ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Время течет медленно, и, каждый раз закрывая глаза, я чувствую его волшебный поцелуй на своих губах.

Прикосновение его губ живет в моей памяти, словно повторяющийся сон, который с каждым разом становится все живее и отчетливее. Я кажусь себе принцессой из старинной сказки, спавшей в заколдованном замке, пока поцелуй Мэтью не вернул меня в окружающий мир».

Рэчел перечитала строки, написанные ею в дневнике несколькими часами раньше, и смущенно усмехнулась. «Действительно, принцесса из старинной сказки», — подумала она, задумчиво улыбаясь. Ей представилось, что платье, лежащее на спинке кресла, вот-вот превратит ее в царицу бала. Или, по крайней мере, в царицу званого обеда у Деверо.

С того ненастного вечера она не видела Мэтью. На следующий день он прислал ей записку, сообщая, что неожиданное и спешное дело вынуждает его немедленно покинуть город и что вернется он только в день назначенного его матерью обеда. Он намекал, что по возвращении должен будет обсудить с ней нечто важное.

Рэчел отперла ящик секретера и вытащила письмо Мэтью. Указательным пальцем она провела по отчетливым темным буквам, которыми было написано ее имя. Открыв кремовый конверт, она вытащила листок бумаги с готической буквой «Д» в правом верхнем углу.

«Ма сhйre Рэчел.

Дела вынуждают меня уехать, в то время как я жажду остаться. Покинуть вас — это для меня то же самое, что расстаться с частью собственной души».

Улыбка тронула губы Рэчел, когда она перечитала последнюю фразу. Оказывается, Мэтью умел выражаться поэтически.

«Вы должны знать, что произошедшее между нами отнюдь не легкомысленный поступок с моей стороны. То, что связывает нас, значит для меня гораздо больше, чем вы можете себе представить.

В знак моего глубокого уважения к вам, я прошу вас принять этот маленький подарок и помнить меня, так же как я постоянно помню вас.

Мэтью Деверо».

Рэчел была чрезвычайно тронута подарком Мэтью. Он был доставлен отдельно от письма и упакован в белый кружевной сверток. К свертку была приколота коробочка со словами: «Это принадлежало моей бабушке. Теперь это ваше». Она пришла в восторг от подарка и поклялась не расставаться с ним. Сегодня вечером она положит его в свой ридикюль, чтобы показать Мэтью, как она дорожит этим сокровищем. Развернув кружево, Рэчел осторожно вытащила четки. Серебряные звенья соединяли между собой овальные перламутровые бусины. Четки, прекрасные и изысканные, были предназначены для нежных рук настоящей леди. Ни одному человеку Рэчел не показала четок. Это была ее тайна. Подобно скупцу, Рэчел желала хранить их для себя одной, боясь, что чужой взгляд нарушит ту мистическую связь с Мэтью, которую они символизировали. Это было нечто слишком личное, нечто такое, чем она не могла делиться ни с кем. Это была часть Мэтью. И хотя она воспитывалась в англиканской вере своей матери, Рэчел прекрасно знала, какую роль играет этот предмет для католиков, ведь ее отец посвятил ее в основы своей религии.

Это был, она знала, дар уважения, и восхищения и, быть может, — страстно надеялась она — любви?

Рэчел спрятала письмо обратно в ящик и заперла. Подойдя к большому зеркалу в подвижной раме, она принялась внимательно разглядывать собственное отражение. Сумеет ли она заставить его забыть, что до нее в его жизни были другие женщины? Мэтью был искушенный мужчина, а она неопытная и наивная девочка, только-только расставшаяся со школьной скамьей.

И все же он целовал ее не так, как целуют детей. Держа ее в объятиях и осыпая поцелуями, он испытывал подлинную страсть, она чувствовала это.

Рэчел взяла новое платье и приложила к себе, улыбаясь своему отражению. Она даже сделала шутливый реверанс.

— Я стучала, мой ангел, но ты, по-видимому, не слышала, — сказала Кэтлин Галлагер, входя в комнату дочери с бархатной коробочкой и руках.

Вид дочери, превратившейся к своим восемнадцати годам в настоящую красавицу, заставил Кэтлин улыбнуться с радостью и гордостью. По случаю сегодняшнего торжества она решила сделать Рэчел сюрприз.

— Я бы хотела, чтобы сегодня вечером ты надела вот это, — сказала Кэтлин, протягивая дочери коробочку.

Рэчел положила платье обратно на кресло и взяла из материнских рук коробочку в форме сердца, обтянутую темным бархатом. Открыв ее, она удивленно взглянула на мать.

— Твои жемчуга, мама! — воскликнула она.

— Да, мне показалось, что они словно специально созданы для сегодняшнего вечера.

Кэтлин вынула украшения из бархатного гнездышка и застегнула ожерелье на тонкой девичьей шее. Три ряда молочно-белых жемчужин поблескивали на нежной шейке Рэчел, не уступающей им в белизне. Затем Кэтлин вдела в уши девушки серьги и отступила, чтобы полюбоваться делом своих рук.

Рэчел повернулась к зеркалу, поглаживая пальцами гладкую поверхность жемчужин и любуясь их мерцанием.

— О мама, они такие красивые! — восхищенно выдохнула она.

Кэтлин крепко обняла ее.

— Это ты красивая, моя радость, — возразила она. — А жемчуга только подчеркивают твою прелесть.

— Но разве ты сама не собиралась надеть их сегодня?

Кэтлин покачала головой:

— Сегодня они принадлежат тебе. Увидев тебя в новом наряде и этих жемчугах, мсье Деверо не сможет оторвать от тебя глаз.

— Ты правда так думаешь? — спросила Рэчел.

— Уверена.

Кэтлин взяла в руки платье, лежавшее на кресле.

— А теперь не сыграть ли мне роль твоей горничной и не помочь ли тебе одеться?

— Да, пожалуйста, — ответила девушка, — но прежде всего я хочу надеть еще одну нижнюю юбку.

Она подошла к шкафу и, вытащив нижнюю юбку из белого кружева, надела ее поверх двух других, уже красовавшихся на ней. Она затянула на талии ее завязки и влезла в свой вечерний туалет, после чего Кэтлин застегнула у нее на спине прелестные, обтянутые шелком пуговки.

Рэчел стояла перед зеркалом и радостно улыбалась, довольная тем, как чудесно она выглядит в новом наряде и материнских жемчугах. Покрой платья, в сочетании с туго затянутым корсетом, выгодно подчеркивал ее тонкую талию и пышную грудь.

Часы на каминной полке пробили половину седьмого.

— Я должна пойти одеться, — сказала Кэтлин, еще раз нежно обняв дочь. — Я чувствую, что этот вечер будет счастливым для тебя, — одобрительно добавила она.

Еще час, и она узнает, какое впечатление произведет она на Мэтью. Поправляя последние мелочи в своем туалете, Рэчел молилась о том, чтобы ее мать оказалась права и сегодняшний вечер действительно стал для нее счастливым. Ведь если Мэтью не любит ее столь же сильно, как она его, то как она будет жить? Как она вынесет подобное разочарование?

— Дорогая моя, вы выглядите прелестно! — воскликнула Фрэнсис Деверо, пока слуга помогал Рэчел снять голубой плащ, очень гармонировавший с ее туалетом.

Она повернулась к мужу, который стоял с ней рядом, встречая гостей.

— Не правда ли, она прелестна, Эдуард?

Мсье Деверо-старший поклонился со своей обычной любезностью и поцеловал руку Рэчел.

— Trйs belle, vraiment[20], — согласился он.

Слегка смущенная словами мадам Деверо, Рэчел представила ей свою мать, в то время как глаза ее искали по всему вестибюлю высокую фигуру Мэтью.

Фрэнсис Деверо правильно истолковала ее беспокойный взгляд.

— Мэтью спустится к нам с минуты на минуту, моя дорогая, — тихонько сказала она на ухо Рэчел. — Он прямо с дороги и переодевается у себя в комнате. — Она повернулась к родителям Рэчел: — Давайте поднимемся в гостиную и подождем там моего сына и остальных гостей.

Коннор шагнул вперед, предложив руку мадам Деверо, Кэтлин оперлась на руку Эдуарда, Рэчел следовала за ними, поглощенная мыслями о Мэтью и не замечая элегантной обстановки дома Деверо. Предвкушая встречу с ним после неожиданной разлуки, она нервничала и к ее горлу время от времени подкатывала легкая дурнота. Неужели справедливо это старинное утверждение, что в разлуке любовь становится крепче? Разве сможет она полюбить Мэтью сильнее, чем любит сейчас? «Нет, — решила она, — это просто невозможно». Минуты тащились еле-еле, словно некая невидимая рука останавливала их течение. Рэчел прихлебывала холодный ромовый пунш, поданный одним из улыбающихся слуг, вежливо прислушивалась к разговорам вокруг нее и коротко отвечала на обращенные к ней вопросы. Она познакомилась с другими гостями — двоюродным братом Эдуарда, его женой и доктором Жерве Мэллореном. Последний — как решила она — находился по возрасту где-то между ее отцом и Эдуардом Деверо.

Разговор представлял собой обычную светскую беседу на нейтральные темы, не позволявшие ему принять мало-мальски опасный оборот, а Рэчел, призвав на помощь все свое терпение, ожидала появления Мэтью. В конце концов она была вознаграждена. Ей не требовалось поворачивать голову, чтобы узнать, что он вошел в комнату. Их словно соединяла невидимая нить, позволявшая ей буквально ощущать каждое движение Мэтью. Ей казалось, что даже ее ноги прямо-таки чувствуют звук его шагов.

— Мэтью! — радостно воскликнула его мать.

Войдя в комнату, он направился прямо к своей матери и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. Он произнес все принятые в таких случаях фразы, приветствуя родителей Рэчел, здороваясь с доктором и своими родственниками, и наконец обратился к ней.

— Мисс Галлагер, — произнес он официальным тоном. Однако взгляд его голубых глаз согрел сердце Рэчел. Хотя Мэтью выглядел утомленным, лицо его было бледным и осунувшимся, глаза его говорили совсем о другом. Они говорили, что встреча с Рэчел стала глотком живительного напитка для его усталого тела.

На губах Рэчел заиграла улыбка.

— Мэтью, — пробормотала она внезапно охрипшим голосом, не заботясь о том, бросается ли ее влюбленность в глаза присутствующим.

В этот момент дворецкий Деверо Жан Марк, высокий негр с коротко подстриженными седыми волосами, появился в гостиной и своим певучим голосом объявил, что кушать подано. Мэтью протянул Рэчел руку и помог ей подняться со стула.