карты и огромные суммы денег переходили из одних рук в другие.

В пятой нише, освещенной всего несколькими свечами, хитроумно замаскированными цветными ширмами, танцевали.

В шестой стояли столы, ломившиеся от яств, и лакеи, сновавшие среди гостей, наполняли до краев хрустальные бокалы, которые держали в руках.

Эта ниша была самой красочной, и Фортуна не могла отвести от нее взгляда, пока, наконец, не почувствовала, как рука маркиза нажимает на ее плечо, и поняла, что он хочет, чтобы она перевела взгляд на ту комнату, где стояли столы, рассчитанные лишь на четырех человек.

В ней сидело три человека — один из них был старик, расположившийся в дальнем конце ниши спиной к длинной красной занавеси.

Фортуна почувствовала, как напрягся маркиз, и без слов поняла, кто это.

Герцог был именно таким, каким она его представляла, — старый, уродливый и злой; его руки, похожие на клешни, лежали на столе, а глаза, прикрытые веками, не отрывались от карт. Он не играл, хотя по обе стороны от него сидело двое игроков.

Они ждут, поняла Фортуна, ждут еще одного человека.

— А теперь слушайте меня внимательно, — сказал маркиз. — Я сейчас спущусь вниз и сяду играть с герцогом. Вы будете наблюдать за мной. Примерно через час с небольшим я уроню на пол платок. Вы должны будете тотчас спуститься и подойти ко мне. Но не заговаривайте, пока я сам не обращусь к вам. Стойте рядом и молчите.

Он говорил отрывистыми фразами, словно капитан военного корабля, отдающий приказания.

— Я все поняла, — ответила Фортуна.

— И не забудьте запереть дверь, когда я уйду, — сказал маркиз. — И что бы ни случилось, что бы вам ни послышалось, ни в коем случае не открывайте ее до тех пор, пока вам не надо будет идти ко мне.

— Я запрусь, — пообещала Фортуна.

— И смотрите внимательно, — наставлял ее маркиз. — Не пропустите сигнал, поскольку, когда я уроню платок, лакей почти сразу же поднимет его. Не сводите с меня глаз, Фортуна.

— Обещаю, что буду смотреть не отрываясь, — заверила его она.

Маркиз открыл дверь комнатки и ушел.

Фортуна заперла дверь и, пододвинув к маленькому столику у окна жесткий стул, составляющий все ее убранство, уселась и стала смотреть вниз.

В зале царило веселье. Она заметила, что декольте у дам было еще более глубоким, чем у танцовщиц кордебалета, явившихся на пирушку маркиза. Наряды женщин были дешевыми и довольно безвкусными, а их манеры отличались кричащей вульгарностью.

Ей стало ясно, что некоторые джентльмены уже успели прилично нагрузиться. Они ходили, пошатываясь, и, когда какая-нибудь из дам обвивала их шею, они легко и без протестов валились на удобные диванчики, стоявшие, как уже успела заметить Фортуна, в укромных местах, прикрытые экранами из цветов.

Фортуна увидела маркиза, пересекавшего зал. Он был высок и красив, держался гордо и надменно.

Люди инстинктивно уступали ему дорогу, так что ему не пришлось проталкиваться сквозь толпу. Когда он подошел к игорному столу, за которым сидел герцог, два джентльмена встали, поклонились ему и пересели в глубь комнаты.

Герцог даже не поднял головы. Лакей положил на стол новую колоду карт, и он взял ее своими костлявыми пальцами.

— Аполлон должен выиграть сегодня, непременно должен, — пробормотала Фортуна, сжав руки.

Ей очень хотелось, чтобы он победил злобного старика, сидевшего перед ним. Она молилась об этом. Из ее комнаты ей не было видно, проигрывает ли маркиз или выигрывает, но ей казалось, будто бы какая-то сила идет от нее к Тейну, чтобы защитить его, принести ему удачу — удачу, которая, как он думал, стала сопутствовать ему с тех пор, как она появилась в Лондоне.

Фортуна была так поглощена своими мыслями, что не сразу поняла, что за дверью кто-то кричит:

— Помогите! Помогите же кто-нибудь!

В голосе звучала мольба. Это был вопль отчаяния молодой девушки.

— Помогите… пожалуйста… помогите!

Голос прерывался рыданиями, в нем было столько отчаяния. Фортуна попыталась отвлечься, чтобы не слышать его, — ведь маркиз запретил ей открывать дверь, что бы ни случилось.

— Помогите… п-помогите.

Фортуна встала. Маркиз будет сердиться, но она не могла оставаться глухой к столь отчаянной мольбе о помощи.

Она повернула ключ в замке и приоткрыла дверь. Там никого не было. Вдруг она увидела, что дверь, выходившая на балкон немного правее, наполовину открыта. В проеме стояла девушка.

— Помогите… помогите… помогите мне, — шептала она, и по ее лицу струились слезы.

Фортуна выскользнула на балкон и закрыла за собой дверь.

— Что случилось? — спросила она.

Плачущая девушка была совсем молоденькой. Ее круглое лицо было залито слезами, тушь потекла, помада на губах размазалась, а каштановые волосы, отливавшие золотом, в беспорядке падали на плечи.

— Чем я могу тебе помочь? — спросила Фортуна, поскольку девушке, по-видимому, было трудно говорить.

— Я не знаю… что мне… делать, — всхлипнула она. — Он… помер, точно помер. Но я в этом не виновата… клянусь вам, мисс, совсем… не виновата.

— Кто умер? — спросила Фортуна.

Девушка, прижимавшаяся к двери, словно надеясь найти в этом спасение, отступила, и Фортуна вошла в комнату.

Ей бросился в глаза стол, заставленный тарелками с едой и винными бутылками, кровать под пологом в дальнем конце, два перевернутых стула и опрокинутое ведерко для вина.

Среди этого разгрома лежало тело джентльмена.

— Я не собиралась… его убивать, клянусь… не собиралась, — закричала девушка. — Он схватил… меня, и я… испугалась. Я пыталась… оттолкнуть его. Я вырывалась, и… с ним вдруг что-то случилось. У него в горле… раздался такой звук… будто он подавился… и он упал… на пол… тяжело задышал… и вдруг… замер.

Рыдания сотрясали тело девушки.

— Он… помер… я знаю, что он… помер, и она скажет… что я убила его.

Фортуна стояла, глядя на человека, лежавшего на полу. Это был глубокий старик, совершенно седой, с жестким и неприятным лицом. Под его глазами набухли мешки, а тонкие губы искривились, обнажив гнилые зубы.

— Кто это? — спросила она.

— Не знаю, — ответила девушка, и по ее выговору Фортуна поняла, что она из деревни. — Мне велели… пообедать с ним… и делать то, что он велит. Я о нем… ничегошеньки не знаю. Я приехала в Лондон из Уотерлеса… три дня назад… и она держала меня взаперти. Я хочу назад к маме, больше мне ничего не надо. Но она скажет, что это я его прикончила… я знаю, что скажет.

И снова по ее лицу потекли слезы.

— Ты приехала из Уотерлеса? — спросила Фортуна. — Перестань плакать и расскажи мне о себе.

В ее голосе прозвучал приказ, и девушка попыталась справиться с рыданиями.

— Мы живем в Уотерлесе, — сказала она. — Но там для отца нет работы, а мне уже стукнуло пятнадцать, и я отправилась в Лондон, чтобы стать горничной или работать на кухне у какого-нибудь богача. Так вот, схожу я с дилижанса, и тут со мной заговаривает какая-то дама и заявляет, что у нее есть для меня работа.

«Я хорошо заплачу тебе, — говорит она, — и ты сможешь послать деньги своим родителям».

Она замолчала и закрыла лицо руками.

— Я не знала, что она приведет меня… сюда, клянусь, не знала. Дама дала мне выпить какую-то гадость, от которой мне ужасно хотелось спать, и я не понимала, что происходит. Сегодня вечером она одевает меня… говорит, что мне повезло, и приводит меня сюда… к нему.

Фортуна ничего не сказала, и, помолчав мгновение, девушка продолжила свой рассказ:

— Мне было страшно… очень страшно — он говорил мне такие ужасные вещи. Потом начал рвать на мне платье. За это мне тоже… достанется.