Роберт улыбнулся.

– Это как раз мы и намерены забрать с собой в Кордову. Чай «Ассам». Не очень-то здесь прибыльное дело – испанцы предпочитают кофе. Но ничего, капитан, возвращаться вы будете с отличным грузом – шерри. Пятьсот бочонков из Хереса. И один, особый бочонок, для личного потребления – моему отцу. Это аментильядо двадцатилетней выдержки. Прекрасное вино. Проследите, чтобы бочонок пришел по адресу, хорошо, капитан?

– Конечно, сэр, все будет так, как Вы сказали. Когда мы должны сниматься с якоря?

– Чем скорее, тем лучше. – Голландец кивнул. – Начинается прилив и ветер крепчает. – Вы правильно все рассчитали, сэр Роберт. Из Вас бы получился неплохой моряк.

– Сомневаюсь. – Его уже начинало подташнивать, качка усиливалась.

Одновременно усиливались и неприятные ощущения в желудке. Но в Кадисе не дождутся, когда будет разгружен этот необычный чай, и чем быстрее это произойдет, тем спокойнее у меня будет на душе, – подумал Роберт.

– Мистер Роберт, могу я у вас кое-что спросить?

– Все, что угодно, Хоукинс. Мне всегда интересно знать, какие у вас возникли соображения по тому или иному вопросу. А сейчас мне кажется, что ваш вопрос вот об этом, – Роберт показал назад, где за ними во след везли в фургонах ящики.

В каждом из них покоились сто шестнадцать слитков золота. Это золото стоило около пятисот тысяч фунтов стерлингов или пятидесяти миллионов реалов. Достаточно для короля Чарльза, черт бы побрал его охочую до денег душу. Но сейчас Роберта терзали мрачные мысли: как доставить золото в Кордову без потерь.

Разбойники в те времена были обычным явлением везде и Испания не стала исключением. Его экипаж с золотом сопровождали две дюжины охранников, вооруженных мушкетами и шпагами, одетых в ливреи цвета золота и бордоского вина – символ дома Мендоза. У самого Роберта за поясом торчали два пистолета. Либо вооружиться до зубов и выглядеть непобедимым, либо прикинуться слабым, беззащитным и, следовательно, ничего за душой не иметь. Роберт предпочел первое и пока на них никто не нападал. Дай Бог, чтобы так продолжалось и дальше.

– Об этом и не совсем… – сказал Хоукинс. – Мне бы хотелось, чтобы Вы прервали поездку, сэр.

– Прервать? Где? И с какой стати? – Роберт пристально посмотрел на карлика, и в голове у него мелькнула мысль, а не ошибся ли он, доверив так много этому маленькому человечку? Может все эти проявления преданности были ничем иным, как лицемерием и теперь он уже садился на крючок, заглатывая наживку? Но эти мысли, лишь возникнув, исчезли. Чутье подсказывало Роберту, что карлик предан им по-настоящему.

– Для того, чтобы сделать остановку, Гарри, ты прекрасно знаешь это, нужна такая причина, что не дай Бог, – сказал Роберт, отведя глаза в сторону.

– Речь идет об одной важной встрече. Я хочу Вас кое с кем познакомить. – Карлик уставился на него, будто желая взглядом проткнуть его или загипнотизировать. – Сэр, это крайне необходимо, кроме того, не надо никуда сворачивать: мы будем проезжать через это место. Лучшего шанса не будет.

– Шанса для чего?

– Для Вас, чтобы получить возможность исправить то, что наделал дон Доминго, – продолжал карлик. – Сделать так, чтобы ангелы оказались на стороне Мендоза и получить благословение Господне.

– Чтобы ангелы оказались на стороне Мендоза, – тихо повторил Роберт про себя. – Как раз этого сейчас очень не хватает.

Карлик не усмотрел грустного юмора в этой реплике.

– Я понимаю. Вот поэтому это так важно. Всего лишь час, не больше и мы будем в полной безопасности, я клянусь.

Карлик обладал даром убеждения. Но хотя Роберта беспокоили слова капитана Граумана, он дал себя уговорить и распорядился, чтобы сделали часовую остановку.

Лицо Хоукинса сияло от счастья. Его маленькое тельце от восторга чуть ли не сводило судорогой.

– Я знал, что это должно было быть именно теперь. Я молился Пресвятой Деве Богородице, чтобы она указала мне нужный момент, и она указала мне его. Это совсем по пути, сэр Роберт. Вон там, слева, поглядите!

– Ты имеешь в виду эту каменную крепость вверху, на холме? В какую же пасть и к какому хищнику ты заставляешь меня сунуть голову, Хоукинс?

– Ни в какую. Это святое место, сэр, монастырь Драгоценной Крови Христа Спасителя. Я обещаю Вам, что там мы будем в безопасности и нам будут рады.

Роберт и один из монахов, который назвал себя братом Илией, направлялись в конец фруктового сада монастыря в поисках уединенного места для беседы. Они оказались в дальнем конце монастырского сада в окружении деревьев, ветки которых согнулись под тяжестью плодов, абрикосов и персиков. Рядом в изобилии росли яблони и гранаты. Роберт не начинал разговор первым, изучая украдкой сопровождавшего его монаха. Он был высокий, почти одного с Робертом роста, такой же худощавый, как он, но его глаза горели фанатическим огнем, который, понятное дело, у Роберта отсутствовал.

– Сеньор, Вы не католик? – поинтересовался монах.

– Нет. А что, Хоукинс предлагал Вам обратить меня в свою веру?

– Нет, но просил помолиться за Вас, и я буду молиться, дон Роберт. Может быть Господь, в его бесконечном милосердии, поможет Вам и укажет на Ваши заблуждения, происходящие от протестантской ереси.

Брат Илия умолк. Роберт был убежден в том, что тот ждет из его уст отрицания принадлежности к протестантам. Ну ладно, пусть себе ждет, хоть до второго пришествия. Роберт не собирался радовать инквизицию еще одним евреем. Он помнил о медальоне, который висел у него под рубашкой и на каком языке на нем была сделана надпись. Впрочем, не только медальон может его разоблачить перед ними. Достаточно снять с него штаны и никаких сомнений в том, что он не протестант и никогда им не был, не останется. Но вообще-то явиться сюда с этим медальоном на груди было глупостью. Следовало бы запрятать его поглубже и не вынимать до самой Кордовы.

Молчание затягивалось. Наконец монах не выдержал и заговорил первым.

– Я хочу утешить Вас, дон Роберт. Давайте присядем, здесь нас никто не услышит, я обещаю Вам.

– Меня это не особенно беспокоит, брат Илия. У меня нет секретов.

– Я понимаю, но мне необходимо кое-что сказать Вам. Быть может это никакие не тайны. Скорее, истинные вещи, хотя об этом в Испании вслух говорить не принято. Гарри рассказал мне, что в Вас течет испанская кровь, но для всех Вы предпочитаете оставаться англичанином.

– Верно.

– Конечно, в вас должна быть испанская кровь, ведь вы – Мендоза. Выходец из рода, столько сыгравшего в политике и истории Испании и причинившего столько несчастий… Вы знаете, я в последнее время очень много думал о Мендоза. Но и для Испании и для Андалузии вы все равно принесли меньше вреда, чем эта высшая знать. Вы ведь намного богаче их?

Роберт сразу же вспомнил о золоте в преддворье монастыря.

– Откровенно говоря, это так, мы намного богаче их. Уж не желаете ли вы некое возмещение за ваши добрые дела, брат? Поэтому вы и хотели встретиться со мной?

– Не совсем, – монах откинул свой клобук назад и Роберт понял, что он был гораздо моложе, чем вначале ему показался.

От его правого уха до угла узкого рта шел лиловый шрам. Интересно, при каких обстоятельствах этот божий человек отхватил такое украшение?

– Разрешите вам признаться в том, что я не тот, кем могу показаться на первый взгляд, – сказал монах.

– Знаете, я это тоже начинаю понимать, – Роберт демонстративно потрогал один из своих пистолетов. Его не обыскивали и не просили сдавать оружие, так что пока он мог обороняться. – И кто же вы в таком случае?

– По крайней мере, не тот, кто мог бы вам угрожать или представлять для вас опасность, – тихо сказал монах, заметив жест, сделанный Робертом. – И это значит, что я не просто обычный человек, живущий в согласии с Богом.

– Согласие, во всяком случае то, о котором вы говорите, такая вещь, мимо которой не всегда можно пройти, – задумчиво сказал Роберт.

– Но ради него я и пришел сюда: обрести спокойствие, жить в согласии с Богом, обрести возможность для молитвы и все безуспешно.

– А, позвольте спросить, почему?

Было заметно, как монах сжал под клобуком руки в кулаки.

– Потому что страдания моих собратьев-испанцев не дают мне покоя. Вам же, дон Роберт, хорошо известно, что Испания – это средневековье. Что наша аристократия ни во что не ставит Бурбонов, что наши политики прогнили насквозь, просмердели и занимаются лишь враждой между собой, что высшие классы напрочь лишены патриотизм и движимы алчностью. Все это сделала из нас страну небольшого числа богатых людей, заправляющих всем в стране и огромного количества бедняков, у которых нет ни малейшего шанса на то, чтобы изменить свое положение.

– Мне достаточно часто приходилось слышать подобные обвинения – ответил Роберт. – Я не уверен в том, что они справедливы.

– Я не сказал и слова неправды, – брат Илия разгорячился. – Вот, взгляните на этот сад хотя бы. Рай, не правда ли? А почему в Андалузии такая плодородная земля? Потому что мавры прорыли здесь каналы для орошения. Ни один христианский правитель об этом и думать не хотел. А здесь у нас, слава Богу, есть каналы, оставшиеся от арабов, а остальная страна – засушливая пустыня.

Монах поднялся и принялся расхаживать по саду, не вынимая рук из своего одеяния. Веревка, кое-как подвязанная к его поясу, раскачивалась в такт ходьбе.

– Испания живет тем, что ввозит серебро и золото из колоний. Вы, сэр, живете тем, что даете взаймы деньги, которые к вам возвращаются с первым кораблем, прибывшим из Америки. И сколько же эти отдаленные страны будут позволять вам грабить себя на благо так называемой матери Испании? Мы знаем о революциях в Северной Америке и Франции? Скоро мы их увидим в Испанской Америке.

Роберт откинулся назад и рассматривал этого страстного оратора, пытаясь определить, кем он был.

– Скажем так: я согласен с вашими утверждениями, ну, хотя бы для того, чтобы наша беседа слишком не затягивалась. Что за средство предлагаете вы, брат Илия?