— Мне хочется скорее узнать, какова будет моя судьба. Оказывается, вы продали в Ливорно маленького слугу, который сопровождал меня…

— Да, и сделка неожиданно была выгодной. Я не надеялся столько получить за него, но мне попался итальянский дворянин, искавший учителя французского языка для своего сына. Это позволило мне поднять цену.

— Флипо — учитель французского языка! — воскликнула Анжелика, и снова зазвенел ее легкий смех.

Она с трудом подавила веселость и стала расспрашивать работорговца, не помнит ли он имени итальянского синьора, которому продал Флипо; потом ей, может быть, удастся выкупить верного слугу.

Теперь расхохотался маркиз д'Эскренвиль.

— Выкупить его? Вы что, рассчитываете освободиться? Следует знать, дорогая, что из гаремов не бегут!

Молодая женщина долго вглядывалась в него, пытаясь найти хоть каплю человечности в этом хмуром лице, выплывавшем из тени, потому что рядом поставили зажженный фонарь.

— Вы действительно намерены это сделать?

— А для чего же я держу на своем корабле такую красотку, как вы думаете?

— Послушайте, — сказала она, увлеченная порывом надежды, — если вам нужны деньги, я сумею дать выкуп за себя. Во Франции у меня много денег.

Он покачал головой.

— Нет. Я не собираюсь вести дел с французами. Они слишком хитры. Чтобы получить деньги, мне пришлось бы поехать в Марсель. Это опасно… и это будет нескоро. Мне некогда ждать. Мне надо купить еще один корабль… Разве у тебя хватит на это денег?

— Может быть.

Но тут она вспомнила, в каком плохом состоянии были ее дела ко времени отъезда. Ей пришлось заложить свое судно и его будущий груз, чтобы оплатить свои расходы при дворе. И потом ведь ее положение во Франции, раз она навлекла на себя гнев короля, было очень и очень непрочным.

Она в отчаянии закусила губу.

— Видишь, — сказал он. — Ты у меня в руках. Я твой господин и сделаю с тобой, что хочу.

Путешествие продолжалось. Каждый день пират, проклиная Савари, бросал якорь еще у одного из сухих островков, где было много белых статуй.

На выжженной солнцем почве не росло ничего кроме винограда. Жители изготовляли вино да еще разбивали молотками мраморные статуи и полученный порошок обжигали, добывая известь для побелки домов. Ни вина, ни древние боги не обеспечивали им пропитания.

Измученные голодом жители островов продавали на изредка проходящие суда вино, мешки извести, своих жен и детей. Турецкий жандарм, посланный начальством из Константинополя волочить свою кривую саблю по этим обездоленным островкам, делал вид, что не замечает работорговли христианского пирата. Д'Эскренвиль приглашал его к себе на корабль, они пили вместе кофе на мостике, курили, и, получив несколько цехинов, турок сам наблюдал, как заталкивают в трюм его проданных в рабство подопечных.

Так проплыли Китнос, Сиру, Миконос, Делос.

Несмотря на обещания Савари, тревога не оставляла Анжелику, и часто Эллида не знала, как вывести ее из уныния.

— Как жаль, — как-то воскликнула девушка, — что Рескатор уехал в гости к королю Марокко. Он бы тебя купил.

— Из рук одного пирата перейти в руки другого, что же тут хорошего? — возмутилась Анжелика.

— Это гораздо лучше, чем быть запертой в гареме. Только смерть открывает двери гарема тем, кого евнухи ввели туда. Даже старость не дает освобождения оттуда. Лучше уж принадлежать пирату, — рассудительно объясняла Эллида. — Ну а тот, о ком я говорю, он совсем не так обращается с женщинами, как другие. Вот послушай, сестра моя, я расскажу тебе историю итальянки Лючии, которую берберы захватили в плен на тосканском побережье. Мне поведала об этом, когда я была на рынке рабов в Алжире, одна женщина, встречавшаяся с Лючией уже после того, как Рескатор отвез ее на родину. Лючия жила у него, на его острове с крепостью; там была чудесная еда, и конфет сколько хочешь, и много любви.

Анжелика не могла удержаться от смеха над наивностью девушки.

— Мне не нравятся ни конфеты, ни любовь… По крайней мере, на таких условиях.

— А Лючии это очень нравилось. Ведь в своей бедной Тоскане она никогда не ела досыта. И так как она была красива, как богиня, то очень рано познала удовольствия.

— Ну, что ты от меня хочешь? Я ведь не Лючия, не одалиска, у меня другие вкусы.

Эллида разочарованно замолкла, но вскоре вновь воодушевилась.

— Послушай еще, сестра моя… В Кандии была Мария-армянка. На батистане она легла на пол. И самому распорядителю продажей рабов пришлось взять ее за волосы, чтобы можно было увидеть ее лицо… Она была прекрасна, как ночь, но из-за такого настроения никто не хотел купить ее. А Рескатор купил. И увез ее в свой загородный дворец на острове Милосе. Он завалил ее подарками. Но ничто не помогало. И тогда Рескатор отправился в плавание и вернулся с двумя крошечными детишками. Это были дети Марии-армянки, которых продали какому-то эфиопу.

Гречанка вскочила на ноги и продолжала рассказ, мимикой и жестами воспроизводя то, о чем повествовала.

— Когда она их увидела, то закричала, словно дикий зверь. А потом прижала их к груди и так держала целый день, и никто не смел к ней подойти. Но когда наступила ночь и дети уснули, она встала, намазала тело душистыми притираниями, надела украшения, которые подарил ей Рескатор. И поднялась к нему на террасу, и стала танцевать перед ним, чтобы он ее пожелал… Ах, сестра моя, ты понимаешь?.. Ты понимаешь, что это за человек?..

С поднятыми руками, подобная амфоре, она кружилась, привстав на цыпочки, стараясь показать, как танцевала Мария-армянка. Так плясали, наверно, в прошлом весталки под белыми портиками островных храмов.

Потом она села у ног Анжелики.

— Ты поняла, что я хочу тебе растолковать?

— Нет.

Рабыня проговорила задумчиво:

— Он с каждой женщиной говорит на ее языке. Он волшебник.

— Волшебник! — злобно отозвался маркиз д'Эскренвиль. — Вот что твердит эта дрянь. Немного нужно, чтоб задурить эти птичьи мозги. Странный человек этот проклятый Рескатор, и больше ничего.

— Вы тоже считаете его странным? Почему?

— Потому что он один, понимаете вы это, один из всех пиратов, не торгует рабами и все-таки богаче всех нас благодаря невероятной своей торговле серебром, которая нарушила все порядки и разоряет нас. Волшебник?.. Да. Этот колдун всегда ухитряется выскочить там, где его не ждут. Никто не знает, где его главное логово. Он долго был в Джиджелли, подле Алжира. Потом объявился на Родосе. Потом в Триполи. Теперь, думается, он на Кипре. Это страшный человек, потому что нельзя понять, чем он руководствуется. Возможно, он не в себе. В нашем мире среди пиратов это случается.

— Он действительно отпускает на свободу рабов с захваченных кораблей?

Д'Эскренвиль скрипнул зубами и пожал плечами.

— Безумец! У него большое богатство, и он развлекается тем, что разоряет других. Купцы и банкиры из больших городов готовы ему в ноги кланяться, потому что он, якобы, выравнял курс денег. Он уже начинает везде командовать. Но долго этому не бывать. Пусть его берегут христиане-охранители, найдется человек, который отправит к праотцам в один прекрасный день этого урода с отрубленным носом, эту карнавальную маску, этого базарного колдуна… Волшебник Средиземноморья!.. Ха-ха-ха! Вот я, я — Ужас Средиземноморья… Мы еще посмотрим!.. Я ненавижу его, и все пираты его ненавидят, все торговцы рабами: Меццо-Морте, Симон Данза, Фабрицио Олигьеро, братья Сальвадор, испанец Педро Гармантаз и даже мальтийские рыцари, да все, все… Как это он оказался в милости у султана Марокко Мулея Исмаила? Никому не известно! Могучий султан предоставил ему свой шатер и выделил мавров из собственной стражи. Но хватит говорить об этой личности. Хотите кебаб?..

Он протянул ей блюдо с мясными пирожками (в фарш были добавлены кислые ягоды тамариска), жаренными в бараньем сале.

Глава 14

Каждый вечер маркиз д'Эскренвиль приглашал Анжелику подняться на мостик и разделить с ним обед. Он держался, насколько мог, вежливо, видимо, под влиянием Корьяно. Иногда все же натура брала верх, и он обращался к Анжелике на «ты», говорил разные пакости. Бывало и так, что, вспомнив давнее воспитание, он умел занять внимание молодой женщины. Она обнаружила, что он хорошо образован, знает все восточные языки и может читать греческих классиков в оригинале. Странный это был человек. То на него находили приступы озверения, и он мучил своих рабов, то вдруг проявлял к кому-то из них почти отеческую нежность. Нередко он приказывал привести к рубке десяток хорошеньких негритят, купленных в Триполи. Босоногие дети тихонько становились на коленки и послушно молчали, поблескивая белками больших глаз.

— Ведь хороши? — сказал как-то д'Эскренвиль, любуясь ими. — Знаете, что за этих суданских дикарей платят золотом?

— В самом деле?

— Это же евнухи.

— Бедные дети!

— Почему?

— Их так ужасно искалечили.

— Подумаешь! Их колдуны очень ловко производят эту операцию. А потом смазывают ранку маслом и засыпают ребят по пояс горячим песком пустыни, пока не заживет. Это хороший метод: вожди племен, которые приводят мальчишек на берег и продают их нам, утверждают, что из сотни умирает не более двух.

— Бедные дети! — повторила молодая женщина.

Пират пожал плечами.

— Вот уж кого незачем жалеть. Разве это отродье каннибалов могла ждать лучшая судьба? Они ведь родом из страшных мест, где тот, кто не достался на зуб льву, не спасется от вражеского копья. А враги сожрут его живым. Эти племена питаются кореньями да крысами. А теперь эти мальчишки будут есть досыта. Пока малы, ничего не будут делать, только играть в трик-трак или в шахматы с сыновьями султана либо сопровождать их на соколиную охоту. Ну а когда станут взрослыми, получат первостатейные должности. Вы что, забыли историю? Ведь в Византии несколько евнухов стали коронованными императорами. А сколько я знаю таких, кто командует своим господином, ослепленным наслаждениями. Вы еще услышите о старшем из черных евнухов Султана султанов, о начальнике белых евнухов его брата Солимана, Шамиль-бее, а также об Османе Ферраджи, Верховном евнухе марокканского султана Мулея Исмаила. Это великан, чуть не в два туаза ростом. Замечательный человек, с какой стороны ни посмотреть: свирепый, хитрый, умный. Это он возвел Мулея Исмаила на трон, помогая уничтожить несколько десятков других претендентов, стоявших у Исмаила на пути. — Он остановился, захваченный злой мыслью, и расхохотался.